Варткес Тевекелян - Рекламное бюро господина Кочека
Не дожидаясь ответа из Нью-Йорка, Василий написал письмо в Париж, Джо Ковачичу, и сообщил ему, что, при некоторой смекалке, энергии и предприимчивости, в Женеве можно сколотить миллионы. «Организуйте через своего старика поставку мне в возможно больших количествах: чая, кофе, сигарет, сгущенного молока, свиной тушенки, различных лекарств. Условия остаются прежними — чистая прибыль пополам. Здесь нет проблемы с валютой, — швейцарские марки котируются везде.
Надеюсь, вы учитываете, что я не предлагаю поставлять сюда что-либо имеющее хоть какое-нибудь отношение к войне. Упаси меня бог от этого! Мы будем торговать только товарами, облегчающими людям жизнь, что особенно важно в наш жестокий век…»
Через десять дней Адамс известил Василия, что его предложения принимаются. Ему поручается организация отделения компании в Швейцарии, а сам мистер Кочек назначается уполномоченным с окладом в размере пяти тысяч долларов в месяц кроме отчислений процентов от реализации.
Джо Ковачич ответил предельно лаконичной телеграммой: «Вы умница, старик дал согласие, скоро товар поступит. Желаю успеха».
За последние годы Василий набил себе руку в коммерции, — он и в Женеве легко справился с организационными делами. И вот уже на фасаде его конторы красовалась вывеска с золотыми буквами: «Стандард ойл компани», а внизу — «Швейцарское отделение. Торговля нефтью и нефтепродуктами».
Из Америки поступили первые партии товаров, отправленные Ковачичем-старшим. Работа закипела.
Новый, 1941 год пришлось опять встречать на чужбине и вдвоем. Ровно без десяти двенадцать Василий и Лиза сели за стол и наполнили бокалы шампанским. Василию очень хотелось переключить радио на московскую волну, но это было не совсем безопасно, — могли подслушать соседи. И все же он, настраивая радио, поймал на несколько секунд Москву, — оттуда передавали праздничный концерт.
— Опоздали! — Василий с досадой махнул рукой. — Ну, старушка, выпьем за благополучие нашей родины, за наш народ, чтобы черные тучи миновали нас… С Новым годом!
— С Новым годом! — ответила Лиза, высоко поднимая пенящийся бокал.
Они и не предполагали, что новый, 1941 год станет для их родины началом неслыханных страданий…
В Женеву приехал оберштурмбанфюрер Отто Лемке, и Василий пригласил его к себе в контору.
Лемке явился в назначенный час. Он был в штатском костюме и потому потерял половину своей представительности, — то ли дело черная форма эсэсовца, с черепом на фуражке!..
Опустившись в кожаное кресло, Лемке, тяжело вздохнув, закурил.
— Вы начали курить? — удивился Василий.
— От такой жизни не то что закуришь, — завоешь, пожалуй! — ответил тот, затягиваясь табачным дымом.
— Чем же вы огорчены? Вы всегда такой бодрый, жизнерадостный и вдруг скисли…
— Ах, дорогой Кочек!.. Я принес вам такие сведения… Двенадцатого декабря фюрер подписал директиву номер двадцать один, озаглавленную «план Барбаросса»… Кажется, я имел случай говорить вам, что первоначально он фигурировал под шифром «план Отто».
— Что это за директива, подписанная фюрером? — спросил Василий.
— Буду говорить с вами начистоту… То, что я сейчас сообщу вам, настолько важно, что, скажи я об этом русским, они осыпали бы меня золотом с ног до головы. Но я, Отто Лемке, не желаю иметь никаких дел с коммунистами! Да и вам давать эти сведения даром не резонно. Короче, с вас, как со старого знакомого, возьму всего лишь пять тысяч долларов. Согласны?
— Согласен, если только сведения действительно стоящие!
— Еще бы не стоящие!.. Согласно этой директиве, генеральный штаб должен разработать план нападения на Советскую Россию. Копию директивы достать не удалось, хотя я ее читал и даже успел списать начало. Вот оно. — Эсэсовец достал из бумажника лист бумаги, сложенный вчетверо, развернул. — «Германские вооруженные силы должны быть готовы еще до окончания войны против Англии разбить Советскую Россию в стремительном походе, — прочитал он вслух. — Для этого армия должна пустить в действие все находящиеся в ее распоряжении соединения, за исключением лишь тех, которые необходимы, чтобы оградить оккупированные районы от каких-либо неожиданностей. Приготовления должны быть закопчены до 15 мая 1941 года. Особое внимание следует уделить тому, чтобы подготовку этого нападения было невозможно обнаружить…» Ну как, достаточно?
