Роберт Ладлэм - Предательство Тристана
Сын промышленника-миллионера и его русской жены – мать Стивена происходила из аристократического семейства, покинувшего свою страну незадолго до революции, – Стивен много путешествовал вместе с родителями, учился в школе в Швейцарии. Он свободно, практически без акцента говорил по-немецки, по-русски, по-французски и по-испански: Меткалфы имели обширные владения в Аргентине и на протяжении многих лет проводили там часть зимы. Меткалфы также имели устойчивые торговые отношения с советским правительством.
Говард, старший брат Стивена – надежный, основательный человек, – уже четыре года управлял деловой империей семейства после смерти отца. Стивен время от времени сопровождал Говарда в поездках, готов был любыми способами оказывать ему помощь и поддержку, но отказывался принимать на себя ответственность, сопряженную с управлением большим бизнесом.
Вдобавок к своим положительным качествам он был бесстрашен, имел мятежный дух и сверх меры обожал приключения. Учитывая все эти черты его личности, Коркоран решил, что он прекрасно сыграет роль плейбоя-аргентинца в Париже…
Дерек Комптон-Джонс нервно откашлялся.
– Вообще-то нет никакой необходимости посылать курьера, – промямлил он.
Лэнгхорн вскинул голову, но тут же быстро оглянулся на свой пульт.
– Ты серьезно? Тебе известен способ быстрее доставить все это на Манхэттен? – осведомился Меткалф.
С его последним словом дверь в дальнем конце комнаты открылась.
Появилось новое лицо, которое он никак не ожидал увидеть здесь: серьезное непроницаемое лицо Альфреда Коркорана.
3
Старик был одет, как всегда, безукоризненно. Галстук завязан изящным узлом. Темно-серый, цвета древесного угля костюм выгодно подчеркивал сухощавое телосложение. От Корки по обыкновению попахивало мятой – он любил жевать мятные пастилки, – и он курил сигарету. Он несколько раз сухо кашлянул.
Комптон-Джонс немедленно вернулся к своим приборам, и в комнате воцарилась тишина. Веселое настроение сразу иссякло.
– Клянусь Христом, стоящим на плоту, это проклятое французское курево ни к черту не годится! Я докурил свой «Честерфилд» в самолете, еще где-то над Ньюфаундлендом. Стивен, почему бы тебе не попробовать подлизаться к своему главному начальнику и не раздобыть для меня немного американского табака? Разве не предполагается, что ты должен быть самым большим жучком на здешнем черном рынке?
Меткалф немного растерялся, и, чтобы собраться с мыслями, ему потребовалось то время, пока он делал шаг вперед и пожимал руку шефу. В левой руке он сжимал украденные документы.
– Конечно… Корки… Что вы тут делаете?
Коркоран отнюдь не был далеким от практической жизни работником, привыкшим дергать за ниточки своих марионеток, сидя в кабинете за океаном; он часто совершал вылазки «в поле» к своим агентам. Но поездка в оккупированный Париж была чрезвычайно сложной и невероятно опасной. Он нечасто бывал в Париже. Для этого должно было появиться очень серьезное основание.
– Что я здесь делаю? – переспросил Коркоран. – Вообще-то нужно задать совсем другой вопрос: что вы здесь делаете? – Он повернулся к двери, из которой только что вышел, и жестом приказал Меткалфу следовать за собой.
Меткалф закрыл за собой дверь. Очевидно, старик хотел поговорить наедине. В поведении Корки угадывалась решительность и еще поспешность, которую Меткалф за ним прежде не замечал.
В этой комнате хранилось множество всякого оборудования, включая пишущую машинку с немецким шрифтом для изготовления пропусков и удостоверений личности. Был здесь также маленький типографский пресс, используемый для подделки простых документов – серьезная работа, как правило, проводилась в Нью-Йорке или Лондоне, – таких, как французские разрешения на проезд или на работу. Один стол занимала целая коллекция штемпелей, в которой даже имелась хорошая копия печати немецкого цензора. В одном углу, возле вешалки с форменным обмундированием, стоял дубовый стол, заваленный газетами; библиотечная лампа с зеленым абажуром отбрасывала на них круг неяркого света.
Коркоран опустился на стул около стола и так же жестом указал Меткалфу, чтобы он тоже сел. Единственным свободным местом была армейская кровать, стоявшая у стены. Меткалф сел, ощущая нарастающую настороженность. Украденные бумаги он положил на кровать рядом с собой.
Довольно долго Коркоран молча рассматривал его. Его глаза за розоватыми стеклами очков в роговой оправе были бледными, водянисто-серыми.
– Вы очень разочаровали меня, Стивен, – негромко проговорил он, решив наконец нарушить нависшее молчание. – Я внедрил вас сюда, потратив огромные деньги из наших очень и очень небогатых ресурсов, и что же вы в результате представили?
– Сэр… – начал было Меткалф.
Но Коркоран не позволил себя прервать.
