Андрей Гуляшки - Аввакум Захов против 07
— Эх, какое уж это будет веселье! — со вздохом сказал Атанасов, хитро подмигнув сам себе при этом, но голос у него был теплый, мягкий, и потому слова звучали искренне.
— Ну ничего, ничего! — убеждал его Станилов. — Я позаботился, чтобы вам было весело, не беспокойтесь! — И, поскольку с другого конца провода не последовало никакого отклика, он добавил: — Я приготовил вам аперитивчик — чудо! Сюрприз в моем вкусе! — и он громко и грубовато расхохотался.
— Да?! — отозвался Атанасов. Он знал «сюрпризы» профессора, но предпочел смолчать.
— В случае, если у вас возникнут непреодолимые трудности, — последние слова Станилов произнес мед ленно и подчеркнуто, — зовите на помощь нашего общего друга Аввакума Захова. Захов мастер разгадывать загадки — он вас избавит от лишних хлопот. Приятного аппетита!
Полчаса спустя голубая «акула» Станилова стремительно спускалась по извилистому шоссе к Витине.
Часам к девяти вечера на вилле Станилова уже собралась вся компания. Инженер Атанасов нашел в условленном месте ключ, открыл большую дубовую дверь и провел гостей в залу.
Тут многое напоминало об искусстве старых тревненских мастеров — резной потолок и оконные наличники деревянная обшивка стен цвета айвы, низкие миндеры[2] вдоль стен, покрытые желтыми и красными коврами, на которых лежали, веселя своими яркими рисунками! расшитые серебряными и золотыми нитками подушки. Во всем здесь чувствовалась любовь к старым, умирающим традициям, тоска по ним, стремление к прочному, устойчивому в жизни — стол был массивный дубовый, такие же массивные стулья крепко стояли на мраморном полу, словно поджидая сказочных богатырей. На стенах висело старинное, очень старинное оружие: кремневые пистолеты, ружья-иглянки, ятаганы с серебряными рукоятками. Перед камином была разостлана пушистая медвежья шкура, из углов залы выглядывали морды диких кабанов, торчали оленьи рога. Только один предмет казался странно неуместным в этой романтично-суровой обстановке — маленький клавесин красного дерева на тонких витых ножках. Нежное салонное создание с кружевными манжетками очутилось в обществе грубых мужланов-охотников. Но и это артистичное творение тоже переносило в давно минувшие времена. Этот маленький мирок, казалось сохранившийся в первозданном виде с давних времен, освещали полдюжины ламп, точно таких, какие в начале века освещали керосиновым пламенем крестьянские домишки. Конструктор ультрасовременного электронного мозга ЭК-24 обставил свою виллу предметами эпохи, едва только узнавшей электрический свет.
В камине, где можно было зажарить целого барана, тлело несколько дубовых поленьев, и, хотя окна, забранные решетками, были распахнуты, в комнате чувствовался запах дыма.
Компания — Атанасов с супругой, три начальника отделений института со своими женами, все в отличном настроении, — шумно ввалилась в виллу, как в собственный дом. При виде подушек, ярких ковров, медвежьей шкуры глаза женщин загорелись, и они принялись благоговейно разглядывать все это восточное великолепие — им впервые довелось увидеть такое в непосредственной близости. Только жена Атанасова оставалась вполне равнодушной — она уже бывала тут, и все это было ей знакомо. Она стояла в стороне и делала вид, что подправляет помаду на губах, а в действительности, заглядывая в зеркальце, любовалась своим золотистым ожерельем. Удивительно гармонирует оно ее глазам!
Атанасов тем временем, взяв на себя роль хозяина, направился к камину — там стояла огромная, почти в его рост кочерга. Жене хотелось видеть, как-то он справится с поленьями. Тут ведь нужна ловкость, сила. Но не успел он взяться за кочергу, как инженер Крыстанов вдруг всплеснул руками и удивленно вскрикнул. Крыстанов, слывший в институте человеком молчаливым, кротким и спокойным, этим своим восклицанием привлек к себе всеобщее внимание. Атанасов забыл про кочергу, а Роза, жена его, чуть было не уронила на пол свою сумочку.
Крыстанов стоял у огромного дубового стола, заставленного тарелками, приборами, небольшими пышными хлебцами, и указывал пальцем на листок бумаги, трепетавший в другой его руке, словно крыло бабочки.
Стало очень тихо. Необычное убранство комнаты словно бы потускнело, исчезло — такой интерес вызвала эта бумажка.
Близорукий Крыстанов снял очки, глаза его были комично вытаращены. Роза Атанасова даже рассмеялась.
