Ю Несбё - Охотники за головами
Я вернулся к входным дверям, аккуратно снял купальную шапочку и перчатки и аккуратно протер дверную ручку с обеих сторон, прежде чем закрыть за собой дверь. Улица лежала такая же по-утреннему тихая и по-осеннему сухая до хруста в невозмутимом солнечном свете.
По пути к машине я взглянул на часы. Двенадцать четырнадцать. Это рекорд. Пульс был частый, но он повиновался мне. Через сорок шесть минут Уве снова активирует систему наблюдения у себя на пульте. И примерно в то же время, по моим расчетам, Иеремиас Ландер поднимется с кресла в одной из наших комнат для интервью, пожмет руку председателю правления и еще раз выразит свои сожаления, а затем покинет наш офис и таким образом выйдет из зоны моего контроля. Но не из моего стойла. Фердинанд — в соответствии с моей инструкцией — должен будет объяснить заказчику: он очень сожалеет, что вышел облом, но если они в дальнейшем не хотят, чтобы такая рыба, как Ландер, сошла с крючка, то пусть будут готовы поднять предложение по зарплате процентов на двадцать. А лучше на треть.
И это только начало. Через два часа и сорок шесть минут я выйду на крупную дичь. На графскую охоту. Мне недоплачивают — ну так что же? В гробу я видал и Стокгольм, и старшего инспектора Бреде: я — царь горы.
Я шел и насвистывал. И листья шуршали у меня под ногами.
5. Признание
Как уже говорилось, американские следователи Инбау, Рейд и Бакли, издав в 1962 году книжку «Criminal Interrogation and Confessions»,[7] заложили основы того, что затем стало господствующей техникой ведения допросов в западном мире. Разумеется, на самом деле эта техника стала господствующей гораздо раньше, Инбау, Рейд и Бакли в своей методике девяти шагов только обобщили столетний опыт получения признаний от подозреваемых, накопленный в ФБР. Метод показал свою неслыханную эффективность как на виновных, так и на невиновных. После того как анализы ДНК сделали возможным дополнительную проверку, обнаружились сотни невинно осужденных только в США. Примерно четверть этих несправедливых приговоров основывалась на признаниях, полученных девятишаговым методом. Что само по себе кое-что говорит об этом потрясающем инструменте.
Моя цель — заставить кандидата признаться, что его равнодушие к предложенной работе — это блеф. Если он пройдет все девять шагов и так и не признается, то будут основания считать, что кандидат в самом деле считает себя весьма квалифицированным. А я собираю именно таких. Я по-прежнему говорю «он», поскольку методика девяти шагов ориентирована в первую очередь на мужчин. Мой немалый опыт свидетельствует, что женщины редко ищут работу, для которой они не имели бы достаточной — или даже избыточной — квалификации. Ложные признания чаще случаются тоже, естественно, у мужчин, но тут ничего страшного. Они все-таки не в кутузку попадают, а просто теряют шанс занять руководящую должность, для которой способность выдержать стресс — это именно то качество, которое мы ищем.
Я использую Инбау, Рейда и Баклера без особых угрызений. Это как скальпель рядом с хилерами, траволечением и пустопорожним трепом психоаналитиков.
Шаг первый — это прямая конфронтация, и многие колются уже на этом этапе. Ты ясно даешь понять кандидату, что знаешь все, что ты сидишь на кипе доказательств того, что квалификация испытуемого недостаточна.
— Возможно, я слишком погорячился, выказав интерес к вашей кандидатуре, Грааф, — сказал я и откинулся на спинку кресла. — Я кое-что проверил, и оказалось, что акционеры «ХОТЕ» считают, что вы как директор не оправдали их ожиданий. Что проявили слабость, отсутствие киллерского инстинкта, и то, что компанию поглотили, — ваша вина. «Патфайндер» как раз и боится такого же поглощения, поэтому, сами видите, вас трудно рассматривать в качестве серьезного кандидата. Но… — я, улыбаясь, поднял чашечку с кофе, — давайте лучше попьем хорошего кофе и потолкуем о других вещах. Как там ремонт?
Клас Грааф сидел по другую сторону от кофейного столика, фальшивого Ногучи, выпрямившись и глядя мне в глаза. Он улыбался.
— Три с половиной миллиона, — сказал он. — Плюс, естественно, опцион на акции.
— Чего-чего?
— Если правление «Патфайндера» боится, что опцион способен мотивировать меня заниматься предприятием в интересах возможного перекупщика, то можешь успокоить их, мы внесем в договор условие, по которому право опциона утрачивает силу в случае поглощения компании. И чтоб никакого «парашюта». К тому же у меня и правления общий стимул. Построить мощное предприятие, которое нельзя поглотить, которое поглощает само. Цена опциона рассчитывается по Блэку-Шоулзу и добавляется к зарплате после того, как ты получишь от нее свою третью часть.
