Дин Кунц - Лицо страха
— Франклин — такое обыденное имя, — говорила обычно его бабушка. — Вот Дуайт — это что-то особенное, так звали твоего дедушку, а он был замечательным человеком, не таким, как все. Ты вырастешь и будешь похожим на него, будешь выше и значительнее других. Пусть все называют тебя Фрэнком, для меня ты всегда будешь — Дуайт.
Бабушка умерла десять лет назад. Девять с половиной лет никто не называл его Дуайтом. Шесть месяцев назад он встретил Билли. Тот понимал, что значит выделяться среди других и чувствовать свое превосходство. Билли сам был таким и поэтому имел право называть его Дуайтом. Это имя давало ключ к его психике, всегда поднимало его дух, напоминало о том, что он предназначен для необыкновенно высокого положения в жизни.
— Я несколько раз пытался дозвониться тебе прошлой ночью, — сказал Билли.
— Я отключал телефон, чтобы можно было выпить немного виски и спокойно поспать.
— Ты смотрел газеты сегодня утром?
— Я только встал.
— Ты что-нибудь слышал о Харрисе?
— О ком?
— Грэхем Харрис. Психолог.
— Нет. Ничего. А в чем дело?
— Прочти газеты, Дуайт, а затем мы поговорим за завтраком. Ты сегодня выходной, не так ли?
— У меня всегда выходные по вторникам и пятницам. А что случилось?
— "Дейли ньюс" расскажет тебе обо всем. Купи газету. Встретимся в кафе «Леопард» в половине двенадцатого.
Нахмурившись, Боллинджер сказал:
— Послушай...
— В половине двенадцатого, Дуайт. — Билли повесил трубку.
День был мрачный и холодный. Густые темные облака плыли на юг так низко, что, казалось, задевали верхние этажи небоскребов.
За три квартала до ресторана Боллинджер вышел из такси и купил в киоске «Дейли ньюс». Продавец в широком пальто, укутанный шарфом, в свитере, в перчатках и в шерстяной лыжной шапочке был похож на мумию.
Внизу, на первой странице газеты была помещена фотография Эдны Маури, предоставленная клубом «Горный хрусталь». Она улыбалась и была очень красивой. В верхней части страницы в глаза бросался заголовок:
МЯСНИК УБИВАЕТ НОМЕР ДЕСЯТЬ.
ПСИХОЛОГ ПРЕДСКАЗЫВАЕТ УБИЙСТВО
За углом он перевернул страницу и попытался прочитать статью, пока ждал зеленого сигнала светофора. От ветра глаза слезились. Ветер вырывал газету из рук, ни одного слова невозможно было прочитать.
Он пересек улицу и шагнул в фойе офиса.
Его зубы еще стучали от холода, но ветра здесь уже не было. Наконец он прочитал о Грэхеме Харрисе и «Полночном Манхэттене».
Этот Харрис уже сообщил всем, что его имя Дуайт и полиция хорошо знает его.
Черт возьми! Как смог этот сукин сын так много узнать? Психические возможности? Это слишком нелепо. Такого не бывает. Может, он был там?
Обеспокоенный, Боллинджер прошел в угол, выбросил газету в мусорный ящик, согнулся от ветра и поспешил к ресторану.
* * *«Леопард», расположенный на Пятнадцатой улице около Второй авеню, был уютным ресторанчиком с небольшим залом и прекрасной кухней. Обеденный зал — не больше обычной гостиной. Композиция из искусственных цветов, заполнявшая центр зала, составляла единственный элемент украшения скромной в целом обстановки.
Билли сидел за столиком у окна. Через час «Леопард» заполнится посетителями и шумными разговорами. Сейчас было еще рано, только минут через пятнадцать наступит обеденный перерыв и появится толпа из ближайших офисов. Пока Билли был единственным посетителем.
Боллинджер сел напротив него. Они пожали друг другу руки и заказали вино.
— Плохая погода, — сказал Билл. Его южный акцент резал слух.
— Да.
Они смотрели друг на друга поверх вазочки с розой, стоявшей в центре стола.
— Плохие новости, — наконец сказал Билли.
— Да.
— Что ты думаешь?
— Диковина какая-то — этот Харрис, — сказал Боллинджер.
— Дуайт... Никто, кроме меня, не знает этого имени. Он не много им подсказал.
— Мое второе имя указано на всех моих протоколах в рабочей картотеке в департаменте.
Разворачивая чистую салфетку, Билли сказал:
— У них нет никаких причин для подозрений, что убийца — полицейский.
— Харрис сказал им, что они уже знают Мясника.
— Они могут предположить, что это один из тех, кого уже допрашивали.
Нахмурившись, Боллинджер произнес:
— Если он даст им еще немного деталей, я пропал.
— Я думал, что ты не веришь в психологов.
— Я ошибался. Ты был прав.