– Та цивилизация, которую мы знаем, уже проваливается во всепожирающую утробу Гитлера. Нацисты завоевали Норвегию, Данию, Голландию, Бельгию, Люксембург, а теперь и Францию. Они заставили британцев сломя голову удрать из Дюнкерка. Они бомбят Лондон так, что он только чудом не разлетелся на кусочки. Помилуй бог, молодой человек, это же может стать концом свободного мира. А вы, господи прости, заняты тут расшнуровыванием корсетов! – Он разорвал обертку пачки мятных пастилок и сунул одну в рот.
Меткалф схватил с кровати только что добытые бумаги и протянул их своему боссу и наставнику.
– Сэр, я как раз принес сверхсекретные планы немецкой стратегической морской базы на Атлантическом побережье, в Сен-Назере…
– Да-да, – нетерпеливо перебил его Коркоран и с хрустом разжевал мятную пастилку. – Немецкие усовершенствованные водные замки, контролирующие входы в боксы для субмарин. Я это уже видел.
– Что?!
– Вы не единственный мой агент, молодой человек.
Меткалф вспыхнул, чувствуя, что не в силах сдержать негодование.
– Но кто же их раздобыл вам? Я хотел бы это знать. Если у нас на одной лужайке топчется целая толпа, то мы рискуем все время наступать друг другу на ноги, а то и вовсе сорвать всю работу к чертям собачьим.
Коркоран медленно и укоризненно покачал головой:
– Вы же отлично знаете, Стивен, что меня нельзя об этом спрашивать. Ни один из моих агентов никогда не знает ничего о других – это незыблемый закон.
– Это же безумие… сэр.
– Безумие? Нет. Это всего лишь благоразумие. Всемогущий принцип разграничения. Каждый из вас должен знать лишь то, что совершенно необходимо и достаточно для выполнения его задания, и в первую очередь это касается сведений о коллегах. В противном случае, будет достаточно захватить одного из вас, подвергнуть его пыткам, и вся сеть будет провалена.
– Но ведь именно на этот случай нам всем дают пилюли цианида, – возразил Меткалф.
– Да. Которыми удастся воспользоваться лишь в том случае, если вы узнаете об опасности заблаговременно. Но что, если вас захватят внезапно? Позвольте мне сказать вам одну вещь: один из моих агентов, которого я сумел внедрить на хорошее место во «Французскую бензиновую компанию», был неделю назад арестован гестапо. С тех пор мы не получали от него никаких вестей. Этот человек из тех, кому известно о существовании этого самого места. – Корки взмахнул рукой, указывая вокруг себя. – Что, если он заговорит? Что, если его перевербуют? Вот те вопросы, которые не дают мне спокойно спать по ночам.
На мгновение в комнате воцарилась гнетущая тишина.
– И все же, зачем вы приехали, сэр?
– Стивен, ваше кодовое имя Ромео, я не ошибаюсь?
Меткалф вскинул глаза к потолку и недоуменно мотнул головой.
– Я часто прихожу почти в отчаяние от недостатка у вас сдержанности, когда дело доходит до секса. – Корки сухо хихикнул и пожевал мятную пастилку. – Но пришло время, когда тянущийся за вами след из разбитых сердец удастся по-настоящему использовать на пользу делу.
– Каким же образом?
– Я имею в виду женщину, с которой у вас некогда была связь.
Меткалф несколько раз моргнул. Под это определение подходило множество женщин, и ему совершенно не хотелось угадывать, о ком именно идет речь.
– Эта женщина – ваша давняя любовь – завязала дружбу с очень важным нацистским сановником.
– Я не знаю, о ком вы говорите.
– А вы и не обязаны знать. Это было шесть лет назад. В Москве.
– Лана! – прошептал Меткалф.
Он почувствовал легкий шок, словно от удара электрическим током. Одного лишь звука ее имени, которое, он думал, ему никогда больше не придется услышать, хватило, чтобы ярко воскресить в памяти ее образ.
Лана – Светлана Баранова – была необыкновенной женщиной, потрясающе красивой, неудержимо привлекательной, страстной. Она стала первой большой любовью в его молодой жизни.
Москва в 1934 году, когда Стивен Меткалф, только что закончивший Йельский университет, впервые посетил этот город, была мрачным, пугающим и таинственным местом. Меткалфы имели определенные, не слишком широкие, торговые связи с Россией – в двадцатые годы Меткалф-старший создал несколько совместных с советским правительством предприятий, начиная от карандашной фабрики в Новгороде и кончая нефтеразведкой в Грузии. Когда в работе возникли трудности, как это неизменно случалось у всех, кто имел дело с советской бюрократией, Меткалф-старший послал двух своих сыновей провести переговоры. Пока упорный и бесстрастный брат Говард высиживал на бесконечных встречах с советскими функционерами, Стивен с наивным восхищением исследовал город. Особенно его привлекал Большой театр со знаменитой широкой колоннадой, увенчанной бронзовой скульптурой Аполлона, управляющего колесницей.
