Василий Дорогокупля - Вперед и вниз
Обзор книги Василий Дорогокупля - Вперед и вниз
Василий Дорогокупля
ВПЕРЕД И ВНИЗ
I
Он понимал так, что это должно быть где-то здесь. Свое понимание он выражал вслух, однако не очень уверенная интонация и удивленно-осоловелый взгляд, которым он, то и дело останавливаясь, обводил окрестности, заставляли усомниться в справедливости этого утверждения. Вихлявой походкой, липко печатая шаг левым ботинком, к подошве которого приплавился кусок асфальта, он шел по переулку, мощенному корявым булыжником и обсаженному толстыми женскими тополями, чьи цветущие бело-зеленые кроны, неплотно смыкаясь вверху, ослабляли почти вертикальный поток солнечного света. Время только что перевалило за полдень, стояла угнетающая жара. Человек двигался не по прямой, а зигзагами, отклоняясь то к одному, то к другому краю проезжей части, периодически заглядывая под кусты и вороша ногой заросли буйной полыни или развесистых лопухов. Внезапно он увидел перед собой водопроводную колонку, устремился к ней и долго пил отдающую ржавчиной воду, а затем, нагнувшись еще ниже, подставил под струю свой затылок. Затылок был белобрыс, а его обладатель высок, худощав и одет в старые джинсы и мятую клетчатую рубаху — в таком виде люди обычно выезжают работать на садовые участки или в лес по грибы.
— Я понимаю так, что это вполне может быть где-то здесь, — произнес он, распрямившись, и покрутил головой, рассеивая веером мелкие брызги. — Вчера я вроде бы тоже пил из колонки. Или не пил… Или не из колонки…
Он добросовестно обследовал местность в районе колонки, но опять не обнаружил искомого. В этом месте переулок сворачивал влево и проходил между бетонной заводской оградой и задним двором универсального магазина, где двое пыльных работяг сомнамбулически загружали в фургон ящики со стеклотарой. Вдоль тротуаров дальше уже не росли кусты, а тополя (на сей раз, скорее всего, мужские) были обстрижены до состояния, мало отличного от пеньков, и практически не давали тени.
— Нет, там я спать не мог, — заявил человек с уверенностью, так не достававшей его голосу в предыдущих случаях. — Я был не настолько пьян, чтобы спать на голом асфальте.
Сознание того, что накануне он был не так уж и пьян, подействовало на человека вдохновляюще. Он расправил плечи и еще раз огляделся вокруг. Вправо от изгиба переулка по направлению к реке отходила широкая тропа или аллея, посыпанная белым песком, на котором отпечатались следы автомобильных протекторов.
— А что, если я шел по берегу реки? — предположил он и выбрал правый маршрут. Навстречу ему неслись звуки музыки — это был один из тех пошловато-прилипчивых эстрадных шлягеров, которые, по замыслу их творцов, должны воздействовать прежде всего на подсознание непритязательной публики. Человек угадал мелодию, выругался, сплюнул, но уже через несколько секунд поддался на провокацию и начал фальшиво насвистывать припев. Вскоре за поворотом открылась солнечная горловина аллеи, плотно закупоренная темно-синим БМВ с распахнутыми настежь дверцами — именно оттуда и раздавалась музыка. Марка автомобиля и вальяжная манера его парковки почему-то не понравились пешеходу; он поморщился и перестал свистеть. Данный отрезок пути более всего походил на настоящую парковую аллею, обрамленную кустами чего-то хвойного, позади которых сдвоенными рядами стояли голубые ели. «Здесь спать не мог», — проворчал он, приближаясь к машине. Ее открытые дверцы упирались в кусты по бокам тропы, напрочь перекрывая проход. Салон был пуст. Он притворил дверцу со стороны водителя, протиснулся между машиной и кустом и вышел на зеленую лужайку, плавно спускавшуюся к самой воде.
На траве посреди лужайки расположилась веселая компания — трое молодых мужчин и девушка, вокруг которых в дразнящем похмельный глаз изобилии были разбросаны пустые и еще непочатые пивные банки. Отдыхающие обернулись, услышав посторонний шум, и на их лицах, по инерции еще оживленных приятной беседой, тотчас начало складываться неодобрительное выражение, которое у двоих мужчин успело перерасти в недвусмысленно-угрожающее к тому моменту, когда третий, привстав с земли, радостно воскликнул:
— Алтынов?! Сашка! Чтоб я сдох! Ты откуда здесь взялся?
— А-а, здорово, Никита, — с гораздо меньшим энтузиазмом (что вполне объяснялось разницей в самочувствии собеседников) отозвался пришедший. — Ты уж, ладно, давай не сдыхай. Будь здоровеньким.
