Константин Бадигин - На затонувшем корабле (Художник А. Брантман)
Оставшись в одиночестве, капитан-лейтенант задумчиво потрогал усы, включил электрическую лампочку и, посапывая, стал проверять расчёты. А «Меркурий» в ожидании лучших времён спокойно подрёмывал на якоре.
* * *
— Ну, вот и водолазы, — объявил Арсеньев, открыв дверь обширного, в два света, зала, отделанного морёным инкрустированным дубом. Здесь тоже был склад. На тёмном фоне стен выделяются вырезанные из крепкого дерева, белого, как слоновая кость, фигуры древних мореплавателей.
Сергей Алексеевич покосился на викинга Эриксона: в шлеме и панцирной рубахе, в развевающемся плаще, он наклонился, вглядываясь вперёд, словно отыскивая в тумане путь своему кораблю.
Старший лейтенант думал о надвигающемся шторме: пророчат северо-западный, десять-одиннадцать баллов Волны и сейчас приходили к борту все крупнее и сердитее. Ветер крепчал. Арсеньев представил себе, как разъярённое море будет бить в борт и срывать пластыри.
«Шторм и крен, да ещё вдобавок этот Медонис…»
Матросы Никитин и Фролов курили в углу салона, усевшись на мешках с паклей.
Арсеньев подошёл к матросам. Они вскочили.
— Собрались на берег, товарищ старшина? — напряжённо улыбаясь, спросил Арсеньев Никитина.
— Так точно, по вашему разрешению, товарищ старший лейтенант.
— Видите ли, тут какое дело… — медленно подбирал слова Арсеньев. — Так вот, придётся отставить берег.
Никитин испуганно посмотрел на старшего лейтенанта, добродушная улыбка разом исчезла с его лица.
— Но ведь утром вы…
— Да, утром я разрешил, а сейчас обстановка переменилась.
— Т-товарищ старший лейтенант, — сказал Фролов, кивнув на Никитина, — ему надо быть на берегу. У него жена в родильном, сына сегодня ж-ждёт.
«И у меня жена в родильном, и я сына жду, — подумал он. — Странно… Почему все стало так безразлично?»
Водолаз Никитин улыбнулся, уверенный, что теперь, когда старшему лейтенанту известно, почему он должен быть на берегу, все будет в порядке.
Арсеньев посмотрел на Никитина, потом на деревянного Эриксона.
— Там обойдутся без нас… — устало сказал он, — без нас… Оба немедленно готовьтесь к спуску.
Никитин поражённо смотрел на Арсеньева.
— Что? — подражая Фитилёву, резко произнёс Сергей Алексеевич.
— Есть осмотреть корабль! — отчеканил Фролов.
Арсеньев медленно пересёк салон и скрылся за тяжёлыми резными дверями.
«Если всплывёт корабль, — продолжал он размышлять, — пластыри уцелеют. Но… но может увеличиться крен, мазут сразу не откачаешь».
— "Над морем красавица дева с-сидит", — неожиданно стал декламировать Фролов, подмигнув деревянному Христофору Колумбу.
И, к другу ласкаяся, так говорит:
— Д-достань ожерелье, с-спустися на дно.
Сегодня в пучину упало оно,
Ты этим докажешь с-свою мне любовь. —
В-вскипела младая у юноши кровь,
И ум его объял невольный н-недуг…
Он в п-пенную бездну кидается вдруг.
— Лермонтов, брат, сочинил, не кто-нибудь. — Фролов улыбнулся. — Видишь, Петя, вьюношу дева послала, так он слова не сказал, в воду полез, а тебе сам старший лейтенант Арсеньев приказал. Н-ничего, Петя, все будет как надо. Жена и вправду без тебя обойдётся…
— Приказать-то он приказал, да не так бы надо. Вот командир наш Фитилёв, — оживился Никитин, — он всегда спросит: как и что, от души спросит. Как мол, сына назовёшь? Как дома, здоровы? И сейчас бы вот про жену спросил. Понимаешь? Уж я наверно знаю: обязательно спросил бы.
— Н-да, п-подход другой у бати… Старший лейтенант тоже хороший человек, мрачный только, думает и молчит, молчит и думает. А сегодня совсем не в себе, по глазам видно. А в-вдруг дочка, — перешёл он на другое, — и в-выйдет, настраивал себя н-напрасно.
— Сын, — упорствовал Никитин.
— Ладно! — махнул рукой Фролов. — П-пойдём одеваться.
* * *
По тропам и решёткам машинного отделения рыжий, в веснушках матрос Евсюков и моторист Бортников медленно тащили вниз тяжёлую помпу для откачки мазута. Вокруг так грохотало, будто целая рота стучала молотками по жести. Все мотопомпы работали. Железные трапы и решётки в масле: ногам скользко.
Матросы осторожно поставили деликатный груз на решётки.
Бортников сел верхом на помпу и перевёл дух.
