Борис Акунин - Квест-2. Игра начинается
Он посветил в выемку и в первый миг ничего не понял.
Бутылочек там не было.
Там вообще ничего не было. Кроме пустоты.
Не поверив глазам, он сел на колени и ощупал нишу. Пальцы стали серыми от пыли — вот и весь результат.
Гальтон сунул в дыру голову. Вдохнул Запах Пустоты. Он был сух и горек.
— Ну вот теперь, действительно, всё, — сказал себе доктор уже не шепотом, а в полный голос.
Это последнее предательство окончательно его подкосило.
Он зажмурился, чтобы больше ничего не видеть. Этого показалось мало — еще и закрыл лицо ладонями.
Но зрение вышло из-под контроля. Перед закрытыми глазами Гальтона вертелась диковинная карусель. Разухабистые танцоры, взявшись за руки, крутили хоровод и разгонялись всё быстрей, быстрей. Мелькнула сверкающая голова Октябрьского, чеховская бородка Картусова, потом сразу несколько Айзенкопфов — с головой бурша, с головой колхозника, с головой китайца, потом два плясуна вовсе без головы — один в громовском белом халате, другой, как водолаз, в железном панцире, еще какие-то фигуры, вроде бы с головами и даже в фуражках, но без лиц, и одна женщина, смотреть на которую было совсем невыносимо.
Гальтон убрал ладони и открыл глаза — лучше уж видеть перед собой тайник, в котором спрятана Пустота.
Он вышел из грота и направился к воротам. Никакой особенной цели это движение не имело. Просто Норд боялся, что если останется на месте, то отвратительный хоровод закрутится опять.
Ветер зашумел верхушками деревьев. По небу летели жирные облака, с одного края подцвеченные красным. Они напоминали насосавшихся крови пиявок.
В небе было скверно. Но не сквернее, чем на земле. Оцепеневший мозг доктора Норда отказывался делать какие-либо умозаключения и отдавать команды. Руки действовали сами по себе.
Они развернули аэростат, повернули кран на баллоне, и плотная ткань начала наполняться газом. Руки проделись в лямки, застегнули на груди замок.
Шар тянул Гальтона вверх всё настойчивей. Оторвал от земли. Стал поднимать выше, выше. Ветер подхватил доктора и повлек на запад, прочь от солнца, выползающего из-за горизонта.
Вниз Норд не смотрел. На его взгляд успокоительно действовала чернота, по направлению к которой его нес воздушный шар.
Чернота и пустота — в сущности одно и то же, думал Гальтон. Пустота во флаконе, пустота в тайнике Мнемозины. Может быть, в этом и есть ответ.
На что?
На главный вопрос бытия, см. Жизненное Правило № 1. Быть или не быть?
Он взглянул на свои руки, крепко вцепившиеся в лямки аэростата. Расстегнул пряжку на груди. Теперь его удерживала только сила кистей.
А не разжать ли их?
Если разгадка всех разгадок — Пустота, не сделать ли руки пустыми?
ВНИМАНИЕ!
Теперь выбор совсем прост.
Не ошибитесь!
Вы разжимаете руки Не разжимаетеFINAL LEVEL. Последний выбор
…Таким образом,
мистер Ротвеллер, дело, которое вы мне доверили, полностью провалено. Я не перекладываю на кадровый департамент ответственность за то, что они не распознали агентов Разведупра. Ведь команду выбирал я сам… То, что произошло по моей вине, непоправимо. Да, лаборатория Громова и сам он уничтожены. Но взамен большевики получили нечто более ценное — «эликсир власти», который они так долго и тщетно искали. Кроме того я позволил убить великого ученого, ничего толком про него не узнав. Даже имени!
Со дня первой встречи Гальтона с Небожителем миновал ровно месяц. Ни кабинет великого человека, ни сам он нисколько не изменились. Зато доктор Норд переменился настолько, что секретарь Ротвеллера его едва узнал. Лицо страшно осунулось, глаза ввалились, отросшая на голове щетина, которой полагалось быть золотистой, отливала серебром — половина волосков поседела. Бывший «настоящий американец» выглядел лет на десять старше своего возраста, а ощущал себя ветхим старцем, ровесником девяностолетнего Джей-Пи.
Доклад о провале московской миссии продолжался долго. Гальтон считал своим долгом испить эту горькую чашу до дна. Он ничего не опускал, не искажал, не пытался оправдываться. Чего ради?
Непонятно только, слышал ли его мафусаил американского бизнеса или же дремал с открытыми глазами. Они смотрели в лицо Норду со странным, застывшим выражением, которое не поддавалось расшифровке. Когда отчет завершился, взгляд миллиардера не изменился.
Э, да старикашка в прострации, подумал Гальтон и поморщился. Неужели придется повторять весь мучительный рассказ?
