Джордан Белфорт - Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка
Герцогиня Дикого Запада, не говоря ни слова, протянула руку к абажуру цвета спелого абрикоса и зажгла стоявшую у кровати лампу. Я перевернулся на правый бок и уставился на нее. Да уж, она умела себя показать. Даже сейчас я не мог этого не признать.
Я посмотрел вниз… О-о-ох! Ковбойские сапоги! Они мне были знакомы. Рыжеватые с белым, с вишневыми носками и кончиками из чистого серебра. Я купил их ей в прошлом году в приступе эйфории, когда ездил в Техас играть в гольф. Они обошлись мне в 13 тысяч долларов. В то время казалось, что это очень дешево. Теперь я в этом сомневался.
В это мгновенье она наклонила голову направо, вынула из уха сережку из чистого серебра и очень аккуратно положила ее на столик у кровати. Потом она наклонила голову налево, сняла левую сережку и положила ее рядом с первой. Я вымученно улыбнулся и подавил желание сказать: «Эй, детка, как сегодня прошла геологоразведка? Нашла золотишко?» Вместо этого я нежно и ласково сказал:
– Привет, милая. Хорошо было у Джи-Джи?
– Нормально, – ответила она на удивление любезно. – Но ничего особенного.
После этого она повернулась ко мне и чуть не упала – и только тут я сообразил, что джинсовая Герцогиня пила сегодня вечером отнюдь не только сарсапариллу [8]. Она была просто мертвецки пьяна!
– С тобой все в порядке? – спросил я, сдерживая улыбку и готовясь поймать ее, если она упадет. – Милая, помочь тебе?
Она отрицательно покачала головой, качнулась, но потом села на край кровати. А потом в одно мгновение она закинула свои ковбойские сапоги на кровать, повернулась на бок и, подогнув под себя левый локоть, легла рядом со мной. Она подперла левую щеку ладонью, посмотрела мне в глаза и улыбнулась. А потом спросила:
– Ну, как прошла встреча с адвокатом?
«Очень интересно», – подумал я, мысленно поблагодарив того мексиканского гения, что придумал текилу, а также того бармена, который был столь любезен, что налил сегодня Герцогине лишнего. Всю прошедшую неделю Герцогиня ни разу не была так близко от меня. И она была прекрасна в свете лампы под абажуром цвета спелого абрикоса. Ее огромные голубые глаза, которые сейчас были стеклянными, как зеркало, выглядели потрясающе. Я глубоко вдохнул ее аромат, в котором увлекательно смешались духи «Энджел» и первоклассная текила. Я ощутил приятное возбуждение – мои чресла были в огне! «Может быть! – подумал я. – Может быть, сегодня». Я испытывал непреодолимое желание броситься на нее прямо сейчас, до того, как она протрезвеет и снова начнет меня мучить. Но я сдержался и сказал:
– Все было хорошо, милая. Вообще-то у меня есть для тебя потрясающая новость.
– Да ну? Что за новость? – спросила она и погладила мне щеку ладонью. Потом она очень нежно провела рукой по моим волосам.
Я не мог этому поверить! Герцогиня наконец пришла в себя! Она собиралась заняться со мной любовью, блин, прямо сейчас, и потом все будет в порядке. У нас всегда так было. Какое-то время все могло быть плохо, но только не после этого. В конце концов мы всегда занимались любовью, и после этого все оказывалось забыто.
«Ну что, броситься на нее прямо сейчас? – думал я. – Как она отреагирует? Рассердится на меня или отнесется с пониманием?» В конце концов, я же мужчина, а такие вещи Герцогиня понимала. Она знала, как устроен мир, особенно если речь шла о мужчинах, а еще лучше – если речь шла о том, как надо манипулировать мужчинами…
С другой стороны, набрасываться на нее сейчас – это не самый разумный вариант. Во-превых, я должен был рассказать ей, какой новый оборот наметился в моих отношениях с законом. Я хотел, чтобы она была совершенно убеждена, что моя золотая жила скоро снова будет доступна для неограниченной добычи.
Я сделал глубокий вдох, вспомнил обо всех узких местах в моем фальшивом рассказе и наконец решился:
– Во-превых, – сказал я весьма уверенным тоном, – я знаю, что ты волновалась из-за всей фигни, которую тебе наговорил Коулмэн, и хочу, чтобы ты знала: ничего, ни капельки из всего этого, не произойдет.
Это была первая ложь.
– Мы с тобой знаем, что ты никогда не делала ничего дурного, – и это была ложь номер два, так как она действительно видела, как я считал деньги, и об этом знал Джоэл Коэн, – и, конечно, власти тоже в этом уверены. Коулмэн сказал это, просто чтобы тебя испугать и осложнить мне жизнь. Вот и все.
Она медленно кивнула.
