Джон Гришэм - Признание
— К этому я вряд ли могу что-то добавить. — Доктор умудрялся одновременно есть, читать и разговаривать.
— Конечно, конечно.
— А какое преступление он совершил?
Кит подумал, что доктору об этом лучше не знать.
— Тяжкое. Он рецидивист, провел полжизни в тюрьме.
— А что ему надо в нашей церкви?
— Двери храма открыты для всех, Кайл. Все люди — Божьи дети, и мы должны помогать всем, даже тем, кто совершил преступление.
— Это правда. Есть причины для тревоги?
— Нет. Он безобиден. — «Правда, лучше держать его подальше от девушек, женщин и, возможно, даже от маленьких мальчиков», — мысленно добавил Кит, еще раз поблагодарил доктора и откланялся.
— Увидимся в воскресенье, — сказал доктор, снова погружаясь в чтение.
Анкор-Хаус оказался зданием, похожим на коробку из красного кирпича и с крашеными окнами. В нем могло располагаться что угодно, и за сорок лет существования дом этот наверняка не раз менял хозяев. Тот, кто его возводил, видимо, очень торопился, потому решил обойтись без архитектурных излишеств. В семь вечера Кит пешком добрался до Семнадцатой улицы и зашел в Анкор-Хаус. За импровизированной стойкой дежурил бывший заключенный.
— Слушаю, сэр, — произнес он без нотки дружелюбия.
— Мне нужен Тревис Бойетт, — сказал Кит.
Дежурный бросил взгляд налево, где в просторной комнате с десяток мужчин смотрели по телевизору «Колесо фортуны».[11] Звук был включен очень громко. Потом дежурный перевел взгляд направо: в другой комнате примерно столько же постояльцев читали потрепанные книги или играли в шахматы и шашки. Бойетт с газетой в руках сидел в кресле-качалке в углу.
— Туда, — показал дежурный, кивая. — Пожалуйста, внесите сюда свое имя и распишитесь.
Сделав это, Кит прошел в комнату. Увидев его, Бойетт вскочил.
— Не ожидал вас здесь увидеть, — удивленно произнес он.
— Я был неподалеку отсюда. Мы можем поговорить?
Кое-кто из постояльцев лениво разглядывал Кита, а те, что играли в шашки и шахматы, не обратили на него никакого внимания.
— Конечно, — неуверенно кивнул Бойетт. — Давайте пройдем в столовую.
Кит направился за ним, наблюдая, как при каждом шаге его левая нога чуть запаздывала и немного шаркала, а палка размеренным стуком отмечала продвижение вперед. Пастор подумал, как должно быть ужасно жить с опухолью четвертой степени, которая постоянно растет в голове и от которой, кажется, вот-вот треснет череп. Каким бы плохим человеком ни был Бойетт, Кит испытывал к нему жалость. По сути, тот уже был живым трупом.
Столовая представляла собой небольшой зал с четырьмя длинными столами и широким проходом, ведшим на кухню. Там команда дежурных развлекалась, громыхая кастрюлями и сковородками в ритм гремевшему по радио рэпу. Для беседы, не предназначавшейся для чужих ушей, лучшего места было не найти.
— Мы можем поговорить здесь, — сказал Бойетт.
В воздухе стоял сильный запах горелого масла. Они сели друг напротив друга за стол, усыпанный хлебными крошками. Поскольку общих тем, кроме погоды, у них не было, Кит хотел сразу перейти к делу.
— Хотите кофе? — вежливо поинтересовался Бойетт.
— Нет, спасибо.
— И правильно. Здесь самый плохой кофе в Канзасе. Хуже, чем в тюрьме.
— Тревис, после вашего ухода утром, я нашел в Интернете сайт Донти Драмма и провел целый день за его изучением. То, что там написано, просто поразительно! И его вина вызывает очень серьезные сомнения.
— «Серьезные сомнения»? — переспросил Бойетт, рассмеявшись. — Еще бы их не было! Этот парень не имеет никакого отношения к тому, что произошло с Никки.
— А что с ней произошло?
Испуганный взгляд, как у оленя, выхваченного из темноты лучом прожектора. Бойетт обхватил голову руками и начал тереть. Плечи его задрожали, и снова появился тик. Кит смотрел на него и почти физически ощущал, как он страдает. Бас рэпа не утихал.
Кит медленно сунул руку в карман, вытащил сложенный листок бумаги и, развернув его, подвинул через стол к Бойетту.
— Узнаете? — спросил он. Это была распечатанная с сайта черно-белая фотография Николь Ярбер в костюме группы поддержки. Она улыбалась так, как умеют только юные девушки.
Сначала Бойетт не отреагировал. Ом смотрел на Никки, будто видел ее впервые. Он долго разглядывал фотографию и вдруг у него хлынули слезы. Не было рыданий или всхлипываний, только ручейки слез, струившиеся по щекам и капавшие с подбородка на фото. Бойетт, не пытаясь их вытереть, перевел взгляд на пастора. Они долго смотрели друг на друга, а слезы продолжали литься. Фотография совсем промокла.
