Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы…
— Что вы не сообщили мне сразу, как только господин Вестен получил письмо.
— Я запретил ей это, — сказал Вестен.
— Почему? — злобно спросил Сондерсен.
— Потому что хотел спасти его жизнь. Я подумал, что если сразу позвоню вам, то предатель — а мы в который раз убедились, что он есть, что его не может не быть, — тотчас проинформирует своих людей, и они убьют Милленда.
— Как вы могли?.. — махнул рукой Сондерсен.
— Боже ты мой, я все-таки не представлял себе, что предателю становится известно все до последней детали! Я подумал, что Милленда необходимо, конечно, охранять, но по возможности попозже… Я подумал… лучше всего попозже… потому что как только здесь появятся ваши люди, это будет сигналом для наших врагов. Этот предатель… в голове не укладывается, как ему удается все узнавать? Буквально все!
— Никто этого не понимает, — сказал Сондерсен. — Сколько мы ни ломаем голову… Когда мои люди оказались сегодня здесь и узнали о случившемся, они сразу связались со мной по радио. Из самолета Люфтганзы. Другие мои люди охраняли вас с того самого момента, как вы сели в самолет в Гамбурге, и до того, как приземлились здесь. Один из них привез вас сюда на «лендровере».
— Роджер Хардвик? — спросила Норма. — Он тоже один из ваших людей?
— Да.
— Просто невероятно. Ведь он знает Гернси как свои пять пальцев. Он нам столько рассказывал о здешнем языке, об истории и немецкой оккупации…
— Он и был одним из солдат-оккупантов, — сказал Сондерсен. — Высадился вместе с десантом третьего июля сорокового года, а оставил Гернси двенадцатого сентября сорок шестого. Шести лет как-нибудь хватит, чтобы узнать людей, язык, обычаи и историю острова, разве нет?
— Тогда его, конечно, зовут не Хардвик, — сказала Норма.
— Конечно нет. Этот человек оказался для нас находкой, но, к сожалению, Генри Милленду он ничем помочь не смог Когда со мной связались по радио, я передал доктору Барски, что немедленно вылетаю на Гернси, а он попросил меня взять его с собой.
— Зачем? — спросила Норма.
— Из-за вас, — ответил Сондерсен. — А вы что думали?
— Ян! — несколько неуверенно проговорила Норма. — Вы оставили клинику, фрау Хольстен…
— Да.
— …и Така в инфекционном отделении…
— Да.
— А похороны?..
— Завтра. Эли и Александра на месте. Я так боюсь, как бы с вами чего не случилось. Я не мог не прилететь сюда!
— С каждым что-то может случиться. В любую минуту, — тихо проговорила Норма.
— Не сомневаюсь. Но я хочу быть рядом с вами. Я вас одну не оставлю. Ни на минуту. Я… — Барски смущенно оглядел присутствующих. — Извините, но фрау Десмонд… для меня… такой близкий человек…
— Для меня тоже, друг мой, — сказал Вестен. — И я на вашем месте бросил бы все и молнией прилетел сюда. Вам не за что извиняться.
19
— Благодарю вас, — почти неслышно произнесла Норма, — благодарю вас, Ян!
— Все сначала! — сказал Вестен, обращаясь к Сондерсену. — Сегодня у нас первое октября, среда, — он взглянул на часы. — Половина третьего дня. По данным полицейского врача Милленд был убит в ночь с понедельника на вторник, тридцатого сентября, между девятью часами вечера и полуночью. Верно?
— Верно.
— Двадцать седьмого сентября Милленд прислал мне депешу. Двадцать девятого, в понедельник, мне ее вручили. Днем я показал ее Норме. — Та кивнула. — Примерно в это же время умер доктор Хольстен, а ночью застрелили Милленда. К этому моменту предатель уже предупредил своих людей, что Милленд назначил мне на сегодня встречу, считая, что нашел выход из критической ситуации. Выходит, против нас действует система, работающая с точностью электронных часов. Вы подключили людей из спецгруппы. Как они могли провалиться? Ведь они — первоклассные специалисты!
— Представления не имею как, — сказал Сондерсен. — У меня никакой связи с людьми из спецгруппы нет. Это мне строжайшим образом запрещено начальством. Они связываются со мной, когда им потребуется. Но в данном случае меня ни о чем не оповещали. — Полицейский сглотнул слюну. — Я полностью отдаю себе отчет в том, что радиус моих действий кем-то умышленно сужается. Моя свобода действий ограничена. Если не во всем, то во многом. Но когда дело заходит столь далеко, это так оскорбительно, что трудно описать.