Я улыбнулся дружески, как только мог.
— Боюсь, все не так просто, как вам теперь кажется, Грааф. Тут много всяких моментов. Вспомните — вы иностранец, а норвежские предприятия предпочитают соотечественников, которые…
— А вчера ты прямо слюнями исходил у своей жены в галерее. И правильно делал. После твоего предложения я поставил себя на ваше с «Патфайндером» место. И скоро понял, что, хоть я и гражданин Нидерландов, им будет непросто подобрать более подходящего кандидата, чем я. Но за двенадцать часов многое передумаешь. Например, что заниматься ремонтом в длительной перспективе может оказаться не очень интересно. — Клас Грааф сложил вместе коричневые дубленые ладони. — Я просто очень вовремя вошел в зал. «Патфайндер», наверное, не самая классная фирма, я мог бы найти и покруче, но у них есть потенциал, и человек, способный предвидеть будущее и располагающий доверием правления, сумел бы выстроить на ее основе что-то и правда интересное. В то же время не факт, что я и правление видим будущее одинаково, так что твое дело — свести нас вместе как можно скорее, чтобы выяснить, есть ли смысл продолжить знакомство.
— Слушайте, Грааф…
— Не сомневаюсь, что твои методы на многих действуют, Роджер, но передо мной разыгрывать спектакль не имеет смысла. И давай снова на «ты». Мы же собирались просто приятно поболтать, правда же?
И он поднял кофейную чашечку, словно для тоста. Я ухватился за возможность тайм-аута и поднял свою чашку в ответ.
— Ты, вижу, нервничаешь, Роджер. У вас, видимо, есть конкуренты на этот заказ?
У моей гортани есть свойство — рефлекторно реагировать кашлем на изумление. Пришлось заставить себя сглотнуть, чтобы не выкашлять кофе на Раздевающуюся Сару.
— Вижу, Роджер, туго тебе придется, — улыбнулся Грааф и наклонился поближе ко мне.
Я чувствовал тепло его тела и слабый запах, ассоциировавшийся с кедром, юфтью и цитрусом. «Декларасьон» от Картье? Или что-то этого же ценового диапазона.
— Я ничуть не обижен, Роджер. Ты профи, я тоже. Ты просто хочешь сделать для заказчика хорошую работу, как-никак, это же они тебе платят. И чем привлекательней кандидат, тем важнее прощупать его как следует. Предположение, что акционеры «ХОТЕ» были мной недовольны, само по себе неглупое, но на твоем месте я привел бы какие-нибудь доказательства.
Я не верил собственным ушам. Мой шаг номер один он просто швырнул мне в морду, заявив, что я разоблачен и что не нужно спектаклей. А теперь перешел к шагу номер два, который у Инбау, Рейда и Бакли называется «выказать симпатию к подозреваемому, чтобы ввести беседу в нормальное русло». А самое невероятное — что внутри у меня, притом что я ведь в точности знал, что делает Грааф, нарастало то самое чувство, о котором я столько читал: потребность подозреваемого раскрыть свои карты. Я едва не рассмеялся.
— Не понимаю, Клас, о чем ты. — Как бы я ни хотел казаться непринужденным, я слышал в своем голосе металлические нотки и чувствовал, как мои мысли вязнут в сиропе. Я не успел мобилизоваться и перейти в контрнаступление, как услышал следующий вопрос:
— Деньги для меня — это не мотивация, Роджер. Но если хочешь, давай попробуем поднять мне оклад. Треть от большего…
…тоже больше. Теперь это он вел допрос и перешел от шага номер два сразу к номеру седьмому: предложить альтернативу. В данном случае — предложить подозреваемому альтернативную мотивацию для признания. Превосходно сработано. Он мог бы, конечно, затронуть еще и мою семью, сказав что-нибудь насчет того, как гордились бы мои покойные родители или моя жена, узнав, как я продавил повышение оклада и соответственно собственные комиссионные. Но Клас Грааф понимал, что это будет чересчур, он, разумеется, знал все. Поэтому я просто признал его победителем.
— О'кей, Клас, — услышал я собственный голос. — Сдаюсь. Все именно так, как ты говоришь.
Грааф снова откинулся на спинку кресла. Он выиграл и теперь облегченно выдохнул и улыбнулся. Не торжествующей, просто довольной улыбкой — просто оттого, что все позади. ПРИВЫК ПОБЕЖДАТЬ, черкнул я на листке, понимая, что тут же все равно его выброшу.
