Евгений Иванов - Записки опера Особого отдела.
Старшиной полка был прапорщик Солоха Александр Николаевич. Он прослужил на Севере более пятнадцати лет, но так и не убрал из своего лексикона украинские слова. Общаясь с ним, Игорь удивлялся, почему во всех регионах, где ему приходилось служить, старшинами подразделений всегда были украинцы. Видимо, прижимистость и тяга к материальным ценностям были у них на генетическом уровне.
— Александр Николаевич, я бы хотел познакомиться с личными делами матросов, — попросил его Игорь. Он не стал ждать приглашения, а сразу снял шинель и сел на свободный стул.
— Нема пытань, — ответил прапорщик и сунул Чернову пачку листов, соединенных скрепками.
Официально на военнослужащих срочной службы в строевой части велись только учетно-послужные карточки. "Личные дела" — это была инициатива старшин. Они представляли собой автобиографию военнослужащего, его объяснительные по разным нарушениям, характеристики, листы учета поощрений и взысканий, а также фотографии. В данном случае Игоря интересовала больше автобиография Лобанова.
Чтобы не заострять внимания на его личности, Чернов стал внимательно изучать все так называемые "досье" матросов. Старшина не отвлекал его, а продолжал заниматься своими делами. Он готовился к банному дню, поэтому считал полученные на складе полотенца и куски мыла. Один раз он подошел к оперу и заговорщицки, полушепотом спросил:
— У вас найдется время провести воспитательную беседу с одним хлопчиком? Це ваш клиент с потрохами, у него в карточке уже нет места, куда взыскания записывать.
— Обязательно побеседую, но не сегодня. Вы мне напишите о всех его провинностях и что от него хотите, а я потом со всей "пролетарской ненавистью" его воспитаю, — пообещал Игорь.
Дойдя до "личного дела" Лобанова, Чернов вынужден был обратиться к Солохе за пояснениями:
— Александр Николаевич, а почему у этого матроса в личном деле только одна автобиография? Даже карточки поощрений и взысканий нет.
— Да потому что у нас он только числится. Он круглосуточно живет в вычислительном центре, даже спит там. У него в кубрике и кровати нет.
— А командир об этом знает?
— Конечно, он его туда и определил, — с некоторой обидой заявил прапорщик.
— Ну, в наряды-то он ходит? — продолжал интересоваться Чернов.
— И в наряды его ставить нельзя. Он работает в интересах командира. Вот "така важна птыця" у меня служит, — с нескрываемым сарказмом ответил старшина.
Чернов усмехнулся и начал читать автобиографию. Она была написана красивым, хорошо поставленным почерком. Из нее он узнал, что матрос Лобанов Сергей Николаевич родился в Москве, окончил среднюю школу с золотой медалью. В этом же году поступил в МВТУ им. Баумана на факультет робототехники и комплексной автоматизации. Со второго курса был отчислен по собственному желанию, после чего был призван на действительную военную службу на флот. Дойдя до этого эпизода автобиографии, Чернов вновь обратиться к Солохе:
— Николаич, а вы беседовали с ним, когда он прибыл в часть?
— Конечно. Они все сначала через меня проходят, — с гордостью ответил старшина.
— А как он объяснял причину отчисления, вы спрашивали?
— Сказал, что разочаровался в своей будущей профессии и захотел узнать жизнь.
С одной стороны версия была убедительной, в курсантские годы Игорь помнил некоторых ребят, которые поступили в училище только из-за красивой формы и престижной профессии. Они неплохо учились, но когда в конце первого курса начались полеты и парашютные прыжки, то панически боялись заходить в самолет. В конечном счете одни из них написали рапорта на увольнение, другие перевелись на наземный факультет офицеров боевого управления. С другой стороны, рассуждал Чернов, если ошибся в выборе профессии, ему ничто не мешало перевестись в другой вуз. После МВТУ его бы без проблем взяли в любой институт. "Нужно будет направить запрос в Москву, чтобы выяснить истинные причины исключения его из вуза", — подумал Игорь.
Согласно штатному расписанию, матрос Лобанов стоял на должности планшетиста командного пункта, на которой не требуется допуск к секретам. Поэтому спецпроверка в отношении него в Особом отделе не проводилась. Чернов переписал себе в блокнот основные биографические данные на Лобанова и, попрощавшись с Солохой, направился в свой кабинет. Там он быстро расписал все запросы, запаковал их в двойной пакет и направился в штаб соседнего вертолетного полка. В гарнизоне было три авиаполка, и в каждом из них был свой оперработник. Чернов зашел в кабинет к своему коллеге и спросил:
— Витя, ты когда собираешься в отдел?
— Сегодня, к концу дня, Можайский зачем-то вызывает, — ответил майор Мухин.
