Джозеф Файндер - Дьявольская сила
– Но я готов положить конец этому безрассудству, – продолжал Эйслер. – Если вы положите пистолет и немедленно уберетесь прочь, шума я поднимать не буду. Я понимаю, что вы находитесь в отчаянном положении. Но угрозами от меня все равно ничего не добьетесь.
– Но мы вам вовсе не угрожаем, – возразил я. – Нам нужны всего лишь сведения о вкладе, который по банковскому законодательству и Америки, и Швейцарии принадлежит моей супруге.
Со лба Эйслера покатились две струйки пота, прорезав глубокие линии. Решимость его заметно отступала, и вновь я услышал поток его мыслей, некоторые из них были сердитые, другие – жалобные. Он явно колебался в душе.
– А что, кто-нибудь забирал золото из этого хранилища? – спокойно спросил я.
«Никто, – отчетливо услышал я его мысль. – Никто».
Он закрыл глаза, как бы приготовившись к выстрелу, который оборвет его жизнь. Теперь пот катился с него градом.
– Не могу сказать, – прошептал он.
Значит, никто золота отсюда не забирал. Но все же…
И тут мне вдруг пришла в голову другая мысль: «А что, если другая половина золота сюда вовсе и не вкладывалась, а стало быть, никуда отсюда и не переводилась?»
Я все время держал пистолет в руке, а тут стал медленно приближать его к голове Эйслера, пока ствол не коснулся виска, и слегка прижал его. Пистолет даже немного спружинил, образовав вокруг ствола заметные белые круги на виске.
– Не надо, пожалуйста, – прошептал он. Так тихо, что я едва расслышал его просьбу.
Теперь его мысли заторопились и лихорадочно заскакали, я ничего не смог уловить в их хаосе.
– Отвечайте, – настаивал я, – и мы вас оставим в покое.
Он проглотил слюну, закрыл глаза и, опять открыв их, прошептал:
– Десять миллиардов долларов золотом в слитках. Наш банк получил это золото целиком.
– Ну и куда же его распределили?
– Половину поместили в хранилище. Вы сами видели это золото.
– А остальное?
Он опять сделал судорожный глоток.
– Остальное продано. Мы оказывали содействие при его продаже на рынке золота через брокеров, с которыми сотрудничаем на конфиденциальной основе. Оно было расплавлено, а затем переделано.
– А какова его стоимость?
– Да, наверное, пять… или шесть…
– Миллиардов?
– Да.
– Оно было обменено на ликвидные средства? Продано за наличные?
– Был телеграфный перевод.
– Куда же?
Опять он закрыл глаза, мускулы на его лице напряглись, будто он молился.
– Не могу сказать.
– Куда?
– Не вправе сказать.
– Деньги переведены в Париж?
– Нет, пожалуйста, не могу…
– Куда отправлен телеграфный перевод?
«Германия… Германия… Мюнхен…»
– Деньги перечислены в Мюнхен?
– Можете убить меня, – снова шепнул он, закрыв глаза. – Я готов к смерти.
Решимость его удивила меня. Какая одержимость охватила его? Что толкнуло на такую безрассудную решимость? Может, он думает, что я беру его на «пушку»? Но в таком случае ему нужно дать понять, что меня вокруг пальца не проведешь. Да и какой здравомыслящий человек вообразит, что я блефую, что мой пистолет даже не заряжен, когда я стою вот тут рядом и приставил оружие к его виску? Нет, он скорее предпочел бы быть убитым, чем нарушить традицию конфиденциальности швейцарских банков!
Затем послышался слабый звук журчащей воды, и я увидел, что он обмочился. На брюках между ног у него появилось большое мокрое пятно. Испуг его был неподдельным. Глаза закрылись, он сам весь как бы захолодел, парализованный страхом.
Но я не отставал от него, просто не мог этого сделать. Прижав поплотнее пистолет к его виску, я медленно и настойчиво повторял:
– Нам нужно только имя. Скажите, куда переведены деньги. Кому. Назовите имя.
Все тело Эйслера сотрясала дрожь. Глаза он не открывал, губы плотно сжал и скривил, мускулы напряг. Пот ручьем катился по его лицу, подбородку и шее. Даже лацканы серого пиджака на нем и галстук потемнели от пота.
– Я же сказал, нам нужно только имя.
Молли молча сидела и смотрела на меня, на глазах ее навернулись слезы, время от времени она морщилась, как от боли. Она с трудом переносила разыгравшуюся сцену. «Крепись, Мол, – хотелось мне сказать ей. – Сиди и не рыпайся».
– Вы же знаете, какое имя мне нужно.
И через минуту я услышал это имя. Эйслер по-прежнему хранил молчание. Губы его дрожали, он вот-вот готов был расплакаться, но сдерживался изо всех сил и не произнес ни слова.
