Александр Насибов - Тайник на Эльбе.
— Скажите, гражданка Сухова, к вам приходили в тот день, когда вы последний раз видели своего жильца?
— Ко мне — нет.
— А к кому?
— К нему. — Сухова показала пальцем на лежащего.
— Кто именно приходил?
— Старик какой-то.
— Когда?
— Утром. Часов в одиннадцать.
— Заметьте, Щуко. — Азизов сделал паузу. — Приходил в одиннадцать часов, то есть тотчас же после того, как вас отправили в отделение милиции. — Он вновь обратился к женщине: — И что же произошло дальше?
— Старик попросился в комнату жильца, сказал, что должен написать записку своему дружку. Ну, я и впустила…
— Впустили куда? Говорите точнее.
— Впустила того старика в комнату гражданина Щуко.
— Давайте уточним: старик сам просился в комнату Щуко?
— Сам… Ну, вошёл он, сел за стол, принялся писать. А потом передумал…
— Простите, что перебиваю. Вы все время были с тем стариком? Быть может, отлучались?
— Каша у меня чуть не сгорела. Я и сбегала на минутку — прикрутить газ.
— Выходит, старик в течение минуты один находился в комнате гражданина Щуко?
— Да, не меньше минуты.
— Вы слышите, арестованный Щуко? Старик был один в вашей комнате целую минуту.
— А потом он ушёл, — продолжала Сухова. — Сказал, что после зайдёт.
— И не приходил?
— Нет.
— Какой он из себя, этот старик?
— Обыкновенный. Старый. Ну, папаха коричневого каракуля, костюм…
— Узнали бы его, если б встретили?
— Отчего не узнать.
Семин, стоявший перед табуретами с разложенными фотографиями, посторонился, указал Суховой на карточки.
— Нет ли здесь, среди этих снимков, карточки того старика?
— Вот он. — Сухова кивнула на одну из фотографий.
— Возьмите эту карточку в руки и покажите вашему квартиранту.
Женщина взяла с табурета фотографию Седобородого.
— Спасибо, — сказал Азизов. — Вы свободны, гражданка Сухова.
Семин вышел проводить женщину, вернулся, подсел к кровати.
Азизов сказал:
— Теперь, Щуко, вы, я надеюсь, поняли, почему этот человек не явился в отделение милиции. Все ещё не понимаете? Тогда объясню. Он торопился в вашу комнату, чтобы успеть подбросить в ваш чемодан вот эту газету с шифрованной записью.
— Почему? — вдруг выкрикнул Щуко, побагровев от напряжения. — Почему?!
— Потому что он такой же агент иностранной разведки. И он выдал вас. Сначала инсценировал кражу в трамвае, поднял скандал и добился того, чтобы вас схватили. Затем пробрался к вам на квартиру и подбросил газету. Расчёт простой. Коли вас задержали — будет обыск. Тогда найдут газету с шифрованной записью. Запись расшифруют, органы советской контрразведки поймут, с кем имеют дело. И уничтожат агента. То есть — вас.
Арестованный криво усмехнулся.
— Грубо работаете, гражданин следователь. Старуху купили. Этого седого — тоже. И газету подбросили. Липа, начальнички.
— Липа, говорите? — Азизов встал. — Майор Семин, вызывайте машину. — Он обернулся к Щуко: — Готовьтесь, сейчас поедем.
Щуко прищурил глаз.
— Начальничек нервничает… Уж не к старичку ли везёте? — Он указал подбородком на фотографию Седобородого.
— К нему самому. Только вряд ли это доставит вам удовольствие…
4
Машина полковника Азизова второй раз за день проделала путь от Баку до селения на берегу моря. Шофёр с конвоиром подхватили Щуко и понесли в комнату.
Там все оставалось без изменений. Только труп, лежащий на полу, был покрыт простыней.
Арестованного усадили, подставили под больную ногу скамеечку. По знаку Азизова простыню сняли и перевернули труп лицом вверх.
Щуко вскрикнул.
— Узнали, стало быть, — сказал Семин.
Полковник Азизов подозвал сотрудника.
— Принесите все, что нашли в тайнике.
Сотрудник внёс в комнату узел, поставил на стол, распаковал. Там оказалось два металлических ящика с переключателями и шкалами.
— Глядите, Щуко, — сказал Азизов, — это передатчик. А ящик поменьше — батареи к нему. Видите, провода соединены? Значит, питание подключено.
Азизов повернул рычажок. Щёлкнул фиксатор, осветилась шкала настройки рации. Вскоре в наушниках послышалось лёгкое потрескивание.
