Анатолий Чехов - Кара-курт
— Пришла к тебе какая-то сволочь, ты ее прячешь. С плохим ведь он пришел...
Старик не ответил, опустил голову, задумался. Испытующе, снизу вверх посмотрел на Кайманова:
— А ты его не убьешь?
— Зачем убивать? Поговорить да расспросить надо, откуда он, кто его послал...
Неожиданно старик скупо улыбнулся, словно у него с души камень свалился.
— Ну, ладно, хорошо, сейчас покажу. Иди за мной.
Вслед за Мухтаром Яков вышел в сени, где почти в каждом туркменском доме или кибитке устраивают под полом хранилище для зерна. На уровне пола роют яму, похожую на тандыр, широкую внизу, с узкой горловиной вверху. Стены ямы обмазывают и обжигают, получается просторное, сухое помещение, куда можно ссыпать пшеницу, ячмень, джегуру, любое зерно.
Яков указал на прикрытое кошмой отверстие, взглядом спросил: «Здесь?» Мухтар утвердительно кивнул головой.
— Пришел с оружием?
Старик усмехнулся:
— Аксакал[35] у меня зачем? — спросил он. — Я ведь своим келле[36] тоже думал: «Ай, Имам-Ишан, что ты тут ходишь? Еще и маузер приволок. Убьют ведь тебя, сам кого-нибудь подстрелишь. Давай, дорогой, уберу-ка я твой маузер, пойду начальнику Ешке скажу...»
Мухтар передал Якову завернутый в тряпку маузер.
— Ай, сагбол тебе, Мухтар, за такие толковые слова, — пряча маузер под поясной ремень, закрыв его гимнастеркой, ответил Кайманов. — Я уж жалею, что через весь аул к тебе ночью шел. Лучше бы подождал вас с Имам-Ишаном, дома бы сидел, печку топил, геок-чай в тунче кипятил. А теперь сколько еще ждать, пока тунча закипит...
— Не смейся, Ешка-джан, — серьезно ответил старик. — Имам-Ишан, верно, тебя спрашивал, есть у него какое-то письмо для тебя. Меня к тебе посылал, а ты сам пришел.
Яков пожал плечами: от кого ему могло быть письмо, да и зачем посылать нарочного, когда в любом городе за кордоном есть советская военная комендатура?
— От кого письмо? — спросил он Мухтара. Тот неопределенно пожал плечами:
— Откуда я знаю? Сказал: есть письмо Кара-Кушу... Да он сейчас сам скажет. Эй, Имам-Ишан, вылезай. Кара-Куш сам к тебе пришел.
Из подпола вылез нарушитель. К удивлению Якова, нисколько не смущаясь, подал руку.
— Ай салям, яш-улы Кара-Куш, — сказал он. — Я сам хотел тебя видеть, думал, кто другой к Мухтару пришел...
— Вот видишь, как все ладно получилось, — иронически поддержал его Яков, — а я, будто догадался, взял да и пришел...
При свете «летучей мыши» Кайманов хорошо рассмотрел закордонного гостя.
Перед ним стоял человек средних лет, с седеющими висками, решительным взглядом темных проницательных глаз. Все трое вошли в комнату, сбросив обувь, сели по-восточному на ковер, которым был застлан пол.
— Ну, так что там за письмо у тебя? Кто мне решил весть передать? Если ты ко мне пришел, зачем попал к кузнецу Мухтару? Дорогу в комендатуру любой мальчишка покажет.
Имам-Ишан пожал плечами:
— Умный ты человек, Кара-Куш, а сказал — слушать смешно: понеси к вам письмо, в гостях надолго останешься. Хотел через Мухтара передать, обратно уйти, да не пришлось.
— Ладно, — перебил его Яков. — Довольно сказки рассказывать. Маузер с патронами тоже хотел через Мухтара передать?
Имам-Ишан, не ответив, пожал плечами, достал из кармана клочок бумаги с несколькими строчками на фарситском языке. Записку писал кто-то неуверенной рукой, то ли полуграмотный, то ли ребенок: «Джан горбан, — прочитал Яков, — ата вспомнил, какой человек с тобой был. Это очень воровской человек». Ни подписи, ни даты. Видно было, что автор письма не часто брал в руки карандаш, а взяв его, потрудился немало: листок весь измят, буквы разъехались, слова написаны вкривь и вкось.
Яков сделал вид, что ничего не понял. Повертел бумажку в руках, сказал:
— Что-то я ничего тут не разберу. Кто дал тебе это письмо? Сам-то ты читал его?
— Усехон дал. Оглан Ашира, у которого ты в первый день с маленьким военным начальником и Клычханом был. Сам я письмо не читал, читать не умею. Ашир сказал: «Передай Советам, люди Мелек-Манура все равно собираются сжечь склад».
Яков призадумался. Мысленно он представил себе огромные горы хлопка, тюки с шерстью, буты и чаны с вином, целые штабеля ящиков с сушеным виноградом. Конечно же, люди Мелек-Манура обязательно попытаются еще раз организовать диверсию. Гитлеровские мародеры потеряли такое богатство, едва подготовив его к эвакуации в Германию. Они будут стремиться любыми путями уничтожить его.
