Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник)
Обвиняемые полностью признали свою вину. В частности, подсудимый Илларий Лукашевич показал:
— Да, я являюсь убийцей Ярослава Галана. Во время бесед со мной оуновские руководители говорили, что Галана нужно убрать, потому что он в прессе выступает против греко-католической церкви и националистического движения, на Нюрнбергском процессе требовал выдачи Степана Бандеры и суда над ним. По существу, подготовкой убийства занимались и мои братья Александр и Мирон. Они были согласны с этим решением оуновского подполья... Четвертого октября сорок девятого года задание убить Галана мне давал вместе с Буй-Туром (Щепанским) Евген, занимающий довольно высокий чин в националистическом руководстве.
Отец мой также является националистом, — признался далее Илларий Лукашевич. — Зимой сорок седьмого года в его доме неоднократно собирались Буй-Тур, Семко, Орест (Иван Гринчишин). О своих оуновских делах при отце мы говорили не скрываясь, так как он был посвящен в них. Идя на убийство Галана, я взял гранату и пистолет, для того чтобы в случае погони бросить гранату в преследующих, убить их и скрыться...
Александр Лукашевич заявил:
— Еще летом сорок восьмого года через моего брата Мирона Буй-Тур дал мне задание собрать сведения о протопресвитере Гаврииле Костельнике, Семене Стефанике, Ярославе Галане и академике Михаиле Возняке. Я должен был узнать их адреса, образ жизни, распорядок дня... Я собрал, какие мог, сведения и в письменном виде передал их через брата Иллария в августе 1948 года в подполье.
Свидетельствует подсудимый Мирон Лукашевич:
— В своей деятельности я, как и все подполье ОУН, надеялся на будущую войну и возможность создать в результате победы мирового империализма «самостийну» Украину.
И Мирон Лукашевич на вопросы суда ответил совершенно недвусмысленно:
— Мы все, три брата, являемся участниками убийства писателя Ярослава Галана.
На суде была полностью разоблачена контрреволюционная сущность тех, кто выпускал на тропу убийств своих волчат-сыновей, кто вселял в них надежду на новую войну.
Денис Лукашевич — священник униатской церкви — признался на суде:
— Будучи сам настроен националистически, я в таком же духе воспитывал и своих сыновей... Их враждебное отношение к Советской власти в известной степени является результатом моего влияния на них.
Денис Лукашевич подробно рассказал суду, откуда берет начало его сугубо отрицательное отношение ко всему новому, что вошло в жизнь Западной Украины вместе с приходом Советской власти.
Сам он происходит из рода священнослужителей, его мать также вышла из семьи священника и по своим убеждениям была украинской националисткой.
С 1923 по 1927 год Денис Лукашевич учился во Львовской духовной академии. В 1928 году митрополит греко-католической церкви и духовный отец украинского национализма, старый немецкий агент граф Андрей Шептицкий посвятил его в сан священника, и с этого времени он «священствовал» во многих селах Западной Украины, проповедуя не только слово божье, но и контрреволюционные идеи, активно участвовал в работе националистической организации «Просвита», председательствовал в так называемом наблюдательном совете кооперативного общества «Сельский хозяин», руководители которого также придерживались антисоветских взглядов.
В селе Петранка, на Станиславщине, Денис Лукашевич познакомился с одним из вожаков ОУН — поповичем Степаном Бандерой. Его отца Андрея Бандеру — священника Калушского деканата — он знал еще раньше: они неоднократно встречались в деканате; между ними еще в начале 30-х годов установилось полное взаимопонимание и единство взглядов.
Воссоединение Западной Украины с Советским Союзом Денис Лукашевич, по его собственным словам, воспринял враждебно.
— Как священник и греко-католик, убежденный последователь политики Ватикана, — говорил он на суде, — я не мог смириться с тем, что мне придется жить и работать при Советской власти.
Когда осенью 1939 года части Красной Армии освободили Западную Украину, Денис Лукашевич сразу перешел на нелегальное положение.
— Да, я был доволен, — признается Денис Лукашевич, — что летом сорок первого года немцы оккупировали Западную Украину. Я встречал их в селе Паршна, Львовской области, в своем приходе, с цветами. В первые же дни оккупации я вместе с активным украинским националистом, бывшим офицером «украинской галицкой армии» Галибеем, принял участие в создании местной украинской полиции, начальником которой был назначен член ОУН Степан Панькевич.