— Все в порядке, работает. — Азизов поднёс наушники к Щуко, дал послушать и выключил передатчик. — Позавчера хозяин этой рации передал вас в руки советской контрразведки, затем побывал в вашей квартире и подбросил газету с шифром. Он вернулся сюда уверенным, что вам теперь крышка. Вернулся и, включил этот передатчик. В эфир пошло сообщение о том, что вас больше не существует. Так сказать, поручение выполнено. Чьё поручение, Щуко? Очевидно, поручение ваших хозяев. Кто же ещё мог навести на вас этого старика!
Щуко сидел сгорбившись, не отрывая глаз от какой-то точки в пространстве. Он молчал. Ему не мешали. Так прошло несколько минут. Наконец он поднял голову.
— Увезите меня отсюда, — попросил он.
Вечером к Азизову явился майор Семин. Он доложил: из больницы передали, что арестованный Щуко просит прийти полковника.
— Не выдержал, — усмехнувшись, проговорил Семин.
Азизов пожал плечами.
— Он не дурак и не хочет лишить себя последнего шанса.
…Наутро Азизов и Семин направились к арестованному. Увидев их, Щуко приподнялся в постели.
— У меня вчера сломали кость ноги, гражданин следователь, — сказал он.
Азизов, опешив, смотрел на арестованного. Семин повернулся к двери, собираясь идти за врачом.
— Подождите, — остановил его Щуко, — вы не так поняли… Кость сломали врачи — рентген показал, что она стала неправильно срастаться. Сломали — потом соединили, как надо, — и снова в гипс.
Щуко откинул край одеяла и показал свежий гипсовый футляр, в котором покоилась нога.
Семин опустился на табурет. Азизов сунул руку в карман за папиросами.
— Так что же вы хотите? — спросил он.
— Я… — Щуко взволнованно облизнул губы. — Если врачи меня так… Даже рентген…
— Короче!
— Меня, значит, не расстреляют? — Щуко затаил дыхание, широко раскрытыми глазами впился в лицо Азизову.
— Этого я не знаю, арестованный Щуко, — сказал полковник. — Вашу судьбу будет решать суд. Видите ли, шпион, пойманный с поличным в военное время…
— Делаются же исключения!
— Исключения бывают. Но вы должны знать, что для этого нужны очень веские основания. Конечно, если человек чистосердечно признался и, кроме того, сообщил важный материал…
— Я расскажу все, что знаю!
— Словом, — продолжал Азизов, — если материалы следствия могут помочь советскому командованию, тогда, конечно, следствие имеет право возбудить ходатайство. Вы понимаете меня?
— Да, да, гражданин следователь… — Щуко говорил торопливо, нервно. — Спрашивайте, и я буду отвечать. Я верю вам, вы…
— Бросьте кривляться, — оборвал его Азизов. — Говорите, если у вас действительно есть что сказать.
— Спрашивайте, гражданин следователь. Я на все отвечу.
— Прежде всего фамилия, — сказал Семин. — Ваша настоящая фамилия?
— Отто Лисс.
— Других фамилий нет?
— Только эта и… Щуко.
— Немец?
— Да.
— Где проходили подготовку?
— Гамбург. Точнее, не Гамбург, а городок несколько выше по течению Эльбы.
— Какой?
— Остбург. Собственно, не сам Остбург, а усадьба близ него. Километров десять к юго-западу.
Отто Лисс подробно рассказал о школе, в которой проходил подготовку, о её руководителях, о полученном задании. Он должен был организовывать диверсии на промышленных предприятиях, в частности вывести из строя крупнейший нефтеперерабатывающий завод. Лиссу были сообщены адреса двух явок. Однако обе явки оказались проваленными. Агенту едва удалось установить это и благополучно уйти.
Азизов усмехнулся.
— За вами же наблюдали, Лисс. И о школе в Остбурге мы кое-что знаем. Словом, пока вы не сообщили ничего нового.
Лисс молчал.
— Почему вас не снабдили взрывчаткой?
— Должны прислать. Было условлено, что, как только устроюсь, свяжусь…
— Чепуха. — Азизов встал. — У вас же не было передатчика.
— Он имелся на явке.
— Быть может, у Седобородого?
— Нет, об этом человеке я никогда ничего не слыхал. Я говорю правду, гражданин следователь.
— А он. Седобородый, знал вас, и притом великолепно. Почему?
— Думаете, предал меня по заданию… оттуда?
— Вы и сами так думаете.
— Меня забрасывали дважды — во Францию и в Польшу, и оба раза удачно. — Лисс потёр лоб. — И вот теперь… Нет, ничего не понимаю! Неужели то, что вы говорите, правда? Не могу поверить…
— Да. Вас предали свои же.
— Тогда, тогда… — Лисе вдруг напрягся, вцепился руками в край одеяла. — Я раскрою вам одну тайну. Это очень важно. Я узнал о ней совершенно случайно!…