Наконец Бойетт кашлянул и произнес:
— Я очень хочу умереть.
Кит, отлучившись на минутку, вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, наполненными черным кофе, и бумажными полотенцами. Бойетт взял одно, вытер лицо и подбородок и сказал:
— Спасибо.
— Что произошло с Никки? — спросил Кит.
Прежде чем ответить, Бойетт, казалось, сосчитал до десяти.
— Она все еще у меня.
Кит считал, что готов к любому ответу, но такого он точно не ожидал. Неужели она жива? Нет. Последние шесть лет Тревис провел в тюрьме. Может, он где-то ее запер? Он сумасшедший!
— Где она? — решительно спросил Кит.
— Похоронена.
— Где?
— В Миссури.
— Послушай, Тревис, так мы никуда не продвинемся. Ты пришел ко мне в офис с одной-единственной целью, и эта цель — признание. Но у тебя не хватило духу, и вот я здесь. Расскажи мне все.
— Какая вам разница?
— Ответ очевиден, и ты его знаешь. Невинного человека собираются казнить за преступление, которое совершил ты. Возможно, нам удастся его спасти.
— Сомневаюсь.
— Ты убил Николь Ярбер?
— Это останется между нами, пастор?
— Ты так хочешь?
— Да.
— Почему? Почему не признаться во всем и не попытаться спасти Донти Драмма? Ты должен так поступить, Тревис. Твои дни сочтены — ты сам об этом сказал.
— Так это между нами, пастор, или нет?
Кит глубоко вздохнул и сделал глоток кофе. Это была ошибка — насчет кофе Тревис говорил правду.
— Если хочешь, чтобы все осталось между нами, Тревис, пусть будет так.
Улыбка и тик. Бойетт осмотрелся, будто боялся, что их подслушают, и сказал, кивая в такт головой:
— Да, пастор, я убил ее. Сам не знаю зачем. Никогда этого не знал.
— Ты похитил Николь на парковке?
Опухоль снова дала о себе знать — острая боль буквально раскалывала голову. Бойетт снова с силой сжал виски, стараясь хоть как-то облегчить приступ.
— Я схватил ее и оттащил в сторону. У меня был пистолет, и она не особенно сопротивлялась. Мы уехали из города. Я продержал ее несколько дней. У нас был секс. Мы…
— У вас не было секса. Ты ее изнасиловал.
— Да, много-много раз. А потом я сделал это и похоронил ее.
— Ты убил ее?
— Да.
— Как?
— Задушил ее же ремнем. Он все еще там, затянут вокруг горла.
— Ты закопал ее?
— Да. — Бойетт снова взглянул на фото, и Киту показалось, что он еле заметно улыбнулся.
— Где?
— К югу от Джоплина, где я вырос. Там много холмов, долин, оврагов, просек и тупиковых дорог. Ее никогда не найдут. Даже близко не подберутся.
В наступившей тишине Кит лихорадочно размышлял. Конечно, нельзя исключать, что все это неправда, но пастор не мог себя заставить в такое поверить. Однако зачем Бойетту лгать, особенно сейчас, когда жить осталось так недолго?
Свет на кухне погас, радио выключили. Оттуда вышли три афроамериканца внушительных размеров и направились через столовую к выходу. Проходя мимо священника, они вежливо поздоровались и заговорили с ним, а Тревиса едва удостоили взглядом. Покидая столовую, они закрыли за собой дверь.
Кит взял распечатку фотографии и перевернул лицом вниз, после чего достал ручку и что-то записал.
— Ты не расскажешь о себе, Тревис? — спросил он.
— Конечно. Мне все равно нечего делать.
— Что ты делал в Слоуне, штат Техас?
— Я работал на строительную компанию под названием «Р.С. Макгуайр и сыновья» неподалеку от Форт-Смита. У них был контракт на строительство склада для Монсанто к западу от Слоуна. Меня наняли как разнорабочего — поганая работенка, но другой найти не удалось. Мне платили меньше минимальной зарплаты, наличными, без всякой регистрации, совсем как мексиканцам. Шестьдесят часов в неделю по единой ставке, никакой страховки, никаких перспектив, вообще ничего. Вам не стоит терять времени на проверку моих слов в этой фирме, поскольку официально я там никогда не работал. Я снимал комнату в старом мотеле за городом, который назывался «Ребел мотор инн». Наверное, он и до сих пор там стоит. Можете проверить. Сорок долларов в неделю. Я проработал там пять или шесть месяцев. Однажды увидел за школой футбольное поле, купил билет и пришел посмотреть игру. Там было много народа, и все смотрели футбол. Все, кроме меня. Я разглядывал девушек из группы поддержки. Мне всегда нравилось за ними наблюдать. Хорошенькие маленькие попки, короткие юбки, трико в обтяжку. Они пританцовывают, подпрыгивают, раскачиваются и выставляют себя напоказ. Они хотят, чтобы их разглядывали. Вот тогда я и влюбился в Николь. Она там выступала для меня и всю себя демонстрировала. Я понял с первого взгляда, что она та, кто мне нужен.
