Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга вторая
Он заговорил с ней спокойно, уверенно.
— Ольга эвакуировалась вместе с институтом в Свердловск. А вы — Нина.
Ваш отец жив, и никто его не репрессировал. Единственное, что меня сейчас интересует: с какой целью вы выдали себя за Ольгу? И хорошо, если вы скажете правду. От этого будет зависеть для нас с вами очень многое.
— А если я ничего не скажу?
— Как вам угодно, — сказал Вайс. — В таком случае можете оставаться той.
за которую вы себя выдаете.
— А кто я сейчас?
— Насколько я информирован, немецкая агентка. Изменница Родины. Так?
— Слушайте, — тихо произнесла она, — вы хотите мне внушить, что вы не такой немец, как все?
— Допустим...
— А может быть, вы просто...
— Вы не гадайте, — посоветовал Вайс.
— Хорошо, — сказала девушка и добавила с горечью: — В сущности, мне сейчас уже нечего терять.
— Вот именно, и если командование узнает, что вы почти ничего не видите.
вас все равно швырнут за бесполезностью обратно в лагерь. — И Вайс добавил беспощадно: — Кому нужны слепые!
Вот что Иоганн услышал от девушки.
Да, действительно, ее отец взял в свою семью Ольгу, дочь репрессированного полковника. Потом, когда началась война, Нина стала санинструктором в части, где комиссаром был ее отец. Попала в плен.
Какой-то предатель донес немцам, что она вовсе не дочь комиссара. Решил он так потому, что отец держал себя с ней на фронте строго, совсем не по-родственному. К тому же предатель этот знал от кого-то, что комиссар взял в свою семью дочь репрессированного полковника. Вот он и подумал.
что Нина не дочь комиссара, а дочь репрессированного. Так он и донес немцам, добавив, что отец девушки — бывший начальник штаба, крупный военный деятель.
На допросах Нина сперва все это отрицала. А потом товарищи посоветовали ей не сопротивляться гестаповцам, назваться той, за кого ее принимали, — Ольгой — и подписать все требуемые бумаги.
В разведывательную школу она пошла, надеясь, как только выбросят в тыл, воспользовавшись полученным оружием, уничтожить своего напарника и бежать.
И когда девушка, закончив рассказ, сказала, что теперь Вайс может передать ее в гестапо или расправиться с ней по своему усмотрению, он ответил не сразу.
Иоганн колебался. Поверит ли ему Нина? Сумеет ли, когда узнает, кто он, преодолеть радость, которую — Иоганн знал это по своему опыту — иногда труднее скрывать, чем самое горькое разочарование?
Он сказал с деланным равнодушием:
— Я так и думал, что вы притворщица. Но меня все это не касается. Мне поручено сопровождать вас на время вашего отпуска. И все. Запомните: этого разговора между нами не было. Все остается по-прежнему. Вы Ольга.
Что касается вашего зрения, не беспокойтесь — найдем врача и используем оставшиеся дни на лечение.
— Вы сами не тот, за кого себя выдаете! — сказала торжествующе девушка.
— Вы что же, считаете, среди нас, немцем, нет порядочных людей? — И промямлил: — И, кроме того, вы такая хорошенькая, что я, естественно, могу испытывать к вам особые, нежные чувства.
— Чувства! — презрительно сказала девушка. — Вовсе вы не такой.
— А какой?
— А какой, вы хотите, чтобы я была?
Вайс положил ей руку на плечо, попросил:
— Пожалуйста, постарайтесь оставаться такой, какой вы были. Сможете?
Девушка кивнула.
— И постарайтесь быть любезной с баронессой. В сущности, старуха не такая уж ведьма. Ее гостеприимство вам еще понадобится.
— А больше вы мне сейчас ничего сказать не хотите?
— Хочу, но не могу.
Девушка расплакалась.
— Ну вот, — сердито сказал Вайс. — Куда же вы годитесь!
— Ну, немножко-то можно? — попросила девушка. — Пожалуйста!
— Ничего мы не можем, — сказал Вайс. — Ничего не можем себе позволять.
Понятно? — Он вытер ей лицо своим платком. Приказал: — Улыбнитесь! Ну, не так жалобно. Нахально улыбнитесь. Так, как вы это умели делать. Ну вот, пожалуй, ничего, сойдет.
— Один только вопрос, — сказала девушка, — только один...
— Валяйте. Только один.
— Кино "Ударник"?
— На улице Серафимовича, — смело ответил Вайс.
— Вы знаете, — сказала она, сжимая его руку, — я сейчас такая счастливая!. .
Вайс сердито перебил ее:
— Ну и все! Все!
