Франк Тилье - Головокружение
Вдруг на пенку сверху упала капля. Мы подняли глаза. Вся внутренняя поверхность палатки сверкала влагой.
– Ах ты, черт, я совсем забыл. Это от тепла. Здесь влажность приближается к ста процентам. От пламени поднимается теплый воздух, а снаружи холодно, вот на стенках и появляется роса. Если промокнет одежда и спальники, нам конец.
В палатке снова возникло напряжение.
Я был вынужден убавить газ:
– Так нельзя. Еще несколько минут – и я выключу горелку. В следующий раз греем воду снаружи. Мне жаль, но так надо.
Фарид вздохнул и протянул руки поближе к огню.
– Это неправильно… Единственный приятный момент за все время…
– Знаю. Поскольку нам здесь не до пиршеств, каждый из нас должен выпивать не меньше четырех литров воды в день, чтобы компенсировать отсутствие пищи, справляться с сыростью, обеспечить работу почек и остаться в живых. К тому же это позволит наполнить желудки. Для этого нам нужно ежедневно добывать по двенадцать литров льда, на что уходит около двух часов работы. Я рассчитываю, что вы мне поможете.
– Двенадцать литров?
– Да, двенадцать литров. И еще одно правило: входя в палатку, каждый обязан снимать обувь. Это вопрос гигиены.
Фарид покусывал пальцы.
– Ты так говоришь, словно мы тут останемся надолго.
– А у нас нет выбора. Да, и еще одно: надо обсудить, что делать с трупом. Ну… придется что-то предпринять…
Я вопросительно взглянул на Мишеля. Он нервно размахивал перед собой руками:
– Камни…
Он говорил все тише. После того как много и громко он вопил, я сомневался, что его связки быстро придут в норму, особенно в здешнем разреженном воздухе. Фарид снял ботинки и, морщась, растирал ноги.
– Что, камни?
– Камни, которыми завален вход в пещеру, где я нашел мертвеца. Я постараюсь их оттуда убрать. С некоторыми ничего не сделаешь, но и мелких полно. Достаточно проделать дыру, и я уверен, что отсюда можно будет выбраться. Потому что оползень не был природным. – Он ткнул большим пальцем себе за спину. – Это он все устроил, чтобы нас тут замуровать. Но если это его рук дело, то он пришел с той стороны. И за завалом свобода. Наши жены нас ждут, я знаю.
Питье передо мной источало запах апельсина, старая кастрюля булькала, и под медным донышком шипело пламя. Взяв кастрюлю перчаткой, я налил питье в стаканы и протянул собратьям по плену. Фарид, не говоря ни слова, посмотрел на меня и поднес стакан к губам. Я увидел, как он зажмурился от удовольствия, почувствовав тепло. Настоящая сауна, несколько мгновений счастья, которые, однако, быстро кончились. Мишель выпил свой чай залпом, поднялся и нахлобучил каску с баллончиком:
– Мне обязательно надо чем-то себя занять, а то есть хочется. Пойду в галерею.
Я протянул ему фотоаппарат:
– Сделайте снимки завала, чтобы было видно, какой он.
– Нет, это будет чистая бесхозяйственность. Остался всего один кадр.
– Ну и что?
– Я не стану снимать, понятно?
Впервые за все время он злобно повысил голос, и это меня удивило. Я раздосадованно отложил фотоаппарат в сторону. Почему он заупрямился? Что же там такое, в галерее?
– Иди, только без фонаря, – сказал Фарид.
Мишель схватил каску и баллончик:
– Это не обсуждается. Для освещения у вас есть горелка. Достаточно поставить ее перед палаткой, чтобы не капало, повернуть и…
Я взял у него стакан и снова налил чай, не прекращая разговора:
– И что? Дождаться, пока баллончик опустеет? Газ надо использовать, только чтобы топить лед и умываться.
– Есть же еще четыре заряженных баллона.
– Они потом смогут спасти нам жизнь.
– Не спасти, а продлить… Продлить жизнь. А зачем ее продлевать? Чтобы потом, в конце, все равно умереть? Послушайте… То, что я скажу, может, вас шокирует, но вы знаете, что я работаю на бойне. И мой отец работал на бойне, и мой дед, и еще родня. Все Маркизы занимаются мясом, у них это передается из поколения в поколение. Они думают о мясе, едят мясо и видят его во сне…
Мне показалось, что у Фарида потекли слюнки. И у меня к горлу подкатила горечь.
– …Так вот, когда я осознал, что жратвы нет, а мы находимся в гигантском природном холодильнике и у нас имеется тело, такое же объемистое и тяжелое, как мое, меня посетила невообразимая мысль. Очень ненадолго, но посетила. И в глубине души это меня позабавило.
У выхода из палатки, где устроился Покхара, Мишель обернулся к нам:
– Когда годами разделываешь туши, то начинаешь задавать себе любопытные вопросы обо всем на свете. И в особенности о человеческой природе.