— Извинения приняты, — ответил Билл, слегка улыбнувшись.
— Этот Харрис... можем мы поговорить с ним?
— Нет.
— Он не сможет понять.
Официант принес напитки. Когда они снова оказались одни, Боллинджер спросил:
— Я никогда не видел этого Харриса. Какой он из себя?
— Я опишу тебе его чуть позже. А сейчас... ты не расскажешь мне, что собираешься делать?
Боллинджер еще не думал об этом. Без малейшего колебания он сказал:
— Убить его.
— А... — тихо произнес Билли.
— Возражения?
— Абсолютно никаких.
— Хорошо. — Боллинджер осушил половину стакана. — Все равно я сделаю это, даже если ты и будешь возражать.
Официант подошел к их столику и предложил ознакомиться с меню и сделать заказ.
— Через пять минут, — сказал Билли. Когда официант ушел, он спросил: — Когда ты убьешь Харриса, ты разделаешься с ним так же, как всегда делал Мясник?
— Почему нет?
— Но другие же были женщины.
— Это еще больше расстроит и разочарует их, — ответил Боллинджер.
— Когда ты собираешься сделать это?
— Сегодня вечером.
Билли добавил:
— Я думаю, он живет не один.
— Со своей матерью? — спросил Боллинджер кислым тоном.
— Нет. Я думаю, у него есть женщина.
— Молодая?
— Полагаю, что так.
— Хорошенькая?
— Он производит впечатление человека с хорошим вкусом.
— Что ж, это еще лучше, — сказал Боллинджер.
— Я полагал, что ты именно так и скажешь.
— Двойной прыжок, — произнес Боллинджер. — Это только добавит веселья, — усмехнулся он.
8
— Вам звонит детектив Предуцки, мистер Харрис.
— Я поговорю с ним, соедините. Алло!
— Извините, что беспокою вас, Грэхем. Мы не могли бы быть менее официальными в обращении? Могу я называть вас Грэхем?
— Конечно.
— Пожалуйста, называйте меня Айра.
— Весьма польщен.
— Вы очень любезны. Надеюсь, я не помешал?
— Нет.
— Я знаю, вы занятой человек. Может, я позвоню позже? Или, может быть, вы позвоните мне, когда освободитесь?
— Вы мне не помешали. Что вас интересует?
— Вы помните строки, которые мы нашли на стенах в квартире Маури?
— Очень ясно.
— Так вот. В течение последних нескольких часов я пытался найти источники, откуда они взяты, и...
— Вы все еще на службе?
— Нет, нет, я дома.
— Вы хоть поспали?
— Я бы хотел, но не могу спать более четырех-пяти часов в сутки последние двадцать лет. Я, вероятно, разрушаю свое здоровье. Я знаю это наверняка. Но у меня такой уж склад ума. В моей голове полно всякого мусора, тысячи бесполезных фактов, и я не могу перестать думать о них. Я не могу спать, потому что постоянно думаю об этом.
— Что-нибудь проясняется?
— Да. Я говорил вам прошлой ночью, что стихи звучат, как набат: «Ринта рычит, мечет молнии в небе нависшем. Алчные тучи клокочут в пучине». Как только я увидел эти строки, я сказал самому себе: «Айра, это из написанного Вильямом Блейком». Видите ли, когда я был в колледже тот единственный год, моим увлечением была литература. Я написал реферат по Блейку двадцать пять лет назад... В общем, сегодня утром я купил эрдманское издание поэзии и прозы Блейка. И я нашел эти строки в «Предварении» из «Бракосочетания Рая и Ада». Вы знакомы с поэзией Блейка?
— Боюсь, что нет.
— Он был мистиком и психологом.
— Ясновидящим?
— Нет. Но с психологическими склонностями. Он считал, что люди могут стать богами. В своем творчестве он был поэтом хаоса и катаклизмов, но в то же время оставался оптимистом. Ну, а помните строку, которую написал Мясник на двери спальни?
— Да. Нить над бездной.
— У вас нет идеи, откуда это?
— Нет.
— И у меня не было. Поэтому я позвонил своему другу — профессору Колумбийского университета. Он тоже не знал, откуда эта строка, но обратился к своим коллегам. Одному из них строка показалась знакомой. Они просмотрели изречения видных философов и восстановили цитату полностью: «Человек — это нить, натянутая между животным и суперчеловеком. Нить над пропастью».
— Кто это сказал?
— Любимый философ Гитлера.
— Ницше?!
— Вам знакомы его работы?
— Поверхностно.
— Он верил, что люди могут быть богами. Или некоторые из них могут стать богами, если общество позволяет им подняться и использовать данную им власть. Он верил, что человечество двигалось к обожествлению. Видите, есть значительное сходство между Блейком и Ницше. Вот почему Мясник может цитировать их обоих. Но есть и проблемы, Грэхем.
