Стив Берри - Миф Линкольна
Затем шли различные Кворумы Семидесяти, каждый член которых являлся уважаемым старейшиной с подчиненными ему организационными и административными структурами. Считалось, что члены Кворумов Семидесяти наделены апостольским авторитетом как особые свидетели Христа. Многие апостолы вышли из рядов Семидесяти, а все Пророки должны были пройти этап апостолов.
– Я хочу заново открыть то, что когда-то утратила, – призналась Кассиопея.
Появился официант с минеральной водой.
Салазар протянул руку и слегка сжал запястье своей собеседницы. Но казалось, его жест совершенно не удивил ее.
– Я буду очень счастлив, если сумею помочь тебе в новом обретении веры. Это будет для меня великой честью.
– Поэтому я и нашла тебя.
Хусепе улыбнулся. Он продолжал держать ее за руку. Истинные Святые Последних Дней считают секс вне брака грехом, поэтому у него с Кассиопей никогда не было физических отношений.
Но было истинное чувство.
Причем настолько сильное, что оно пережило все перипетии последних одиннадцати лет.
– Я голоден, – сказал Хусепе, пристально глядя на нее. – Давай по-настоящему поужинаем. А потом я тебе кое-что покажу. До́ма.
– Буду ждать с нетерпением, – улыбнулась Кассиопея.
Глава 7
Атланта, Джорджия
Стефани была карьерным адвокатом. Сразу по окончании юридической школы она начала работать в Госдепе, затем перешла в Министерство юстиции, где поднялась до заместителя генерального прокурора. В конечном итоге ей ничего не стоило получить высокий пост в администрации президента страны, однако отряд «Магеллан» радикально изменил ее жизнь. Возникла идея создать специальную следственную группу вне рамок ФБР, ЦРУ и военной разведки, напрямую подотчетную исполнительной власти, агенты которой были бы спецами как по части шпионажа, так и юриспруденции.
Независимую. Передовую. Незаметную.
Так было в идеале.
Но замысел все-таки сработал.
Нет, Стефани была в курсе политических интриг. Она служила президентам и генеральным прокурорам, как из числа республиканцев, так и демократов. Хотя Дэнни Дэниелс дважды получил президентское кресло, обещая стране сотрудничество обеих партий, последние семь с половиной лет он провел, сражаясь на фронтах свирепой политической войны. Имели место случаи предательства, как со стороны вице-президента, так и одного генерального прокурора, а также бывшего помощника секретаря национальной безопасности. Была даже попытка покушения. Эти кризисы и была призвана разруливать Стефани и отряд «Магеллан». И вот она снова в деле. В самой гуще чего-то чрезвычайно важного.
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что будешь делать, когда тебе придется отсюда уйти? – спросил ее Дэвис.
Они сидели в том же кафетерии, пустом в этот послеполуденный час.
– Я собираюсь работать вечно.
– Мы с тобой оба могли бы писать разоблачительные книжонки. Или дать откровенные интервью телевидению. Каналам Си-эн-эн, или Си-эн-би-си, или «Фокс». Стать для них внештатными экспертами. Разоблачать некомпетентность нынешней администрации. Согласись, «диванным стратегом» быть всегда легче, чем тянуть настоящую лямку.
Стефани задумалась о фатализме Дэвиса. Похоже, это типичная хандра служаки, у которого истекает срок полномочий. Такое ей случалось видеть и раньше. Во время первого срока Дэниелса возникла ситуация, когда ее могли убрать с поста и заменить кем-то другим, но дальше интриг дело не пошло. Почему? Потому, что такая работа никому не нужна. Что привлекательного сидеть в тихом офисе в Джорджии? Это вам не округ Колумбия.
Карьеру сплетают из куда более толстых нитей. Однако одно было ясно – Эдвин Дэвис абсолютно лоялен своему боссу. Так же, как и она. И еще кое-что. Практически никто в Министерстве юстиции, Конгрессе США или в Белом доме даже не вспоминал о существовании «Магеллана». Тогда почему ее скромная персона вдруг возникла на экране радара сенатора от штата Юта?
– Что нужно от меня этому Роуэну?
– Он ищет нечто такое, что когда-то было принято считать мифом, – ответил Дэвис.
В его тоне Стефани уловила некую тревогу.