— Хорошо мы с тобой сообразили. Пока старший лейтенант на своей линейке считает, пока с докладом к бате ходит, пока то да се, а помпа, глядишь, на месте.
— А все это я, — отозвался Евсюков. — Как про мазут доложил, старший лейтенант целовать меня кинулся. Ей-богу, не вру, — добавил он поспешно, заметив на лице друга сомнение.
— И я рад, Женя. Чай, моряк, а не портянка!.. Уж как хочется корабль поднять! Ежели нужно, ведром стану воду черпать. А то с чего бы я тут кишку надрывал? Мог бы на постельке отдохнуть за милую душу, не вахтенный. Поехали, Женя, дальше!
Моряки с кряхтением взялись за помпу. Подбадривая друг друга, они спустили её на следующую площадку.
* * *
Арсеньев, не шевелясь, лежал на койке. Вялые мысли, казалось, прилипли к черепу. Прошло только полчаса с тех пор, как он разговаривал с Фитилёвым, а думалось — миновала вечность. Он забыл про матросов и про мазут, оставшийся в танках.
"Корабль сегодня не поднять! — вертелось одно и то же в мозгу. — Все равно придётся останавливать откачку. Выйдет так, как хочет этот шизофреник. Он может решить, что я нарочно. А разве не так? Все ли ты сделал, что от тебя зависит? Подумай, сообрази. Что это у меня, паралич воли? Недаром говорят: «Что вытягивается на дюйм, вытянется на фут».
Скрипнула дверь. Качнулся кренометр.
Арсеньев приподнял взлохмаченную голову, посмотрел на распахнувшуюся дверь, на стрелку, отклонившуюся ещё на два градуса, и снова уткнулся в подушку. «Черт с ним, крен так крен!» Ему казалось, будто он упал с большого судна в воду. Шёл с борта на борт по узкой сходне и поскользнулся. Два огромных железных корпуса тяжело ходят на волне близко от него. Он знает, что каждую секунду корабли могут сойтись бортами. Спасенья нет! Всем существом, каждым нервом ощущал Арсеньев это воображаемое сближение. Он чувствовал, как сжимается от страха каждая его клетка, чувствовал невыносимую тяжесть. Удар, скрежет железа о железо. Пронизала боль, будто все произошло наяву.
— Товарищ старший лейтенант, — появился в каюте Евсюков.
За ним стоял Бортников.
Арсеньев не откликнулся. Евсюков посмотрел на товарища и пожал плечами.
— Вздремнул, наверное.
— Буди, спать не время, — сказал Бортников.
— Товарищ старший лейтенант!
Арсеньев молча повернул голову.
— Мы с Бортниковым спецмотопомпу спустили в машинный отсек, просим указать место откачки. Если сейчас начнём откачку мазута, к утру корабль станет на ровный киль.
Несколько мгновений Арсеньев отсутствующе смотрел на матросов.
— К утру на ровный киль? — Арсеньев бросился к столу, схватил логарифмическую линейку. «Пусть позор, пусть любое наказание!.. Только не быть подлецом!» — лихорадочно думал он, быстро нанося цифры на бумагу.
Мысль его заработала необычайно чётко, он напрягся, как пружина.
…На самом дне машинного отсека, на плитах, залитых мазутом, при свете переносной электрической лампы, работают трое: старший лейтенант Арсеньев, матрос Евсюков и моторист Бортников. Над ними высятся железные лабиринты решёток и трапов. Сверху дневной свет едва проникает сквозь заляпанные маслом стекла люков.
— А что, товарищ старший лейтенант, — готовясь запустить мотопомпу, спросил Евсюков; крупные веснушки на его лице сейчас особенно заметны, — обязательно корабль подымем? Вот только кабы пластыри не посрывало. Ветер-то как гудит, — помолчав, добавил он.
— На берег показаться срам! — вставил угрюмый Бортников, орудуя ключом. — Дразнятся друзья-приятели: на «утопленнике»-де зимовать собираемся. Готово, на месте гайка! А вы, товарищ старший лейтенант, слышно, капиталом плавали, большие корабли водили?
— Плавал… — отозвался Арсеньев. — А бояться, ребята, нечего: ветер теперь нам нипочём. Теперь-то уж всплывём, а наши расчёты — хоть в Академию наук: нате, старички хорошие, проверяйте! Давай, Бортников.
Моторист нажал стартер, мотор рявкнул и сразу раскатился дробным стуком. Из отсека послышалось сочное чавканье: шланги засасывали мазут.
— Ну все! — Старший лейтенант выпрямился. — Помпа работает. Бортникову оставаться здесь, а ты, Евсюков, мигом на палубу, передай приказание мичману Короткову: водолаза Никитина уволить на берег. Под воду вместо него пойду я. — Арсеньев не торопясь вытирал руки ветошью. — Постой-постой, капитану буксира приказываю — доставить Никитина в порт, и сейчас же назад!
