Скотт Туроу - Презумпция невиновности
Обзор книги Скотт Туроу - Презумпция невиновности
Скотт Туроу
Презумпция невиновности
Пролог
Начинаю я всегда так:
– Я прокурор и действую от имени народа нашего штата. Я собираюсь представить вам доказательства совершенного преступления. Вы должны взвесить эти доказательства и решить, свидетельствуют они о вине подсудимого или нет. Этот человек…
И здесь я показываю пальцем на ответчика.
– Всегда показывай пальцем на ответчика, Ра́сти, – сказал мне Джон Уайт. Это было в тот день, когда я начал работать в прокуратуре. В управлении шерифа у меня сняли отпечатки пальцев, главный судья округа привел меня к присяге, а Джон Уайт привез на первое в моей жизни заседание суда присяжных. Обвинительную речь от имени народа штата произносил Нэд Холш. Пока тот, отчаянно жестикулируя, распространялся о предстоящем деле, Джон Уайт по-отечески нашептывал мне на ухо первый урок. Было десять утра, но его дыхание уже отдавало спиртным.
Джон Уайт, крепко сбитый ирландец с торчащей, как метелка кукурузного початка, шевелюрой, был тогда окружным прокурором. Происходило то заседание двенадцать лет назад, когда я даже и не мечтал о кресле окружного прокурора.
– Если у тебя не хватает мужества показывать на подсудимого пальцем, – шептал Джон Уайт, – у присяжных не хватит мужества вынести ему обвинительный вердикт.
И вот я показываю пальцем в сторону подсудимого:
– Этот человек обвиняется в…
Он отворачивается. Или испуганно моргает. Или застывает как каменное изваяние.
Поначалу я часто задумывался над тем, каково это – сидеть на скамье подсудимых под пристальными испытующими взглядами, подвергаться пламенным обличениям и знать, что теперь тебе недоступны обыкновенные блага человеческой жизни – доверие, уважение, свобода. И свобода теперь – как пальто, оставленное в раздевалке, которое тебе могут не выдать, потому что потерян номерок. И тогда я и сам чувствовал безысходность, отчужденность и страх.
Теперь все иначе. Там, где раньше шевелилось сострадание, тяжелым, как груда металла, грузом легли профессиональный долг и служебные обязанности. Такая уж у меня работа. Нет, я не стал бесчувственным, поверьте. Люди всегда расследовали преступления, обвиняли, судили, наказывали. Так было и так будет. Это занятие необходимо как сдерживающий фактор неблаговидных человеческих поступков. Я служитель единой повсеместно принятой системы, которая отличает правду от неправды, добро от зла.
Я оборачиваюсь к присяжным заседателям:
– Дамы и господа, сегодня на вас возлагается одна из самых серьезных и почетных гражданских обязанностей – вам предстоит сопоставить факты, установить истину. Задача трудная, я знаю. Людям изменяет память, стираются впечатления, гаснут воспоминания. Доказательства часто противоречат друг другу. Вы должны разобраться в вещах, о которых мало кто знает или не хочется говорить. Дома, на службе вы могли бы отказаться: «Не могу, не хочу, сдаюсь!» Здесь вы не имеете права это сделать. Вы должны принять решение.
Совершено преступление, этого никто не отрицает. Есть жертва или жертвы. Вы не обязаны устанавливать причины преступления – мотивы человеческих поступков не всегда поддаются объяснению, – но вы обязаны по крайней мере попытаться определить, что же в действительности произошло. Если вы этого не сделаете, мы не узнаем, заслуживает человек наказания или должен быть освобожден. Не узнаем, кто виноват.
Если мы не можем установить истину, разве можно надеяться на правосудие?
Весна
Глава 1
– Я вроде должен был бы сильнее переживать, – говорит Реймонд Хорган.
Я сначала подумал, что он говорит о прощальном слове, которое он должен произнести. Он только что просмотрел свои записи и положил обе карточки в боковой карман своего синего саржевого пиджака. Но, увидев выражение его лица, я понял, что замечание относилось к его собственному положению. Сквозь окно служебного «бьюика» он смотрит на поток машин, густеющий по мере того, как мы приближаемся к Южной стороне. Вид у Реймонда задумчивый, в нем соединяются торжественность, мужественность и легкая печаль – подходящая натура для изображения на предвыборном плакате. Ну и, конечно, долготерпение и стойкость, присущие нашему городу, и особенно этому району с потемневшими кирпичными строениями, крытыми толем.