Когда они вернулись в дом, девушка сказала баронессе любезно:
— У вас отличная усадьба, только жаль, что запущенная. Аллеи не очищены от снега, я даже промочила ноги. — И, поколебавшись, добавила: — Жаль, конечно, что я не все хорошо разглядела. У меня что-то с глазами.
После того как баронесса увела ее наверх переодеваться, Вайс попросил советника вызвать окулиста. Он сказал, что возместит все затраты, связанные с пребыванием агентки абвера в доме баронессы, так как на это ему отпущены специальные средства.
Вернувшись, баронесса спросила:
— Отчего это у нее?
Вайс объяснил:
— Как обычно: от отсутствия в лагерном рационе витаминов.
Советник заметил негодующе:
— Какая, в сущности, наглость со стороны наших противников вынуждать нас кормить военнопленных, когда эту обязанность следовало возложить на воюющие с нами державы!
Не задумываясь, Вайс ответил:
— С целью нанесения ущерба экономике противника мы в свою очередь возложили на него обязанность кормить немцев- военнопленных.
— У вас острый ум, — осторожно усмехнулся советник.
Вайс сделал вид, что не понял иронии. Обращаясь к баронессе, сказал:
— Дочь советского полковника восхищена вашим гостеприимством и просила передать, что у нее в роду все мужчины были военные, поэтому ваша родословная вызывает ее восхищение. И она просит извинить ее неуместные шутки.
— Да, тут вам звонил герр Лансдорф, — не без уважения в голосе сообщил советник. — Я заверил его, что с вашей подопечной все в порядке.
Воспользовавшись случаем, я поговорил с ним об интересующем меня деле.
Он просил передать, что не возражает, если вы некоторое время будете оказывать мне содействие. — Подмигнул. — Как видите, официальные и осведомленные лица не отказывают мне в своей поддержке.
— Я заранее был уверен в этом, — почтительно поклонился Вайс.
Отправившись на машине за врачом, Иоганн заехал к Эльзе и узнал дополнительные данные, сообщенные Центром о девушке. Они полностью совпали с тем, что она ему рассказала. Совпали и внешние приметы Нины.
Центр рекомендовал Вайсу прощупать бывшего работника артели "Часы, печати, оптика" гравера Бабашкина, изготавливающего в "штабе Вали" фальшивые документы для агентов.
Письмо дочери Бабашкина к отцу будет передано Вайсу в ближайшее время.
Врач, осмотрев Ольгу, сказал, что при интенсивном лечении и хорошем питании ее зрение может быть восстановлено в течение двух недель.
И хотя врач был из армейских, он охотно принял от Вайса гонорар и поэтому заменил немецкие медикаменты швейцарскими — более дорогими и эффективными.
— Но главное, — сказал он, — больной необходимо не столько лекарство, сколько питание и покой.
Слепота русской девушки вызвала сочувствие баронессы. Взбалмошная старуха вдруг ударилась в сентиментальность. Ей уже хотелось, чтобы ее гостья не перебарывала свою беспомощность, а покорно отдалась ей. Это позволило бы баронессе сострадать ей, испытывать при этом приятное чувство жалости и показывать себя перед советником с неведомой ему, очевидно, до сих пор стороны.
Баронесса заявила:
— Ольга останется у меня, сколько бы времени ни понадобилось на ее излечение.
Она предалась трогательным воспоминаниям. Рассказала, как однажды в детстве, заливаясь слезами, спасла новорожденного котенка, которого дворецкому приказали утопить.
Почти такую же приятную чувствительность пробудила Ольга и у советника.
За ужином он красноречиво рассуждал о долге христианина, цитировал библию, и глаза его увлажнялись, когда он следил за неловкими движениями девушки. Ее слепота казалась им обоим чем-то красивым, трогательным, что, по традиции, должно вызывать сострадание.
Оставив у себя Ольгу, баронесса, естественно, предложила и Вайсу погостить у нее.
Ей очень понравилась роль великодушной покровительницы слепой девушки.
Утром Вайс заметил, что она как-то подозрительно и настороженно поглядывает на него. С бесцеремонной откровенностью, отведя его в сторону, баронесса решительно предупредила, что не потерпит у себя в доме никаких посягательств на честь своей гостьи.
День тянулся томительно долго.
Ужинали при свечах в огромной, плохо отапливаемой столовой, где было сыро, как в погребе. Стены с содранными гобеленами, с панелями из резного дуба и высокие, стрельчатые окна с гербами на витражах придавали ей вид заброшенного храма.
Ужин был довольно скудный.
Баронесса в утешение напомнила советнику, что фюрер вегетарианец: не курит и не пьет вина и рекомендует всем капустные котлеты и минеральную водичку.