Василий молчал, стараясь изо всех сил не показать свое волнение.
— А как же с Англией? — спросил он как можно спокойнее. — Неужели ваши все же отважатся воевать на два фронта?
— Фюрер предполагает, что если он нападет на Советскую Россию, то Англия согласится на переговоры и в конечном итоге будет помогать войне против коммунистов… Ходят слухи, что скоро начнутся переговоры с англичанами. Как и предполагалось раньше, кто-то из руководителей партии поедет в Англию…
— Ну что же… Это не только важные, но и устрашающие сведения!
— Я же и говорю: война с коммунистами — это вам не легкая прогулка по странам Европы. Боюсь, что русские себя покажут!..
— Вы оставите мне копию начала директивы?
— Могу, но… — Лемке замялся.
— Да, да, понимаю! Нужно сперва рассчитаться с вами… Вот вам чек на пять тысяч долларов. — Василий подписал чек и дал его Лемке. — Еще одна просьба к вам: в Берлине вы найдете моего бывшего садовника Мюллера и передадите ему письмо, а когда будете возвращаться, привезете ответ.
— Пожалуйста, это не составит мне большого труда! — Настроение у Лемке заметно улучшилось после получения чека.
— Когда вы собираетесь снова побывать здесь? — спросил Василий.
— Примерно через месяц.
— А если я возьму на себя все ваши дорожные расходы, могли бы вы прибыть недели через две?
— Пожалуй, могу. Сегодня пятое января, буду у вас пятнадцатого. Это вас устроит?
— Вполне… Завтра я напишу Мюллеру письмо…
Перед своим отъездом из Берлина Василий имел беседу с садовником Мюллером, который, после того как Василий вызволил его из гестапо, стал относиться к нему с большим доверием. Они договорились, что в случае крайней необходимости Мюллер будет служить своего рода почтовым ящиком.
Пожимая на прощанье большую волосатую руку эсэсовца, Василий сказал:
— Пригласил бы вас в ресторан пообедать, но, откровенно говоря, в ваших интересах, чтобы нас не видели вдвоем!..
Лемке ушел, а Василий долго сидел за письменным столом, обхватив голову руками. Кажется, совершилось худшее, чего можно было бы ожидать. Гитлер решил напасть на Советский Союз!.. «Нужно действовать, немедленно известить „отца“. И отсюда, из Швейцарии, это сделать легко», — говорил сам себе Василий, а другой голос нашептывал ему: «Не горячись, следуй правилу — прежде чем сообщить „отцу“ такие важные сведения, сперва проверь их, дублируй из нескольких источников…»
Василий терзался до тех пор, пока не появился через десять дней оберштурмбанфюрер. Вручив письмо Мюллера, он вопросительно посмотрел на Василия.
— Вы хотели бы получить деньги за ваши путевые издержки, — сколько? — спросил Василий.
— Мелочь, триста долларов…
Сведения Лемке подтверждались. Правда, Фридрих Кольвиц указывал несколько сроков нападения на Советский Союз — 20 апреля, 18 мая, 22 июня и даже 6 апреля. Но он давал понять, что эти сроки названы, чтобы ввести в заблуждение противника. Главное же — Кольвиц подтверждал существование самой директивы. И еще Мюллер писал, что здоровье фрау Эльзы ухудшается с каждым днем и врачи не надеются на улучшение. Сама она думает, что жить ей осталось не более полугода.
Яснее не скажешь: полгода — те же сроки, что установил Гитлер на подготовку армии для нападения на Советский Союз…
Теперь нельзя было терять ни минуты. Василий заперся у себя в кабинете, составил зашифрованную телеграмму на имя «отца» и отправил адресату.
Через день он получил телеграмму «молнию» с предложением немедленно выехать с женой в Москву через нейтральную Швецию. Это означало ехать или морем, где рыскали немецкие подводные лодки и топили все, что попадалось им на глаза, или же через Финляндию, которая фактически была оккупирована Германией. Времени для размышлений не оставалось. Василий в тот же день посетил советского консула и получил визу на поездку в Москву — «по делам американской нефтяной компании „Стандард ойл“.
В гостинице «Националь», где обычно останавливались иностранцы, был забронирован номер с видом на Манеж для двух американцев — мужа и жены.
Лиза часами могла стоять у окна, не в силах оторвать глаз от улицы, от кремлевской стены, от прохожих. Она радовалась всему: московскому морозцу, снегу на крышах домов, детворе, играющей во дворе соседнего дома, студентам, спешащим в университет…
Не успели они распаковать чемоданы, как раздался телефонный звонок. Василий снял трубку.
