Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)
Увидев Питера Холланда, мажордом был ошеломлен: он гордился тем, что знал назубок расписание работы Пятого стерилизатора в любой день.
– Неожиданный визит, сэр?
– Рад видеть тебя, Фрэнк. – Директор ЦРУ пожал руку бывшему переводчику. – Ты, наверное, помнишь Алекса Конклина...
– Боже правый, Алекс? Сколько лет, сколько зим! – Вновь рукопожатие. – Когда мы виделись в последний раз?.. Еще была эта сумасшедшая из Варшавы, помнишь?
– В КГБ до сих пор смеются до слез, – улыбнулся Алекс. – Единственным секретом, который она знала, был секрет приготовления самых паршивых голубцов, которые мне когда-либо доводилось пробовать... Все еще держишь руку на пульсе, Фрэнк?
– Стараюсь, – ответил мажордом. – Нынешние переводчики не могут отличить кукиш от kluski[98].
– Я тоже вряд ли смогу, – вступил Холланд, – поэтому позволь тебя на пару слов, Фрэнк. – Двое пожилых мужчин отошли в сторону и заговорили о чем-то. Алекс и Мо Панов остались на месте – Алекс хмурился и время от времени глубоко вздыхал. Директор вернулся и протянул своим коллегам значки. – Я знаю, куда идти. Фрэнк сообщит о нас.
Все трое поднялись по винтовой лестнице, повернули налево и по коридору, застланному толстым ковром, направились в тыльную часть огромного дома. Они подошли к двери, непохожей на другие в этом доме: она была из мореного дуба, в верхней части были четыре окошечка, рядом с ручкой – две черные кнопки. Холланд вставил ключ, повернул его и нажал на нижнюю кнопку, и сразу же на мониторе, установленном на потолке, загорелся красный огонек. Через двадцать секунд раздался приглушенный звук останавливающегося лифта.
– Заходите в кабину, джентльмены, – сказал директор ЦРУ. Двери закрылись – лифт пошел вниз.
– Мы поднимались наверх, чтобы спуститься вниз?! – удивился Конклин.
– Система безопасности, – ответил директор. – Туда, куда мы направляемся, попасть можно только таким образом. На первом этаже лифта нет.
– Почему же? Я интересуюсь как человек, у которого нет одной ноги, – спросил Алекс.
– По-моему, ты лучше меня знаешь ответ на свой вопрос, – колко заметил директор. – По-видимому, все другие входы в подвалы закрыты и попасть туда можно только при помощи лифта, который минует первый этаж и войти в который можно только с ключом. Здесь два лифта – этот и еще один, с другой стороны. На этом мы попадем в нужное нам место, а на втором можно спуститься к печам, вентиляционным системам и другому оборудованию, которое обычно устанавливают в подвалах. Вот ключ, который дал Фрэнк. Если он не войдет в нужное отверстие в течение определенного времени, включится сигнал тревоги.
– Меня поражают эти ненужные сложности, – нервно заметил Панов.
– Ты зря так думаешь, Мо, – мягко перебил его Конклин. – В трубах центрального отопления и вентиляционных отдушинах легче легкого спрятать взрывчатку. А знаешь ли ты, что некоторые наиболее разумные помощники Гитлера пытались накачать установку по очистке воздуха в его бункере ядовитым газом? Здесь приняты обычные меры предосторожности.
Лифт остановился, и дверь открылась.
– Налево, док, – сказал Холланд.
Коридор сверкал безупречной, антисептической белизной, а сам подземный комплекс оказался сверхсовременным медицинским центром. Он предназначался не только для лечения мужчин и женщин, но и для того, чтобы «расколоть» их, подавить их волю, добыть информацию, докопаться до правды и, по возможности, предотвратить провал рискованных операций и спасти от гибели тысячи людей.
Они вошли в комнату, атмосфера которой контрастировала с антисептическими свойствами залитого светом люминесцентных ламп коридора. Тяжелые кресла, мягкое, неяркое освещение, на столе – кофеварка, посуда, на других столах – газеты и журналы. Все это обеспечивало комфорт тому, кто здесь вынужден кого-то или чего-то ждать. Из внутренней двери вышел мужчина в белом халате; он не скрывал удивления и смотрел настороженно.
– Директор Холланд? – спросил он, приближаясь к Питеру и протягивая ему руку. – Я доктор Уолш из второй смены. Думаю, не надо говорить, что мы вас не ждали.
– Дело не терпит отлагательства, хотя лично я и не стал бы торопиться. Разрешите представить вам доктора Морриса Панова... Вы, наверное, о нем слышали?
– Да, конечно, но лично не знаком. – Уолш вновь протянул руку. – Рад знакомству, доктор, более того, польщен.