— Постараюсь, ха-ха! Вот уж кого не ждал! — Никита двинулся к нему, занося правую руку для размашистого рукопожатия, которое сопровождалось похлопыванием левой рукой по спине и непринужденно перешло в объятия с попыткой оторвать обнимаемого от земной поверхности. При этом оказалось, что он лишь немногим ниже Алтынова и почти так же худ, однако его фигура была скроена на иной манер, так что грубоватая укрупненность пропорций — большая голова с толстым носом и массивным подбородком, квадратные плечи, широкие кисти рук — отчасти скрадывала рост.
— Это мой старый друг, не виделись черт знает с каких пор, — пояснил он, оборачиваясь к остальным. — Вместе в институте учились, а потом инженерили на заводе. Да и служили в одной дивизии. Классный парень, таких поискать!
Удовлетворившись этой рекомендацией, двое его приятелей завершили свои мимические упражнения безразлично-вежливыми ухмылками и даже сделали вид, будто хотят подняться с травы, чтобы пожать Алтынову руку. В конце концов им все же пришлось это сделать по настоянию Никиты.
— Тезка, — отдуваясь, представился первый из них, сильно растолстевший атлет с грушеобразной головой, приплюснутым носом, губастым ртом и взглядом невыспавшегося бегемота.
— Чей тезка? — поинтересовался на всякий случай Алтынов.
— Твой. Ты ведь Александр?
— Точно.
— Евгений, — назвался второй, среднего роста поджарый крепыш, чье пожатие показалось Алтынову замаскированной попыткой искалечить его ладонь, причем попытка эта чуть было не увенчалась успехом.
— А это Светик, которая стыдится спеть, — Никита подвел гостя к сидящей девушке, довольно миловидной, но несколько перегибавшей по части принимаемых ею томных поз, более уместных где-нибудь в будуаре светской львицы, нежели при банальном распитии пива у близлежащего водоема.
— Дамы могут не вставать? — спросила она, поднимая взгляд на Алтынова. У того на языке завертелась неприличная шутка, но он вовремя ее проглотил и ответил достойно:
— Если джентльменам будет позволено сесть.
— Будет позволено, дайте срок! — пообещала Светик и ловко приняла очередную позу.
— Кстати, тебе совсем не обязательно запоминать родные имена этих двух симпатяг, — сказал Никита Алтынову, когда они уселись на траву.
— Почему так?
— Потому что по именам их зовут только члены семьи, по имени-отчеству — только подчиненные или совсем чужие люди, а все остальные знают их как Швеллера, — он мотнул головой в сторону толстого атлета, — и Женьшеня.
— Валяй, нам так привычнее, — сказал Евгений (то есть Женьшень) вполне дружелюбно, так что Алтынов усомнился: а может, тот вовсе и не имел злого умысла, пуская в ход свою клешню?
— Только ты в другой раз, пожалуйста, здоровайся со мной одним пальцем, — попросил он. — Максимум двумя. Я не обижусь.
Никита и Швеллер понимающе хмыкнули.
— Не бери в голову. Это он от избытка чувств, — сказал Никита. — Больше не будет.
В этот момент Светик, которую, видимо, утомила затянувшаяся процедура знакомства, вдруг перестала стыдиться и во весь голос подхватила доносившуюся из машины песню.
— Ура! — закричали поклонники ее таланта. — Отныне соловьям здесь делать нечего — вакансия занята. Пьем за Светку, господа! За победу над стыдливостью!
— Чего у меня не отнимешь, так это отсутствие слуха, — с неожиданной запальчивостью сказала Светик.
— Отсутствие вообще очень трудно отнять, — дипломатично согласился Алтынов.
Они открыли по банке пива, и тут уж гость оказался на высоте: свою банку он выпил залпом, ни разу не переведя дух.
— Да ты, братец, не с бодуна ли будешь? — со снисходительным участием поинтересовался Швеллер.
— Прямиком оттуда. Вчера опять не рассчитал силы.
— Это правильно, это надо, — Швеллер одобрительно покачал верхней часть туловища (движения отдельно головой ему удавались плохо). — Настоящие люди пьют для души, а не для организма. Если у тебя, скажем, душа богатырская, а организм того, дохловат, пусть он и страдает, а душа все равно должна принять свою норму. А иначе зачем вообще пить?
— Хуже то, что я не просто перебрал, а еще и посеял где-то в этих местах свою сумку. Сейчас вот ищу.
— В сумке было что-нибудь ценное?
— Для кого как, — Алтынов замялся и взглянул на Никиту.
— Валяй, какие там секреты…