Мишель ткнул в меня своей здоровенной клешней в нейлоновой рукавице:
– Вы альпинист, вы закаленный, вы можете долго продержаться без еды. А я не могу. Я очень хочу есть, вы видели, какой я комплекции? А потому сидите тут и шкрябайте свой апельсин. А я пойду камни разбирать. И он ушел.
Мы с Фаридом молча переглянулись. Мы все поняли. Услышав слова Мишеля, я тотчас подумал о команде регбистов «Old Cristians of Uruguay». Их самолет разбился в центре горной цепи в Андах.
Чтобы выжить, они поедали погибших.
13
Единственный способ избавиться от искушения – поддаться ему.[11]
Оскар УайльдЯ вынес горелку наружу, чтобы у нас было хоть немного света. А подсохшие рукавицы предложил Фариду:
– Возьми… У тебя руки совсем заледенели.
– Не надо. Не переживай.
– Ну что ты упрямишься? Здесь тебе нет нужды прятаться в раковину.
– Оставь меня в покое, я сказал. Терпеть не могу, когда кто-то меня жалеет.
Я бросил рукавицы ему на колени:
– Ты сам не заметишь, как отморозишь пальцы. Сейчас как раз подходящая температура. А после отморожения быстро развивается гангрена. В большинстве случаев, когда это замечают, уже нужна ампутация.
Он вытаращил глаза, но все-таки послушался. А я принялся задумчиво разглядывать собственные руки и улыбнулся про себя, вспомнив, как совсем недавно порезал мизинец. И тут же подумал о моей Франсуазе и так явственно и громко услышал ее смех, что засверлило в барабанной перепонке. Возле горелки развалился Пок.
– На, пей, мой собакин…
Пес сунул свой длинный розовый язык в стакан с теплой водой и половину разлил. Подошел Фарид:
– Вот Мишель разорется, когда узнает, что пес пил из его стакана.
– Я свою собаку никогда не брошу. Она мне дороже, чем некоторые люди. Я должен возвратить ее дочери: они выросли вместе. Ну, вот ты мог бы позволить кому-нибудь умереть рядом с тобой?
Фарид глубоко вздохнул. И я вдруг различил в его дыхании какой-то свист. Нормальные легкие так не дышат. Ладно, пока будем надеяться, что все дело в сигарете. Он спросил уже совсем другим тоном, гораздо мягче:
– У вас ведь что-то произошло, правда? У тебя все руки в шрамах. Я такое уже видел. Это укусы… Он тебя покусал?
– Покхара – пес необыкновенный. Когда он был щенком, я с ним намучился, а потом он вдруг стал невероятно добрым. Его можно было, не боясь, оставить с любым ребенком, и вся детвора нашего квартала с ним возилась. А четыре года назад с ним случилась беда.
Фарид зашел в палатку и вернулся с сигаретой в зубах.
– Что за беда?
– Однажды ночью мы с женой спокойно спали наверху. Клэр, наша дочь, ночевала у подруги. В дом забрались воры и сильно избили собаку железным прутом. Чуть не убили.
Фарид застыл на месте и как-то странно повел головой. Я наблюдал за ним, нахмурившись:
– Фарид, что это с тобой?
Он посмотрел на меня:
– Да нет, ничего.
– Уверен?
– Я же сказал!
Он врал, и я был в этом убежден. Рассказ про собаку его явно задел за живое. Он нервно повертел в пальцах окурок и вдруг спросил:
– А ты-то сам где был, когда избивали собаку?
– Ты что, как-то причастен к тому избиению?
– Причастен? Да за кого ты меня держишь?
Я не стал нарушать молчания и посмотрел ему в глаза. Кто он, этот парень? Что он скрывает? Может, он был среди тех, кто в ту ночь забрался в мой дом? Их не поймали, и никто до сих пор не знает, кто они такие и зачем это сделали. Тогда ни в одном из соседних домов не появлялись никакие грабители. Я был единственной мишенью.
– Где ты был, когда избивали твою собаку? – повторил он.
Я ему ответил, но он заронил во мне серьезные сомнения. Ведь он рассказывал, что живет на севере. Что же привело его четыре года назад в Аннеси?
– Я заперся в спальне вместе с женой и вызвал полицию. Решил, что… К чему рисковать шкурой? Неизвестно, на что способны те, кто ворвался в дом. Умирать не хотелось. По крайней мере, от их рук.
Фарид пожал плечами и отвернулся, глядя в темноту. Я искал способ его подловить и заставить сознаться, но ничего не получалось. Пришлось продолжить объяснения:
– В ту ночь эти мерзавцы сбежали, так ничего и не взяв. Когда я спустился, то сразу понял, какая беда случилась. Они сломали Поку челюсть, несколько ребер и повредили ухо. Левым ухом он ничего не слышит.