– Надеюсь, вы заберете свои слова назад еще до того, как мы закончим беседу, док. Мы можем поговорить наедине?
– Конечно. Прошу в мой кабинет.
– Разве ты не пойдешь вместе с ними? – спросил Конклин, взглянув на Питера.
– А почему не ты?
– Черт возьми... Ведь ты директор! Должен пойти!
– А ты его самый близкий друг... И тоже мог бы пойти.
– Я здесь никто.
– И я никто, раз Мо отказался от моих услуг. Как ты насчет чашечки кофе? Когда я бываю в этом заведении, у меня мурашки по коже начинают бегать. – Холланд подошел к кофеварке и налил две чашки. – Тебе какой?
– Побольше молока и сахара, хотя это и вредно. Ничего, как-нибудь справлюсь.
– А я все еще пью черный, – сказал директор, вытаскивая из кармана пачку сигарет. – Жена говорит, что кислотность меня погубит.
– Другие говорят, что табак.
– Что?
– Взгляни. – Алекс показал на табличку, гласившую: «Благодарим вас за то, что вы не курите!»
– Перетопчутся, – отозвался Холланд, щелкая зажигалкой и прикуривая.
Прошло двадцать минут. Они листали журналы, просматривали газеты, клали их на место, а потом брали вновь. Время от времени поглядывали на дверь. Через двадцать восемь минут в комнате появился доктор Уолш.
– Панов говорит, что вы знаете суть его просьбы и что вы не возражаете, директор Холланд.
– У меня был миллион возражений, но он отверг их... Простите доктор, я забыл представить вам Алекса Конклина. Он один из нас, и он ближайший друг Панова.
– Что вы думаете по этому поводу, мистер Конклин? – спросил Уолш после того, как они обменялись приветствиями.
– Мне ненавистно то, на что решился Моррис, но мне кажется, что в этом есть определенный смысл. Я понимаю его настойчивость и полагаю, что он прав. Если это не имеет смысла, я сам вытащу его оттуда, хоть у меня и одна нога. Это имеет смысл, док?!
– Там, где мы имеем дело с последствиями действия наркотиков, есть определенный риск... Особенно в отношении химического баланса. Доктор Панов лучше других знает это. Именно поэтому он предлагает внутривенные инъекции. Это удлинит психологическое напряжение, но несколько уменьшит ущерб, нанесенный всему организму.
– Несколько?! – вскрикнул Алекс.
– Я честен с вами. Так же, как и он.
– Давайте о главном, док, – сказал Холланд.
– Если ничего не выйдет из этой затеи, понадобится два-три месяца реабилитации.
– Есть ли в этом смысл?! – настаивал Конклин.
– Несомненно, – ответил Уолш. – Его сознание во власти того, что случилось с ним недавно, а значит, возбуждено и подсознание. Он прав. Недосягаемые для его сознания воспоминания держат его на пределе... Я вышел к вам из вежливости. Панов настаивал на продолжении разговора, и я бы на его месте сделал то же самое... Да и каждый из нас.
– Как насчет конфиденциальности?
– Медсестра выйдет из кабинета. Там останусь только я с портативным магнитофоном... и должен быть кто-то из вас или вы оба. – Доктор собрался уходить, но обернулся и взглянул на них. – Когда придет время, я пошлю за вами, – добавил он и исчез за дверью.
Конклин и Питер Холланд переглянулись: начался второй раунд ожидания.
К их общему удивлению, он закончился через десять минут. В комнату отдыха вошла медсестра и пригласила «гостей» следовать за ней. Они прошли по лабиринту с абсолютно белыми стенами, однообразие которых нарушалось только белыми панелями в нишах, которые обозначали двери. Пока они шли, им встретился всего один человек: мужчина белом халате и хирургической маске. Он появился из какой-то белой двери и взглянул на них так, словно они были пришельцами из другого мира.
Медсестра открыла дверь, над которой мигал красный огонек. Приложив указательный палец к губам, она попросила хранить молчание. Холланд и Конклин вошли в темную комнату и очутились перед задернутым белым занавесом – за ним находилась кушетка для осмотра пациентов; сквозь ткань пробивался мягкий свет. Они услышали слова доктора Уолша:
– Вы вернулись, доктор, недавно – всего день-другой назад... Вы ощущали тупую боль в руке... вашей руке, доктор. Отчего возникла эта боль? Вы были на ферме, на маленькой ферме, окруженной полями... Они завязали вам глаза и стали колоть вашу руку. Вашу руку, доктор...
Внезапно на потолке запрыгали зеленые зайчики – отблеск от лампочек приборов, и занавес немного отодвинулся, приоткрыв кушетку, пациента и доктора. Уолш убрал палец с кнопки рядом с кроватью, посмотрел на Холланда и Конклина; он будто говорил: «Здесь никого нет. Убедились?»