Но он думал, хотя вслух ничего не говорил. Я уже намеревался было отпустить пистолет, как мне в голову пришла новая мысль, и я спросил:
– А когда в последний раз произведен ему перевод из вашего банка?
«Сегодня утром», – подумал Эйслер.
Он крепко зажмурился, большие капли пота опять потекли по его носу, а с носа – на лацканы пиджака.
Итак, сегодня утром. Опустив пистолет, напоследок я заметил:
– Ну что ж. Вижу, вы человек с железной волей.
Медленно он открыл глаза и взглянул прямо на меня. В глазах его все еще четко просматривался, конечно же, испуг, но вместе с тем появилось и что-то новенькое, похожее на блеск триумфатора, вспышку радости за то, что выдержал в поединке и не сломался.
И вот наконец-то он, слава Богу, заговорил, хоть и ломающимся голосом:
– Если не уберетесь из моего офиса немедленно же…
– Вы ничего нам не сказали, – подбодрил я его. – Я просто восхищаюсь вами.
– Если вы не уберетесь…
– В мои планы не входит убивать вас, – продолжал я. – Вы ведь человек чести и делаете свое дело как надо. Наоборот, если вы согласны, что здесь ничего не происходило, что вы не будете сообщать обо всем этом в полицию и позволите нам уйти из банка без помех, то мы будем считать инцидент исчерпанным и тихо уйдем.
Разумеется, я был твердо уверен, что, как только мы покинем банк, он сразу же кинется звонить в полицию (на его месте я бы тоже так же поступил), но все равно мы в результате выиграем несколько минут, которые нам так нужны.
– Да, – произнес он опять ломающимся голосом и откашлялся. – Немедленно убирайтесь отсюда. И если вы еще сохранили хоть чуточку здравого смысла, в чем я здорово сомневаюсь, то вообще сразу же уматывайте из Цюриха.
48
Мы поспешно выскочили из банка, а оказавшись на Банхофштрассе, прибавили шагу. Эйслер, как видно, выполнил свое обещание и позволил нам беспрепятственно уйти из банка (наверное, из соображений личной безопасности и безопасности служащих), но теперь, думал я, он наверняка уже позвонил в охрану своего банка и муниципальную полицию. При этом он назвал, разумеется, наши подлинные имена, а не вымышленные псевдонимы, под которыми мы можем скрываться всего несколько часов, а потом нас все равно непременно разоблачат и схватят. А самое страшное – то, что люди «Чародеев» теперь сразу узнают, где мы находимся, а может, уже и знают, но мне об этом даже и думать не хотелось.
– Ну, узнал имя? – на ходу спросила Молли.
– Да. Но разговаривать сейчас не надо.
Я был весь на взводе, внимательно приглядывался ко всем прохожим, выискивая в толпе знакомое лицо того вероятного убийцы-альбиноса, которого впервые увидел в Бостоне.
Нет, здесь его не видно.
Но тут же я кожей ощутил, что нас «пасут».
Для слежки за людьми применяются десятки разнообразных приемов и методов, но поднаторевшего оперативного сотрудника спецслужбы редко можно облапошить и застать врасплох. Что касается того альбиноса, то я его «уделал», а говоря на жаргоне службы наблюдения – раскрыл его. При слежке за мной у него не было никаких шансов, что я его не замечу, разве только если слежка будет вестись не плотно, а издали. И действительно, поблизости его фигура не мелькала.
Но, как я очень скоро убедился, он действовал не один. Прилипли другие «хвосты», которые я пока не вычислил. В густой толпе народу на Банхофштрассе раскрыть «топтунов» было чрезвычайно трудно, а может, и вообще невозможно.
– Бен, – начала было Молли, но я так сердито зыркнул на нее, что она тут же осеклась.
– Не сейчас, еще не время, – пояснил я, стараясь регулировать дыхание.
Подойдя к Баренгассе, я повернул направо, Молли последовала за мной. В огромных стеклянных витринах магазинов хорошо отражалась вся улица, и я легко видел всех, кто шел вслед за нами, но ничего подозрительного не обнаружил. Наверняка за нами следили профессионалы. По всей вероятности, слежка велась уже в тот момент, когда я входил в банк и заметил того блондина, а он понял, что я его раскрыл, и решил больше не показываться мне на глаза. Теперь в игру вступили его соучастники.
Мне обязательно надо их засечь.
Молли глубоко и прерывисто вздохнула:
– Это какое-то помешательство, Бен. Так же нельзя, опасно, черт бы все побрал! – Понемногу она успокаивалась. – Послушай, мне всерьез было противно смотреть, как ты приставил пистолет к башке того парня. Мне противно было смотреть, что с ним сделалось. Это так гнусно.