— Тут нет ничего смешного, гражданка Атанасова, — укоризненно покачав лысой головой, оборвал ее Крыстанов. — Напротив, напротив! — Он сделал паузу. В зале стало еще тише. — Ситуация, я бы сказал, скорее печальная! — Он вздохнул и снова надел очки. — Вот послушайте! — Поднеся бумажку почти к самому носу, он прочитал: «Друзья! В кладовой вас ждет форель, заливные цыплята, два зажаренных фазана, всевозможные салаты: в кувшинах есть брынза и лютеница[3], испечена деревенская баница[4]. Все приготовлено отменно. Ешьте на здоровье! Ключ от кладовой находится в зале, на видном месте. Я оставил очень приметный след, по которому вы его легко найдете.
Ищите!»
Положив бумажку на стол между двумя приборами, Крыстанов почесал лоб и задумчиво повторил:
«Ключ от кладовой в зале, на видном месте…
Я оставил очень приметный след, по которому вы его легко найдете!» — Он обернулся к Розе Атанасовой и с горьким упреком сказал: — А вы смеетесь!
Все молчали, и тут Атанасов сообразил, что ему следовало бы что-то сказать в защиту своей жены.
Наш мэтр удивительный остряк, — начал он. — Без шуток жить не может!
А я не люблю, когда меня приглашают на ужин и морят голодом, — холодно заметил Крыстанов. Человек спокойный, он никогда не говорил громко, не повышал голоса.
— Но в чем дело, помилуйте! — Атанасов попытался изобразить на своем лице улыбку. Поскольку он выступал в роли хозяина, ему полагалось оставаться на высоте. — Ключ находится в зале, на видном месте, к нему ведет какой-то приметный след. Другое дело, если бы не было никаких следов, верно? Поэтому я предлагаю не отчаиваться раньше времени. Давайте искать!
— Иголку в стогу сена! — ввернул кто-то из мужчин. Голос прозвучал весьма пессимистично.
— Как искать? — Крыстанов снял очки. — И где? — Он окинул взглядом залу и развел руками. — Ведь тут же по крайней мере сто квадратных метров открытого и скрытого пространства!
— Не меньше! — согласился Атанасов.
Роза Атанасова молча слушала в углу — она была на голову выше и на десять лет моложе своего мужа, но он умел составлять алгоритмы и проектировать электронные машины! Разве могла она смотреть на него насмешливо?
Что ты предлагаешь? — спросил скептик, высказавшийся перед этим насчет иголки в стоге сена.
— Прежде всего, как мне кажется, необходимо за программировать искомое, — ответил Атанасов, но на сей раз в его голосе уже не было прежней уверенности.
Роза звонко захохотала.
Глупости! — сказала она. И повторила еще раз: — Глупости! Я предлагаю искать всем где угодно и кто как сумеет! Если даже ключ не найдется, все равно это очень забавная игра. Согласны?
Игра длилась более получаса. Было очень весело, то и дело раздавался смех. Роза извивалась под миндерами, словно выдра, женщины сдвигали ковры, переворачивали подушки. Крыстанов заглядывал в дула кремневых пистолетов. Атанасов, немного грустный, зачем-то разворошил золу в камине, возле поленьев. Один только стол и клавесин оставались на прежних местах. Чтобы сдвинуть с места стол, потребовалось бы еще несколько пар рук, а ножки клавесина были слишком тонки, чтобы под ними можно было прятать ключ от кладовой.
Наконец, устав от тщетных поисков, гости расселись кто на миндерах, кто на стульях. После криков и смеха наступило молчание — такое же тягостное, какое наступает после затянувшейся шумной пирушки. Еще во время поисков Атанасов несколько раз вспоминал наказ профессора в случае необходимости позвать на помощь Аввакума Захова. Но он все медлил. И не только от уверенности, что треклятый ключ будет наконец найден. Однажды он видел, как его жена танцевала с этим человеком вальс. И с тех пор у него пропала охота встречаться с ним, хотя во время танца Аввакум Захов был безупречно корректен. Пошел он ко всем чертям, обойдемся как-нибудь без него, а что касается вальса, то это старомодный и ужасно глупый танец — если теперь ему. пришлось бы учиться танцевать, он начинал бы не с вальса, это — девятнадцатый век, почти рококо. В конце концов, все эти танцы только усложняют жизнь, и если бы Станилов так внушительно не сказал ему об этом…
— Знаете что, друзья? — он взглянул на свою ладонь и нахмурился — она показалась ему слишком пухлой и розовой, как у младенца. — Эту хитрость с ключом я сумею раскусить за какие-нибудь четверть часа!
Все с удивлением уставились на него, кое-кто из женщин даже ахнул, один только Крыстанов снисходительно усмехнулся — он не любил самонадеянных людей.
