Колин Форбс - Вождь и призрак
— У всех нас есть где-то двойник, мой фюрер…
— Нет, я ЕДИНСТВЕННЫЙ и НЕПОВТОРИМЫЙ!
Через десять минут Бормана осенило. Он не сомневался, что фюрер оценит его хитроумную идею.
— Есть большой плюс в том, чтобы держать его при себе… так сказать, про запас, в кладовке, на тот случай, если, предположим, вам необходимо тайно побывать в одном месте, а вы хотите, чтобы в это самое время вас видели в другом. Куби нам очень бы пригодился в борьбе с заговором Рема…
— Борман, вы правы! — Гитлер, обожавший всякие трюки, пришел в неописуемый восторг. — Только вот в какой кладовке мы будем держать «подставного фюрера»?
— Как в какой?! Здесь, в Бергхофе! — уверенно ответил Борман. — Я отведу ему пару комнат и лично прослежу за тем, чтобы он из них носу не показывал, когда вы или кто-либо посторонний будете в Бергхофе.
— Однако он ни при каких обстоятельствах не должен покидать Берхтесгаден! Я настаиваю на этом!
— Это я тоже гарантирую… Нам осталось только разобраться с адъютантом, который его обнаружил. Я предлагаю немедленно отправить его на Восток, в какое-нибудь посольство. На самую низшую должность…
— Превосходно! Он может торчать там, сколько угодно… пока не пожелтеет!
У Бормана с души камень свалился. Гроза миновала. Фюрер даже перестал называть Куби «это существо», а начал говорить «он». Конечно, Борман сожалел, что привез в Бергхоф проклятого актеришку, но поскольку Гитлер согласился, придется держать Куби, «так сказать, в кладовке».
В октябре 1938 года Борман даже не подозревал, какое огромное, общемировое значение приобретает этот незначительный эпизод, о котором Гитлер мгновенно позабыл: вновь усевшись у огня, он подозвал к себе вошедшую в комнату Еву Браун и начал произносить очередной бесконечный монолог о своей юности и о том, какие ужасные были тогда времена.
Глава 5
12 марта 1942 года. Пилот английского самолета «москито», одетый в форму немецкого полковника СС, пролетал над горой Оберзальцберг. Прямо перед собой он увидел несколько ослепительно сверкавших снежных вершин, взмыл вверх и пролетел буквально на волосок от них.
За весь долгий полет подполковник авиации Ян Линдсей ни разу не выбился из графика. Этим хмурым утром горы казались мрачными часовыми, сторожившими подступы к Бергхофу, убежищу фюрера. Линдсей описал на своем самолете, сделанном для уменьшения веса и увеличения скорости из дерева, широкий круг, ища, куда бы приземлиться.
Ян Линдсей сидел в тесной кабине, за спиной у него был парашют, из-за которого он не мог толком повернуться…
Вскоре внизу показалась цель: заваленные снегом крыши Бергхофа… Линдсей отчетливо видел следы автомобильных шин, кто-то совсем недавно ехал по горному «серпантину» на машине.
Ян Линдсей прилетел с Мальты, а туда добрался из Алжира на американском военно-транспортном самолете «дакота». Его курс лежал через Адриатику. Затем, немного пролетев над севером Италии, Линдсей повернул на северо-восток и понесся над Альпами.
До самой последней минуты начальство колебалось: стоит ли посылать его на такое задание? В дискуссию оказался втянут даже генерал Александер. Он захотел познакомиться с Линдсеем и позвал его в штаб союзных войск в Алжире.
Генерал небрежно кивнул в ответ на приветствие Линдсея и предложил ему сесть.
— Что за страсти тут разгорелись из-за вашей поездки к Гитлеру? — дружелюбно спросил он.
— А почему об этом знает так много народу? — возмущенно ответил вопросом на вопрос Линдсей. — Предполагалось, что о ней будут знать только два человека в Лондоне и один здесь. Он вылетел вместе со мной и должен был обеспечить мне связь…
— И вы решили поболтать об этом со мной?
Александер пощипал свои аккуратные усики и усмехнулся. До него уже доходили слухи о том, что для Яна Линдсея никто не указ. Встреча с заместителем главнокомандующего Объединенными Силами союзников явно не повергла английского летчика в священный трепет. Но Александеру это даже понравилось, и он внимательно присматривался к человеку, сидевшему по другую сторону незатейливого складного столика.
У двадцатишестилетнего Линдсея были пышные светлые волосы, орлиный нос, как у римских императоров, изображенных на античных монетах, волевой подбородок и решительно сжатые губы. Ростом он был пять футов девять дюймов, и от него исходило ощущение силы. Лицо Линдсея отличалось большой выразительностью, как у актеров. И действительно, до войны он играл в театре.