— Очевидно, по-другому они действовать не привыкли, — сказал Вестен. — Попробуем подвести итоги, господин Сондерсен! В ночь с двадцать девятого на тридцатое сентября между девятью вечера и полуночью убили Милленда. Перед его собственным домом, под дубом. Почему не в доме?
— Возможно, он вышел прогуляться перед сном?
— У него был прострел. Именно поэтому, если судить по письму, он не мог встретить меня в аэропорту. Боли были такие, что он едва двигался, — так я предполагаю…
— Возможно, он услышал снаружи какой-то неясный шум и выглянул посмотреть, что случилось. Убийством занимается местная полиция. И, разумеется, топчется на месте.
— Генри Милленд мертв уже более сорока часов.
— Верно, — снова сказал Сондерсен. — И давно лежит в морге. Вскрытие сделано, пули извлечены. Их было три — стреляли из стандартного немецкого «карабина 98-К». Одна пуля попала в грудь, другая — в сердце и третья — в живот. Стреляли с расстояния примерно три метра. Полиция рассматривает этот случай как обыкновенное убийство. Оно и понятно: никому из них не известно то, что знаем мы. Тем временем к расследованию приступили и мои люди, и англичане. Перекрыт въезд и выезд из города, проверяют документы, багажники машин, кое у кого сделан обыск — все, что хотите. Естественно, результат — ноль. Рутина, вот как это называется. У убийцы или у убийц была целая ночь в запасе, чтобы убраться с Гернси, прежде чем домоправительница обнаружила труп.
— Они перевернули весь дом? Все комнаты выглядят так, как эта? — Вестен указал на выдвинутые ящики, на горы бумаг на полу.
— От подвала до чердака, — сказал Сондерсен. — Что искал убийца? Или убийцы?.. Ведь Милленд вызвал вас потому, что полагал, будто нашел выход. Не так ли?
— Ну и что?
— А вдруг он зафиксировал свои мысли на бумаге?
— Совершенно исключено.
— Те, что перевернули здесь все вверх дном, думали иначе. Конечно, возможно, что они ничего не нашли.
— Остались следы, отпечатки пальцев? — спросила Норма.
— Отпечатков пальцев сколько угодно. Милленда, домоправительницы, священника…
— Какого еще священника?
— Мне рассказали, Милленд вел затворнический образ жизни, — сказал Сондерсен. — Два-три раза в неделю ходил в деревенский паб, выпивал несколько кружек пива, беседовал с рыбаками. Они его уважали. Настоящих друзей у него было мало. Один адвокат из Сент-Питер-Порта, столицы Гернси, геолог-океанолог из Кре, художник из Билль Амфри и отец Грегори из церкви на рю де л’Эглиз. Вы проезжали мимо нее по пути сюда.
— Да, — сказала Норма, — припоминаю. Хардвик еще обратил наше внимание на нее. И на Музей немецкой оккупации за маленьким кладбищем.
— С отцом Грегори Милленд играл в шахматы. Священник часто приходил сюда. Я уже упоминал, что мы обнаружили отпечатки его пальцев. А вот другие отпечатки идентифицировать пока не смогли. Те, кто здесь похозяйничал, обработали кончики своих пальцев какой-то жидкостью. Так что рассчитывать на успех в этом отношении нам не приходится.
Зазвонил телефон. Аппарат стоял на удивительно красивом секретере, судя по стилю — времен Людовика XV. Чтобы снять трубку, Сондерсену пришлось переступать через горы бумаги.
— Алло! — он посмотрел на Норму. — Ваш неизвестный друг! Как я по нему соскучился! Требует вас…
Она встала, и он протянул ей трубку.
— Норма Десмонд, — назвалась она, и тут же услышала знакомый измененный мужской голос с металлическими нотками.
— Здравствуйте, фрау Десмонд! Вы появились в доме мистера Милленда минут пятнадцать назад. Извините, что я помешал вашей беседе с господами Сондерсеном, Вестеном и доктором Барски. Мне очень жаль, что нам пришлось убрать доктора Милленда.
— Вам?
— Да, фрау Десмонд… Попросите, чтобы господа не прерывали нашего с вами разговора. Потом вы все им передадите дословно. Скажите им!..
Норма громко проговорила:
— Он просит не перебивать. Потом я передам вам содержание нашего разговора.
— Спасибо, — поблагодарил ее неизвестный. — Да, фрау Десмонд, мы. В данной экстремальной ситуации потребовалось нечто вроде мирного сосуществования. Или временного перемирия, если угодно. Нам удалось убедить другую сторону, что в случае с доктором Миллендом нам надо быть заодно.
— Заодно? Почему?
— Не глупите, фрау Десмонд! Доктор Милленд послал господину Вестену депешу. Содержание письма вам известно. Нам тоже.