— Будь другом, завези мой пакет в секретариат, а то у меня еще есть дела вечером.
— Ну, это тебе будет дорого стоить, — набивая себе цену, пошутил майор.
— Спасибо, Витя, — поблагодарил Чернов и положил ему на стол пакет. Тот его сразу переложил к себе в сейф и также, шутя, заметил:
— Спасибо в стакан не нальешь.
— Налью-налью, но когда приедешь, — ответил Чернов.
— Что, по пушке отписался или по поиску подлодок что-то нарыл? — серьезно спросил майор.
— И там и там отметился, — не стал скрывать Игорь.
— Зря ты все это замутил, Игорь. Поверь мне, старому оперу, добром для тебя это не закончится. Об этой ориентировке через неделю уже все бы забыли. На Севере служба — как на вулкане, здесь каждую неделю ЧП и каждую неделю вводные. Смотри, какая интересная ситуация. Нас тут четыре опера, у которых противолодочные полки. Если бы каждый сказал, что у него не было и нет никаких работ, то и виноватых нет. Кроме тебя изменника в полку никто искать не будет. Если ты его не найдешь, то никто не найдет. А на нет и суда нет. А коль ты прокукарекал, теперь к тебе первая претензия: не смог предотвратить, ты допустил утечку. Даже если ты и раскрутишь эту тему, то героем будем дядя Ваня, — Мухин имел в виду полковника Иващенко, — потому как он недавно приступил к должности и под его руководством раскрыли преступление. А ты рискуешь вовремя получить майора. Вот так вот, у нас, как в армии, инициатива наказуема.
— Исходя из твоей логики, безопасней тогда вообще ничего не делать? — возразил ему Чернов.
— Конечно. Посмотри на меня, я никогда по службе не высовывался, минимум отчетности даю, и все идет гладко. Старшего опера получил вовремя, майора — вовремя. Подполковника получу как "ликвидатор-чернобылец". А потом переведусь на юг, пробью себе должность старшего оперативного дежурного и до пенсии ни клят, ни мят. Работа — сутки через двое, КГБ-шная ксива и все льготы.
— Заманчиво, но, к сожалению, для меня не подходит, — улыбнулся Игорь, — во-первых, в Чернобыле я не был, по прежнему месту службы в плане стоял на октябрь, но в сентябре меня отправили сюда. А во-вторых, поскольку таких заслуг перед Родиной, как у тебя, я не имею, то единственный выход получить подполковника — это стать начальником.
Игорь засмеялся. Он знал, как ревностно относится Мухин к служебным успехам других оперов и, поэтому решил немного его позлить. У Игоря с Виктором были хорошие отношения, они часто отмечали праздники семьями, на многие вещи в жизни они смотрели одинаково, но отношение к службе у них было разным. И в этом плане старший товарищ не был авторитетом для Чернова.
— Тогда Бог в помощь, — категорично закрыл тему майор.
Они пообщались еще минут десять, и Игорь вернулся в свой кабинет. У него уже созрел план действий. Посвящать в него своих начальников он не хотел, был уверен, что его не одобрят. А ждать ответов на запросы уже не видел смысла.
Чернов набрал номер телефона вычислительного центра.
— Капитан Бондаренко, слушаю вас, — услышал он в ответ.
— Владимир Федорович, капитан Чернов беспокоит, мы сможем сегодня встретиться и поговорить наедине? — спросил Игорь.
— Да, подходите сегодня к восемнадцати часам в вычислительный центр, я здесь буду один, — после небольшой паузы ответил Бондаренко.
— А где будет ваш охранник? — уточнил Чернов, имея в виду Лобанова.
— В восемнадцать часов у них ужин, а потом баня, так что часа полтора-два его не будет.
Ровно в восемнадцать часов капитан Чернов зашел на вычислительный центр. Бондаренко встретил его на входе и сразу же предложил пройти в отдельную комнату. В маленькой комнатушке без окон горел тусклый свет. Вдоль стены стоял полупустой книжный шкаф, посреди комнаты — стол и два табурета. Вешалку заменяли два гвоздя, вбитые в дверь изнутри.
— Прошу к столу, — пригласил Чернова гостеприимный хозяин. На столе лежала фляга со спиртом, два стакана, кусок бело-розового сала, соленые огурцы и нарезанный хлеб.
— Это в целях конспирации. Вдруг кто зайдет, то не будет задавать лишних вопросов, что мы тут делаем, — пояснил капитан, видимо, не забыв, что когда-то дал согласие на сотрудничество с Особым отделом. Игорь снял шинель, поправил волосы и в свою очередь поставил на стол свою бутылку спирта, которую предусмотрительно захватил с собой, выходя из кабинета. Это были издержки оперативной работы: на Севере без бутылки откровенные разговоры не получались.