— Отнюдь! Меня, наоборот, беспокоит ЧУЖАЯ болтовня, — возразил Линдсей. И добавил, словно спохватившись. — Сэр…
— У меня тоже есть поводы для беспокойства, — медленно произнес Александер, откидываясь на спинку стула. — Например, как не дать поссориться Эйзенхауэру и Монтгомери. Или как разгромить немцев на севере Туниса… Ну и тому подобные пустяки. А Телфорд, ваш связной, рассказал мне о ваших планах по секрету. Я его буквально вынудил это сделать, заявив, что иначе мы не будем давать ему никакой информации, откажемся от сотрудничества.
— Значит, вы получили шифровку? — воскликнул Линдсей. «Черт, этот беспечный тип вообще на что-нибудь годится или нет?»
— Можете сами ознакомиться, Линдсей… — Александер, привстав, протянул ему листок бумаги. — Видите ли, я люблю быть в курсе ВСЕГО, что происходит во вверенных мне войсках.
Линдсей тут же изменил свое мнение о генерале. Глаза и голос Александера посуровели. Сев на место, он ждал, пока его гость переварит содержание расшифрованного послания.
«Просим оказать всяческое содействие подполковнику авиации Линдсею в выполнении особого задания в тылу. Брук».
— Текст специально составлен несколько туманно… я надеюсь, вы со мной согласитесь, — насмешливо молвил Александер. — И не волнуйтесь, кроме меня, в Африке никто не знает, что вы здесь. Желаю вам удачи, самоубийца. Вы что-то вроде Гесса наоборот, да?
Кружа на своем «москито» высоко над Оберзальцбергом, постепенно снижаясь и пытаясь разглядеть сквозь очки грозные опасности, которые могли поджидать его впереди, Линдсей вспомнил разговор с Александером… Что это там? Немецкий истребитель или очередная гора? Они, как грибы, внезапно вырастают из тумана… В довершение всех неприятностей нисходящий воздушный поток в любой момент может затянуть самолет в ущелье, и он, Линдсей, не успеет и глазом моргнуть.
Линдсей решил, что хватит испытывать судьбу, пора покидать уютную кабину. Глубоко вздохнув, он катапультировался. Когда его лицо обжег ледяной ветер, Линдсей мельком взглянул вниз и увидел далекий, заснеженный мир. Линдсею казалось, что он спускается на удивление медленно, прямо-таки плывет по воздуху, а ведь его предупреждали, что это опасный симптом! Это значит, что в следующую секунду он может потерять сознание… Линдсей вцепился в парашютное кольцо и дернул:.. Но — без толку! Он по-прежнему дрейфовал в пустоте. Его и об этом предупреждали, но все равно чувство было ужасающим.
Линдсей поднял глаза и увидел неизвестно откуда появившееся облако. О Господи! Не дай Бог начнется гроза… Парашютные лямки впивались ему в тело. «Облако» оказалось большим зонтиком раскрывшегося парашюта! Линдсей вновь вспомнил о цели своего «приезда»… следовательно, к нему возвращалось самообладание. Он опять поглядел вниз и увидел вдали Бергхоф.
Потом англичанин вдруг сообразил, что ветер несет его прямо на отвесные скалы. Он подтянул левые стропы и начал спускаться по диагонали, рассчитывая приземлиться довольно близко от Бергхофа. Затем на глаза ему попалось нечто, о чем он уже успел позабыть, — брошенный «москито».
Самолет стрелой летел в гору. Линдсей содрогнулся, физически ощущая, как самолет врезается в скалы, и обрывается последняя ниточка, связывавшая его, Линдсея, с миром, в который он теперь может никогда больше не вернуться. Бензобак взорвался, Линдсей увидел ослепительную вспышку, услышал вдалеке глухой удар… В долину посыпались обломки самолета.
И тут же Линдсея окутала мрачная тишина, полное безмолвие, как обычно бывает зимой в горах. Линдсей еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.
Линдсей сосредоточился исключительно на управлении парашютом, стараясь держаться подальше от опасных отвесных скал, высившихся на севере и на юге.
— Интересно, фюрер сейчас в Бергхофе? — подумал он.
Линдсей очень на это надеялся, как и на то, что Гитлер припомнит их довоенную встречу в Берлинской канцелярии. Гитлеру тогда понравился юный англичанин, который свободно говорил по-немецки и симпатизировал идеалам нацистов. Они беседовали наедине целых четыре часа! Замерзшая, занесенная снегом земля была уже совсем близко… Судя по всему, Линдсей должен был приземлиться рядом с извилистым шоссе, которое вело к Бергхофу. Как сказал генерал Александер? «Гесс наоборот…»