– Я знаю. Сначала я испугалась, но я никогда по-настоящему этому не верила.
Ты не верила? Что ж, прекрасно! Незнание, безусловно, благо. Я согласно кивнул и продолжал:
– Ну конечно, я понимаю. Все это полная чепуха, На, – и тут пришла очередь лжи номер три, – все это чепуха. Да в любом случае теперь это не важно. Понимаешь, сегодня Джоэл Коэн позвонил Грегу, когда я сидел у Грега в кабинете, и сказал, что ему на самом деле нужно, чего он на самом деле добивается, – он хочет, чтобы я дал показания. Вот и все.
Я пожал плечами.
– Похоже, что я так много знаю о том, что происходит на рынке ценных бумаг, что могу избавить власти от большой головной боли и сэкономить им кучу денег.
Ох, как хорошо это прозвучало! От этих слов я почувствовал себя умным, полным жизненной силы альтруистом, необходимым участником борьбы против жадности и коррупции на Уолл-стрит, а вовсе не стукачом, в которого я должен был вот-вот превратиться! Я решил развивать эту мысль во что бы то ни стало.
– И к тому же Джоэл сказал, что если я дам показания, если я помогу властям во всем разобраться, то я, скорее всего, ни дня не проведу в тюрьме. Настолько ценной информацией я обладаю.
Я еще разок кивнул, пытаясь сообразить, не сделал ли я ошибку, сказав «скорее всего», и поэтому на всякий случай добавил:
– Ты ведь знаешь, что я уже провел в тюрьме три дня, а это ведь довольно много, правда? – после чего беззаботно улыбнулся.
Она медленно кивнула, но ничего не сказала. Я увидел, как по ее щеке скатилась слеза. Я вытер ее обратной стороной ладони. «Это хороший признак, – подумал я. – Вытирая женскую слезу, ты становишься ближе к женскому сердцу, а значит, и к ее чреслам. Это биологический феномен. Когда сильный мужчина утирает слезы женщины, она уже ни в чем не может ему отказать».
Я приободрился, увидев слезы Герцогини, и радостно продолжил:
– Но это еще не все, На. Понимаешь, если я дам показания, то меня не посадят ни на четыре, ни на пять лет, и штраф, который, наверное – еще не точно! – придется заплатить, назначат еще не скоро. Понимаешь, это, возможно, будет довольно большой штраф, но у нас – у нас – останется достаточно. Когда все закончится, мы по-прежнему будем богаты.
И это была самая большая, самая наглая ложь из всех, ложь номер четыре.
На самом деле, если Магнум прав и власти собираются оставить мне жалкий миллион долларов, то мы с Герцогиней через три месяца будем банкротами. Но это я тоже обдумал и поэтому добавил:
– Но сколько бы денег они нам – нам – ни оставили, это не значит, что я уйду от дел. Через несколько месяцев, как только все успокоится, я снова начну торговать акциями.
Я остановился, потому что мне не очень понравились мои собственные последние слова.
– Я хочу сказать, что я буду торговать дорогими акциями, а не копеечными. Я больше не буду заниматься этим безумием.
Я мучительно пытался придумать, как бы мне выпутаться.
– Знаешь, я думаю, что смогу зарабатывать пять или десять миллионов в год, просто занимаясь трейдерством, абсолютно законно, без всякого риска.
Я пытался понять по ее лицу, что она думает. Кажется, она немного протрезвела. Х-м-м, я не знал, хорошо это или плохо, но чувствовал, что окошко возможностей вот-вот захлопнется. Хватит впаривать ей про будущее, пора закругляться. Я доверительно сказал:
– Вот так, На. Вот и все. Я знаю, это все слишком хорошо, чтобы быть правдой, но это так. Я думаю, мне очень повезло, что властям так сильно нужна информация, которая у меня есть.
Я сделал паузу и со значением покачал головой.
– Меня вообще-то по-настоящему волновало только одно – что мне, может быть, придется дать им информацию о моих друзьях.
Тут я улыбнулся и пожал плечами, как бы говоря: «Есть свет в конце туннеля!» А потом добавил:
– Но, как говорит Магн… то есть Грег, все мои друзья тоже будут давать показания, – я снова пожал плечами, – так что по сути дела это не важно.
Я придвинулся к ней поближе и принялся гладить ее волосы.
Она улыбнулась и сказала:
– Ну что же, дорогой, это действительно хорошие новости. Я очень рада за тебя.
За тебя? Она сказала за тебя? Черт, вот это плохо. Она должна радоваться за нас, а не только за меня. Только я хотел поправить ее, как она добавила:
– И я бы не стала волноваться из-за твоих друзей. Все они, кроме Алана Липски, готовы продать тебя. На Уолл-стрит преданности не существует. Ты ведь сам это всегда говорил, правда?
