Чингиз Абдуллаев - Символы распада
Поколебавшись, женщина все-таки повернулась и вышла, не забыв захватить свою сумочку. Дронго остался с Суровцевой.
— Будете меня охранять? — насмешливо спросила она. Ее раны уже начали затягиваться, и она чувствовала себя гораздо увереннее, чем прежде.
— Буду. — Дронго сел на стул напротив нее. — Я бы хотел, чтобы вы мне все рассказал о Хорькове и о людях, которые предложили ему это преступление.
— Опять… — поморщилась Суровцева. — Может, что-нибудь другое?
— Меня интересуют Хорьков и его заказчики, — твердо сообщил Дронго.
— Он же в тюрьме сидит, — удивилась она, — вызовите его к себе, и пусть он вам сам все расскажет.
— У меня нет времени его вызывать. Мне интересен ваш рассказ.
— А я думала, что я вам интересна, — вызывающе сказала женщина.
— Если вы имеете в виду свои мозги, то да. Мне интересно, откуда берутся такие стервы, как вы. Если свое тело, тоже да. Вы красивая и эффектная женщина. Но не для меня. Мне трудно будет забыть про вашего мужа, которого убили по вашей просьбе.
— Что вы заладили про мужа? — разозлилась она. — Прямо как муха все время жужжите. При чем тут мой муж? Пустое место… Я думала, он скромный, а он оказался слабым, я думала, он умный, потому что всегда молчал. А он оказался просто недалеким человеком. Мне казалось, что он сможет стать великим ученым, а потом я увидела, что он не может быть даже нормальным мужем и отцом. По ночам один спать боялся, ему страшные сны снились.
— Из-за этого вы его и убили.
— Да, да, из-за этого! И из-за этого тоже. Я же говорю, что он был пустое место. Как он меня раздражал своим постоянным нытьем, своей нерешительностью. Хотите, я вам скажу правду, когда я окончательно поняла, что уйду от него?
Дронго молча смотрел на нее. Она тряхнула волосами.
— В постели он вел себя как неопытный мальчик, — с вызовом, с каким-то надрывом сказала она. — Все мои попытки как-то его раззадорить ни к чему не приводили. Одна моя московская знакомая посоветовала мне… в общем, сделать то, что мужчины любят больше всего. Вы бы видели, что с ним случилось. Он испугался, начал бормотать что-то о чистоте отношений, о семейных узах. В общем, я тогда плюнула на него. А потом он изменил мне.
— Как это изменил? — не поверил Дронго.
— А вот так, — сверкнула она глазами. Было видно, что ей нелегко. — С женой этого стервеца Волнова мне и изменил. Думал, я ничего не узнаю. Весь поселок над нами смеялся. У нее только кожа и кости. Вы бы ее рожу видели. А он с ней в лес ходил. Их там и застукали. Вот тогда я назло ему и пошла к Волнову. И потом уговорила его выстрелить в машину. Он ведь не хотел стрелять. Вот тогда я ему про его жену и рассказала.
Дронго сидел потрясенный. Он вдруг понял, что ситуация с хищением в Научном центре была еще и драмой сразу нескольких семей. Драмой, о которой никто и ничего не знал.
— Мы этого не знали, — сказал он.
— А вам и не нужно было знать. — Она отвернулась к стене. Было непонятно: то ли она плачет, то ли смеется.
— Маша, — позвал Дронго, — согласитесь, что так нельзя.
— Ну да, — сказала она, не поворачивая головы, — вам легко говорить. А мне, думаете, было легко? И с этим Волновым. И с Хорьковым, черт бы его побрал! Вечно эта жирная кожа. И изо рта несет, как из помойной ямы. Я должна была все время слушать его дурацкие рассказы.
— Ему Ревелли предложил украсть заряды?
— Он. И итальянец еще, этот переводчик. Они рассказывали, что есть богатые арабы, которые готовы платить десятки и сотни миллионов долларов. Хорьков хвастался, что будет самым богатым человеком в мире.
— Они ничего не говорили про этих арабов?
— Ничего. Ревелли все время торопил, просил, чтобы в августе у него уже были заряды. Рассказывал Хорькову про этих арабов. Они все чокнутые на своей ненависти к американцам и европейцам, особенно к французам. Ревелли и Хорьков все время над этим смеялись.
— Еще что-нибудь помните?
— Нет. Больше ничего. Они договаривались увидеться в Америке, в сентябре этого года. Ревелли еще смеялся и говорил, что с Америкой наверняка ничего не случится.
— Как же вы могли жить с таким типом?
— А что мне нужно было делать? Остаться с подлецом Никитой, который мне изменил? Или с подлецом Волновым? Кому я была нужна? Кому? Вот и вы на меня все время волком глядите. И стервой все время называете.
У нее снова дернулись плечи.
— Ты меня извини, — попросил Дронго — Я, кажется, был не прав.