Среди сослуживцев Реймонда бытует мнение, что босс сильно сдал. Около полутора лет назад он разошелся с Анной, на которой был женат три десятилетия. Уже год назад держали пари, что он не осмелится или просто не захочет баллотироваться на должность еще раз, объявит об этом за четыре месяца до выборов. Однако вот баллотируется. Некоторые объясняют это желанием быть во власти, жить на публике. Я же считаю, что главная причина – неприкрытая вражда между Реймондом и его главным оппонентом Нико дель Ла-Гуарди, который до прошлого года был рядовым прокурором.
Каковы бы ни были его мотивы, кампания оказалась трудной. Пока оставались деньги, были задействованы некоторые учреждения и привлечены специалисты по средствам массовой коммуникации. Трое молодых людей непонятного пола занимались рекламой и следили за тем, чтобы портрет Реймонда красовался на автобусах всех четырех маршрутов города. Он улыбается на них обольстительно-чудаковато. Но по моему мнению, на фотографии Реймонд выглядит глупо – еще один знак того, что он отстает от жизни. Видимо, он имел в виду именно это, когда сказал, что должен был бы сильнее переживать. Понимает, что теряет влияние на ход событий.
Реймонд тем временем заговаривает о гибели Каролины Полимус трое суток назад, первого апреля.
– Как будто я не понимаю. С одной стороны, Нико распускает слух, будто я ее и пришил. С другой – каждый осел с журналистским удостоверением желает знать, когда мы найдем убийцу. С третьей – секретарши ревут в сортирах. Тут у кого хочешь ум за разум зайдет. Я знал Каролину, когда она только начинала. Надзирала за осужденными, выпущенными под залог, и прочей подобной публикой. Тогда она еще не окончила юридическое училище. Собственно, я ее и принял на работу в прокуратуру. Хорошая была деваха, сметливая и сексуальная. И юрист что надо. И как подумаешь, что с ней произошло… Какой-то псих вламывается к ней в дом, насилует ее, а потом чем-то тяжелым по голове, Господи Иисусе… Такой конец… Как тут не переживать.
– Никто к ней не вламывался, – говорю я.
Мой уверенный тон удивляет даже меня самого. Реймонд, занявшийся было бумагами, поднимает голову и пронзает меня взглядом.
– Откуда ты знаешь?
Я медлю с ответом.
– Ее же нашли связанной и изнасилованной. Я не начинал бы расследование с опроса ее друзей и поклонников – двери не взломаны, окна не разбиты. Здесь требуется предварительная подготовка.
В разговор ввязывается Коди, уже тридцать лет служащий шофером у окружного прокурора. Коди сегодня необыкновенно молчалив, не ударяется в воспоминания о пьяных разборках на городских улицах. В отличие от Реймонда, да и от меня тоже, если уж на то пошло, он пребывает в печали. Судя по всему, он провел ночь без сна, и это тоже отразилось на его лице. Мое замечание о состоянии квартиры Каролины почему-то выводит его из грустной задумчивости.
– Ни дверь, ни окна не были заперты, – говорит он. – Она так любила. Нет, правду говорят, что эта баба не от мира сего.
– Скорее преступник умным оказался, – гну свое я. – Хотел навести на ложный след.
– Не усложняй, Расти, – возражает Реймонд. – Наверняка это дело рук какого-нибудь свихнувшегося бродяги. Тут Шерлоки Холмсы не нужны. Сыщики в таких вещах не хуже тебя разбираются. Вот и ловите преступника, чтобы спасти мою драгоценную шкуру. – Он многозначительно улыбается, давая понять, что у него и без меня забот хватает. Мы оба хорошо понимаем, что нам грозит, если не поймаем убийцу Каролины.
В своих публичных заявлениях по поводу ее смерти Нико дель Ла-Гуарди не церемонился: «Халатность в деле обеспечения законности и общественного порядка, которую вот уже двенадцать лет проявляет окружной прокурор, делает его пособником криминального элемента в городе. Происшедшая трагедия свидетельствует о том, что мистер Хорган не способен обеспечить безопасность даже собственных сотрудников». Нико не объяснил, почему он более десяти лет проработал под началом человека, связанного с уголовным миром. Впрочем, это не входит в задачу политика. К тому же Нико всегда отличался напористостью и наглостью. Уже это сулило ему карьеру на политическом поприще.
И все же мало кто думает, что Нико победит на выборах, которые должны состояться через восемнадцать дней. Более десяти лет Реймонд Хорган завоевывал голоса полутора миллионов избирателей округа Киндл. Правда, сейчас ему еще предстоит заручиться поддержкой партии, что объясняется его давними разногласиями с мэром. Однако его ближайшее политическое окружение, куда я, должен признаться, не вхожу, убеждено, что, как только через полторы недели будут опубликованы результаты первого общественного опроса, другие партийные лидеры заставят мэра изменить позицию и Реймонду гарантирован очередной четырехлетний срок. Победа на первичных выборах в однопартийном городе равносильна избранию.