Все это очень походило на правду. Но зачем Имам-Ишану понадобилось переходить границу, да еще с оружием, прятаться у Мухтара, нести записку именно ему, заместителю коменданта Кайманову? Подойди к любому советскому офицеру в нашей закордонной комендатуре и расскажи о новой задуманной диверсии. Еще проще: мимо лавчонки Ашира нескончаемым потоком идут военные машины, и любой шофер может передать письмо. Да и охрана склада дремать не будет, особенно после уже случившегося поджога. Что-то с этим сообщением не так. Дело, видимо, вовсе не в складе.
— Знаю, знаю Ашира, — сказал Кайманов. — Такой большой коммерсант. Яйца по копейке штука покупает, варит, продает три яйца две копейки. Навар себе оставляет... Только он, наверное, еще больше неграмотный, чем ты, где уж ему своего оглана Гуссейнхана научить.
— Ай, Усехон в одну богатую семью бегает, там грамоту знают. У них он и про склад услыхал, — с готовностью ответил Имам-Ишан.
— Ладно, кто-нибудь прочитает, — сказал Яков, — а теперь давай-ка, яш-улы Имам-Ишан, в комендатуру пойдем, напишем протокол, отдохнешь немного, будем решать, что с тобой делать.
Они вышли из дома. Хозяин; кибитки захватил с собой фонарь «летучую мышь», прикрутил огонек, закрыл полой халата обнесенное проволочной сеткой стекло. Но и этого притемненного света оказалось достаточно, чтобы Кайманов увидел руки закурившего во дворе Имам-Ишана. Мгновенная догадка осенила Якова: в руках нарушителя он увидел табакерку из высушенного кабачка, точно такую, как у Хейдара, оставленную для Ичана.
— Ай, забыл я дома свой табак, — сказал Яков, — разреши твой закурить.
Имам-Ишан передал ему кабачок. Кайманов поднес его к свету, словно бы для того, чтобы отсыпать себе на бумажку табак, перевернул вверх донной частью, увидел то, что и хотел увидеть: три маленькие дужки в виде полумесяца каждая, нацарапанные кончиком ножа на расстоянии сантиметра друг от друга. Отсыпав на газету табак, он заткнул кабачок пробкой, опустил его в карман, спокойно сказал:
— Ну вот, теперь пошли. Тебя, Мухтар, надо бы отдать под суд, но посмотрим, как ты дальше будешь себя вести. Если к тебе один Имам-Ишан с той стороны пришел, наверное, и другой такой же придет. У нас, понимаешь, много работы, каждый раз к тебе ходить некогда, так ты уж сам сообщай нам, если что, но только так, чтоб ни одна душа не знала... А наблюдать-то мы за тобой будем, это уж ты будь уверен...
— Ай, сагбол, ай, сагбол, Кара-Куш, — радостно забормотал Мухтар. Видимо, он не сомневался, что и его возьмут под стражу. — Все сделаю, как ты говоришь. Никто ни у нас, ни у них, — кивнул он в сторону Имам-Ишана, — и не догадается, что ко мне больше ходить нельзя...
— Ну, вот и ладно, что все понял, — сказал Яков. — Приятно, когда умный человек все понимает по доброй воле...
Мухтар, бормоча слова благодарности, проводил их до калитки, прощаясь, подал в знак доверия обе руки.
— Хош!
— Хош! Здоров будь! Не забывай о том, что я тебе сказал...
До комендатуры шагали молча. Во двор вошли скрытно. Оставив задержанного с конвоирами в комнате для допросов, Кайманов позвонил полковнику Артамонову, доложил о задержанном и разговоре с ним.
— Думаю, что Имам-Ишан сказал правду, товарищ полковник. Хотя у нас там достаточная охрана, но все-таки могут попытаться еще раз, слишком лакомый кусок...
— Эк хватился, Яков Григорьевич, — загудел в трубке бас Артамонова. — Об этой задумке мне капитан Ястребилов еще вчера доложил. Прибежал в комендатуру к нему какой-то синеглазый мальчонка, все рассказал, даже фамилии назвал. Взяли их всех голубчиков тепленькими...
— Тогда я не понимаю, товарищ полковник, зачем понадобилось Имам-Ишану тащить через границу записку о своих подозрениях насчет Клычхана. Там бы на месте капитан Ястребилов и разобрался.
— Алиби, Яков Григорьевич, личное алиби. В случае, задержат зеленые фуражки, шел-де с важной новостью помочь советским властям. Продолжайте операцию. Учти, завтра будете докладывать, как дело идет, начальнику войск... Кстати, зайди в штаб, начфин тебя спрашивал...
Кайманов вошел в комнату для допросов, где дожидался его Имам-Ишан, вытащил из кармана меченый кабачок-табакерку, словно между прочим сказал:
— Махмуд-Кули послезавтра тоже будет здесь. Твой пароль я пока оставляю у себя. Потеряешь, будут у тебя большие неприятности...