— Сэр, мощный психостимулятор, по сравнению с которым сыворотка Громова — детская забава, в руках большевиков, — произнес он громко и отчетливо, чтобы до дедушки дошло хотя бы самое главное. — Я в этом уверен на сто процентов. Айзенкопф и… она сумеют втолковать генералу Октябрьскому, что эликсир — не мракобесие, а мощное оружие. «Эликсир власти» у Сталина!
Блеклые зеленые глаза Ротвеллера блеснули, проваленный рот прошамкал что-то невнятное.
— Простите, сэр? Я не разобрал.
— Не у Сталина. У Гитлера.
— У кого, сэр?
— Есть в Германии такой политический деятель. Он почти не известен за пределами своей страны. — Оказывается, Небожитель был в здравом рассудке и ничего не пропустил. — Вы ошиблись насчет Айзенкопфа. Он выкрал эликсир не для большевиков, а для Гитлера. Это весьма перспективный эпилептоид, с задатками незаурядного лидера. Я решил помочь ему. Заряд волевой и интеллектуальной энергии — то самое, чего мистеру Гитлеру недоставало. Теперь дела у его партии пойдут в гору. Курт давно уже с ними работает. Между прочим, это люди Гитлера спасли вас от коммунистов в Бремерсхавенском порту.
— То есть, Айзенкопф нас… вас не предал? Он действовал по вашему указанию?
— Да. У него была инструкция: в случае, если вы добудете эликсир, обеспечить вашу безопасность, а красную жидкость использовать для поддержки Адольфа Гитлера.
— Обеспечить мою безопасность, сэр?
— Разумеется. Он ведь оставил вам свой аэростат? Неделю назад я получил шифровку из Мюнхена. Эликсир доставлен по назначению. Гитлер одолеет своих политических противников и поднимет Германию из ничтожества. Соседям снова придется считаться с этой страной.
— А… Простите, сэр, а зачем вам это нужно? — спросил Гальтон, чувствуя себя уязвленным. Не очень-то приятно знать, что тебя использовали вслепую в какой-то малопонятной игре. Оказывается, всё это — постаревшее сердце, преждевременная седина, ночные кошмары, мучившие его две последние недели, — ради того, чтобы в Германии пришел к власти какой-то эпилептоид?
— Европе нужен противовес, — с глубокой убежденностью сказал Ротвеллер. — Коммунистическая угроза слишком велика. С Востока на нас надвигается такой ураган, что остановить его можно лишь встречным смерчем. Два бесноватых — Сталин и Гитлер — уравновесят друг друга. Это спасет цивилизацию. Другого решения у меня нет. Да, риск очень велик. Но что мне остается делать, когда Самсон наломал столько дров! Нельзя было давать «эликсир власти» кровожадному вурдалаку Ленину! Нельзя было подпускать к тайне проходимца Громова. Я всего лишь пытаюсь исправить ошибки Самсона…
Доктору показалось, что взволнованная речь адресовалась не ему, а кому-то другому. Во всяком случае, Гальтон мало что в ней понял.
— Какому Самсону? — удивленно переспросил он, забыв добавить «сэр».
— Человеку, которого вы называете «Пациент». Это мой давний, очень давний знакомый. Больше, чем знакомый… — Джей-Пи грустно покачал головой. — Он абсолютный гений. «Самсониты» названы в его честь, именно он первоначально изобрел этот способ хранения и передачи информации. Самсон хотел, как лучше, однако он всегда слишком увлекался техническим прогрессом. А технический прогресс — теперь я это твердо знаю — не должен опережать развитие нравственности…
У Норда начинала кружиться голова, отказывавшаяся вместить столько невероятных сведений.
— Значит, Пациент не бредил, когда говорил, что мировая война случилась из-за него?
— В известной степени так оно и есть. А теперь назревает новая мировая война, между слабеющим Западом и хищным, матереющим Востоком. Я выпущу на ринг еще одного боксера, которой помешает столкновению.
— Прошу извинить, сэр. При всем почтении, позволю себе заметить, что в боксе я наверняка разбираюсь лучше вас. Три боксера на ринге — это куча-мала, мордобой без правил. Достанется всем, в том числе и судье.
Ротвеллер рассмеялся сухим, лающим смехом.
— О судье мы поговорим чуть позже. Сначала отвечу на ваше критическое замечание. — Миллиардер устало смежил пергаментные веки, немного помолчал. — Возможна и всемирная куча-мала. Всегда существует опасность, что вождь, питаемый эликсиром, выйдет из-под контроля. Айзенкопф все время будет рядом, но и это не гарантия… Что ж, в этом случае я буду исправлять свою ошибку. Такое со мной случится не в первый раз.