В 1943 году, будучи священником в селе Сороки Львовские, Денис Лукашевич являлся одним из организаторов панихиды по погибшим за оуновские идеи. В полном церковном облачении он освящает символическую могилу националистов.
Когда же части Советской Армии подошли ко Львову, разгромив под Бродами навербованную националистами дивизию СС «Галичина», Лукашевич вместе со всей семьей бежал в сторону венгерской границы, в село Побук, к своему родичу, тому самому священнику Ярославу Левицкому, у которого нашли свой первый приют убийцы Ярослава Галана. Лукашевич стремился поскорее перейти в католическую Венгрию, под крылышко адмирала Хорти. Однако появившиеся вскоре здесь части Советской Армии помешали ему найти убежище у венгерских фашистов. Пришлось вернуться обратно и приспосабливаться к новым, столь ненавистным для него условиям.
Удалось бежать на Запад брату жены Дениса Лукашевича, старому националисту Северину Григорциву, тому самому, которому при немецкой оккупации небезызвестный руководитель нынешнего «антибольшевистского блока народов» Ярослав Стецько-Карбович предлагал даже войти в состав бандеровского правительства.
На Западе оказался и родной брат Дениса, тоже священник, Иосиф Модестович Лукашевич.
Подтвердив на суде, что его квартира часто была местом встреч оуновского подполья, Денис Лукашевич признался также, что он в меру своих возможностей оказывал постоянную материальную помощь украинским националистам.
— С сорок пятого года до самого ареста, — свидетельствовал он, — вместе с церковным старостой Дмитрием Пясецким я передал для нужд подполья ОУН из церковных средств двадцать тысяч рублей. Пясецкий вручил их участнику подполья Ивану Гринчишину. Для того чтобы и впредь иметь в запасе нужное количество денег для националистического подполья, я дал указание Пясецкому в дальнейшем при поступлении денежных средств в церковную кассу не приходовать их полностью. Так мы и поступали.
Это признание Лукашевича лишний раз подтверждало тесную связь греко-католической церкви и воспитанной ею ОУН.
Такова была социальная среда, в которой воспитывались и которой были направлены на кровавое злодеяние убийцы певца освобожденной Украины, ее трибуна коммуниста Ярослава Галана.
Рассказ о процессе над его убийцами был бы неполным, если бы мы не упомянули о том, что на скамье подсудимых рядом с братьями Лукашевичами сидел и тот самый Ромко (Тома Чмиль), который собирался убить писателя 8 октября 1949 года. Как выяснил суд, этот бандит, арестованный 7 августа 1950 года, совершил много преступлений: избивал до полусмерти советски настроенных людей, совершал нападения на служащих учреждений, убил комсомольца Ивана Вилька.
Военный трибунал Прикарпатского военного округа приговорил Иллария, Александра и Мирона Лукашевичей, а также Тому Чмиля к расстрелу. Прошение осужденных о помиловании было отклонено. 15 марта 1951 года приговор приведен в исполнение.
Но еще на свободе оставался Михаил Стахур. Однако и его настигла карающая рука правосудия.
В процессе следствия и суда над этим преступником были не только выявлены новые подробности убийства Ярослава Галана, но и вскрыт ряд других преступлений, совершенных Стахуром.
— При встрече со мной, — показал он, — Буй-Тур подробно расспрашивал меня о том, когда я установил связь с подпольем и какую националистическую деятельность вел до этого. Я рассказал ему о своем участии в убийстве директора школы Ковалева и его жены, двух погонщиков скота и участкового милиционера Едемского... Узнав, что я опытный террорист, Буй-Тур заявил, что согласен принять меня в организацию ОУН при условии, если я совершу убийство советского писателя Ярослава Галана...
Михаил Стахур рассказал суду об убийстве Галана следующее:
— Чтобы отвлечь внимание писателя, Илларий Лукашевич завязал с ним разговор о своей учебе в институте. Когда Галан о чем-то задумался, Лукашевич моргнул мне. По этому сигналу я мгновенно выхватил топор и начал наносить писателю удары по голове. После первого удара Галан поднял немного кверху руки и застонал. В этот момент Лукашевич вскочил со стула и побежал в другую комнату, где находилась Довгун, а я продолжал наносить Галану удары топором по голове. Потом я ногой опрокинул кресло, и Галан свалился на пол. Он был мертв, однако, несмотря на это, я нанес ему еще несколько ударов. Затем бросил топор и снял с себя залитый кровью плащ, после чего побежал к Лукашевичу, чтобы помочь ему связать Довгун. Лукашевич стоял против, нее и держал в руках пистолет.