— Ладно, — отмахнулся она, — что это вы опять ко мне на «ты» стали обращаться. Вас и не поймешь, когда «ты», а когда «вы».
— Видимо, когда я нервничаю, называю на «вы», а когда спокоен, на «ты». Или наоборот, я даже не замечал. Ты меня все равно извини.
— Меня посадят?
— Думаю, да.
— Надолго?
— Не знаю. Но, учитывая, что ты нам помогала, наверно, не очень. Но сидеть придется. Может быть, и много.
— Много, это сколько? Год, два?
— Нет. Лет десять или двенадцать.
— Так много?
— Да. Не меньше.
— Значит, я из тюрьмы старухой выйду? — спросила она с каким-то внутренним надрывом. Он молчал.
— Значит, все, — сказала она, — значит, Париж — это последнее, что я увидела в своей жизни. Был, говорят, роман «Увидеть Париж и умереть».
— Так, кажется, говорили про Лондон.
— Какая разница. У меня Париж.
— Париж, — повторил он. — Может, мы все видим его в последний раз.
— Поцелуйте меня, — вдруг попросила она.
— Что? — изумился он. Она встала.
— Я ведь всегда мечтала о таком мужчине. Думала, что мой мужчина будет умным, сильным, благородным. Самое главное — умным. Мне казалось, что у меня все будет в порядке. Вам очень противно меня поцеловать?
Он шагнул к ней. Наклонился, осторожно поцеловал ее. Она закрыла глаза.
— Никита был моим первым мужчиной, — сказала она с закрытыми глазами, — он целую неделю не мог ничего сделать. Это было так больно.
Дронго нахмурился. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла капитан Шалимова. Она увидела их и замерла.
— Нас всех вернули, — сказала она, — террористы только что позвонили в министерство внутренних дел и сделали первое заявление. Они сообщили, что у них есть оружие, которое может уничтожить весь Париж. Сейчас об этом передают все информационные агентства мира. Вас срочно ждут в нашем посольстве.
— Мы опоздали, — горько произнес Дронго. — Мы опоздали, — повторил он и, уже не обращая на Шалимову никакого внимания, взял руку Маши и сжал ее в своей руке. Затем, резко повернувшись, вышел из комнаты.
Он спустился вниз, вышел из отеля. На улице было ветрено. Рядом с отелем на углу находилась аптека. Он зашел туда, чтобы попросить какое-нибудь лекарство от головной боли. В аптеке стоял темнокожий плохо одетый человек, который что-то горячо объяснял аптекарю. Он, видимо, просил какое-то лекарство, которое нельзя было выдавать без рецептов. Аптекарь качал головой. На его лице было презрение.
«Откуда он знает, почему этот негр хочет такое лекарство? — подумал Дронго. — Может, и у него произошла какая-то история, о которой никто не знает. И что вообще мы знаем друг о друге? Как часто мы ненавидим другого, не зная истинных причин его поступков, не зная о нем ничего. Как сказала Суровцева, особенно они ненавидели американцев и…»
Он вдруг замер. Закрыл глаза. Схватился за сердце. Аптекарь бросился к нему:
— Вам плохо?
— Нет-нет.
Дронго повернулся и побежал в отель. Ворвался туда, набрал номер посольства.
— Машкова или Потапова! Срочно! Очень срочно!
— Ты уже знаешь, что случилось? — услышал он приглушенный голос Машкова. — Нас всех отзывают в Москву. Правительство готовится выступить со специальным информационным сообщением. Президент выступит через час по всем каналам телевидения.
— Нет, — закричал Дронго, — подождите. Ничего не нужно. Срочно приезжай в «Крийон». Срочно приезжай туда. И еще — найди комиссара Жерара. У тебя двадцать минут. Срочно приезжай туда. Ты меня слышишь? Ты знаешь, где находится «Крийон»?
— Конечно, знаю. На площади Согласия, ты же мне показывал.
— Рядом с американским посольством, — напомнил Дронго. — Ты все понял? Быстро туда.
Он выбежал из отеля и, задыхаясь, ринулся на Елисейские Поля, где были стоянки такси. Сев в машину, он попросил отвезти его в «Крийон». Через десять минут он был в отеле. Несколько минут спустя приехали Жерар, Машков и еще несколько человек.
— В каком номере жил Абдель? Какой номер он зарезервировал за собой? — спросил Дронго.
— На пятом этаже, — ответил удивленный портье, — в пятьсот пятнадцатом номере, прямо напротив лифта.
— Там есть балкон?
— Да.
— С балкона можно пройти на чердак?
— Да, а откуда вы знаете?
— Быстро наверх, — устало сказал Дронго, и они поспешили за ним.
На пятом этаже они ворвались в номер пятьсот пятнадцать.
— Ищите здесь, — крикнул Дронго, выбегая на длинный балкон. Три балкона выходили прямо на здание американского посольства. При этом один из них нависал над крышей. Машков вышел следом за ним.