– Я должен рассказать тебе одну историю…
Первого января 1863 года Авраам Линкольн принял Прокламацию об освобождении рабов. В истории этот документ считается судьбоносным. Но на самом деле все было несколько иначе. Прокламация не являлась законом. Конгресс не одобрил ее, ни один штат ее не принял. Линкольн принял ее на основании своей личной власти в качестве верховного главнокомандующего. Но Прокламация так никого и не освободила, потому что касалась лишь рабов в десяти мятежных штатов. Она не поставила рабство вне закона и не даровала гражданства тем, кто уже стал свободным. В тех частях Юга, которые оставались верны Союзу – а это часть Теннесси и Вирджинии, где негры действительно могли быть освобождены и стать полноценными гражданами, – эта Прокламация не действовала.
То же самое касалось Мэриленда и Кентукки, а также части Луизианы. Короче говоря, Прокламация об освобождении рабов была не более чем политическим трюком. Она освобождала чернокожих невольников только там, где Линкольн не имел власти. Уильям Сьюард, госсекретарь администрации Линкольна, выразил это наилучшим образом: «Мы поддерживаем рабство, освобождая рабов там, где мы не в состоянии дотянуться до них, и держа их в кабале там, где можем их освободить».
Линкольн публично провозгласил Прокламацию «военной мерой», однако в частном общении откровенно признавал ее никчемность. В конце концов, рабство было закреплено в самой конституции. Во 2-м разделе 1-й статьи особо оговаривалось, что в вопросах представительства в Конгрессе и налогов голос раба считается как три пятых голоса свободного гражданина. Во 2-м разделе 4-й статьи содержалось требование возвращать беглых рабов из свободных штатов их хозяевам. Многие делегаты Конституционного конвента сами владели рабами. Так что ничего удивительного в том, что в основной закон не включили ни одного слова, которое посягало бы на эти права.
В то время перевес в Гражданской войне был на стороне южан. Поэтому единственный практический эффект Прокламации, который она могла бы иметь, – вдохновить рабов на восстание на территории противника; восстание, которое нанесет южанам урон. Мятежа рабов определенно опасались – боеспособные мужчины находились вдали от дома, сражаясь на стороне Конфедерации. В их отсутствие за фермами и плантациями присматривали их жены и престарелые отцы.
Но никакого восстания не произошло. Зато эффект Прокламации на Севере был ощутим.
Причем не самым лучшим образом.
Большинство северян пребывали в растерянности. Лишь немногие связывали войну с отменой рабства. Белые северяне в целом презирали чернокожих, их «черные кодексы» ничего не предлагали в смысле равенства для освободившихся рабов, которые уже там жили. Дискриминация пустила глубокие корни. Газеты северян громогласно заявляли о своем несогласии с отменой рабства. Неудивительно, что после Прокламации Линкольна насилие в отношении негров в северных штатах резко усилилось.
Равно как и дезертирство.
Из армии северян бежали примерно двести тысяч человек. Еще двенадцать тысяч избежали призыва. Девяносто тысяч скрылись в Канаде. Стремительно сократилось число желающих поступить на военную службу. Перестали продаваться военные облигации.
Север затеял войну вовсе не из-за рабства.
– О чем ты говоришь? – удивилась Стефани.
– Авраам Линкольн не был освободителем рабов, – ответил Дэвис. – До тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года он даже не заикнулся об отмене рабства; более того, публично выступал против политического или социального равенства для белых и черных. Он поддержал Закон о беглых рабах, который позволял рабовладельцам требовать возвращения их собственности на территории свободных штатов. В бытность свою адвокатом он не защитил ни одного беглого раба.
Зато Линкольн защищал рабовладельцев. А также поощрял колонизацию, возвращение освободившихся рабов в Африку, на Гаити, в Британскую Гвиану, в Голландскую Вест-Индию. Куда угодно, кроме Соединенных Штатов. Его администрация активно разрабатывала план депортации негров по окончании Гражданской войны. Однако в ту пору в Америке насчитывалось четыре миллиона рабов. Для депортации такого числа людей у страны не было ни финансовых, ни логистических возможностей.
Стефани знала о Линкольне многое. Он давно стал мифической личностью, героем разного рода преданий и мифов из бесчисленных книг, кинофильмов и телепередач.
– В инаугурационной речи Линкольн четно изложил свою позицию, – продолжил Дэвис. – Он объявил всей стране, что не намерен посягать на право рабовладения в южных штатах. Точка. Конец истории. Возражал он против другого – распространения рабства на новых территориях.
