Арсений Замостьянов - Шпион против майора Пронина
— Что, получены известия из Риги, от милейшего портняжки Арминаса?
— Да нет, Рига молчит. Да и рановато еще ждать вестей от твоего портного. Тут дело несколько позатейливее. — Ковров занял место в огромном черном «молотовском» кресле, а Пронина усадил в такое же кресло напротив.
В ногах Пронин поставил разбухший от хлебобулочных изделий портфель.
— В новогоднюю ночь ты отдыхал. Я приказал тебе отдыхать после Риги. Поэтому ты до четырех часов утра пил шампанское, водку, чай, какао, ел винегрет, пироги с мясом, жареную утку. Все это ты проделывал в компании домоправительницы Агаши, а также комбрига Мохова и писателя Овалова с женами. До часу ночи с вами сидел и капитан Виктор Железнов.
Пронин с удивлением смотрел на Коврова — чего он хочет? Неужели появился какой-нибудь хитрый донос, связанный с новогодними посиделками? Но зачем тогда присказки про то, что это дело он мог бы поручить ретивому молодому чекисту? Чепуха какая-то на постном масле. Эх, товарищ Ковров, когда-нибудь ты заиграешься в конспирацию… Правильно говорил Парацельс: все — лечение, и все — отрава. Вопрос только в дозировке. Вот так и ты, дорогой товарищ Ковров, когда-нибудь перегнешь палку — и отравишься.
— После праздника ты не общался ни с кем из наших, даже с Железновым. Потому что Железнов первого днем убыл в Брест. И ты ничего не знаешь. Вообще-то тут и знать-то нечего, обычная рутина. Но вот Лаврентий Павлович просит… Он требует… А если нарком требует — мы должны незамедлительно!… Того!
Ковров еще долго запинался, морщил лоб и кряхтел. Пронину оставалось мысленно вспоминать таблицу умножения, чтобы магические Пифагоровы цифры отвлекли от преждевременных волнений. Наконец, комиссар собрался с мыслями и начал формулировать четче:
— Украден пакет с кодами центрального телеграфа. Украден из сейфа! Секретные коды, которые в армии применяются. Шифры генштабовские! На случай войны — сам понимаешь, сам понимаешь… И это в новогоднюю ночь, несмотря на охрану, которая там в особом режиме работает. Соображаешь?
Ковров налил из графина полный стакан воды и одним глотком выпил его до половины.
— Эти коды существуют в нескольких экземплярах?
— В трех. Один у нас, один в Генштабе и один вот на телеграфе, чтоб его… Да какая разница, сколько там копий. Если коды попали в руки врага — все. Их можно выбрасывать. А новые внедрять — это время, деньги, усилия. Армия, флот, партийные организации — сис-те-ма! Все под откос пошло. Понимаешь?
— Значит, нужно найти. Нужно проследить их путь. Не выпустить из СССР. А как они пробились на телеграф?
— Подробности получишь в письменном виде с фотографиями. Что-что, а оформить дело мы умеем. С охраной секретных объектов, как видишь, дело обстоит куда хреновей.
— Мне нужен Железнов, а он в Бресте.
— Так он же не во французском Бресте, а в нашем, советском. — Ковров натянуто улыбнулся. — Считай, что Железнов в твоем распоряжении. Железно. В таком деле жалеть патронов не будем. Сам понимаешь, товарищ нарком — это еще не самый главный куратор этого дела. — Тучный комиссар артистически крутанул глазами.
Ковров принялся стучать пальцами по толстому горлышку графина. У него получалась призывная мелодия — нечто среднее между лезгинкой и маршем веселых ребят. Пронин заметил, что за время разговора Ковров не выкурил ни одной папиросы. Курить бросает, наверное, потому и взвинченный.
Тут в дверях показалась секретарша Надя. Она вошла бесшумно — как неожиданная угроза. Тихо поставила на угол стола поднос с двумя стаканами водянистого чая. Посмотрела на скорбный лик Коврова — и так же бесшумно удалилась. Пронин не любил, когда вот так подкрадывались. Ему даже хотелось подбежать к двери и закрыть ее на засов или на ключ, чтобы больше никто не нарушил их тет-а-тет с Ковровым.
— Сколько на твоих? — бросил Ковров после затянувшейся паузы, не обратив внимания на чай и Надю.
— Четырнадцать двенадцать.
Ковров взглянул на портфель Пронина.
— Что у тебя в портфеле-то? Смена белья и запасное пальто? Он же сейчас лопнет.
«Охотник почуял добычу!» — подумал Пронин и достал калачи, рахат-лукум, шоколад.
— Это ты хорошо придумал — после праздничка меня гостинцами побаловать. Спасибо, сынок. А что у тебя там еще? — властно спросил Ковров, завидев зеленоватую коробку.
— Какао.
— А зачем нам какао? У нас чаек имеется. Выпьем — Надя еще принесет. А хочешь — кофе. Нет, друг ситный. Закуска твоя, а чай-кофе — мои. Договорились? Эх, люблю калачи! Открывай рахат-лукум, что сидишь, как Будда в Элисте? Застенчивый ты какой-то стал в новом году, Пронин. Не узнаю тебя.
Бостоновый костюм
По соседству с величественным зданием Центрального телеграфа стоял добротный трехэтажный дом. Пронин давно знал, что там, на втором этаже, в просторной отдельной квартире жил Борис Иосифович Левицкий — знаменитый московский портной. Мастер не хуже Красаускаса.
Костюмы от Левицкого носили народные артисты и академики, захаживали к нему и работники Наркоминдела, и некоторые генералы. Менее титулованным клиентам к Левицкому можно было попасть только по предварительной записи, отстояв несколько месяцев в очереди. Принимал он всех, невзирая на чины, как и подобает гражданину первого в мире государства рабочих и крестьян. Но некоторых — вне очереди. Почему Пронин в первую очередь направился к Левицкому? Оказалось, что Ковров не случайно намекал на портных. И дело было не в рижском Паганини кройки и шитья. В новогоднюю ночь, когда из телеграфа пропали документы, у Левицкого угнали «эмку». С утра шофер пришел прогревать автомобиль — и нате. «Эмки» не было. Ковров считал это обстоятельство знаменательным: Левицкого взяли под подозрение. Пронин решил прощупать почву, не раскрывая карт. Поэтому сейчас он будет говорить с портным о пропавшем автомобиле.
Левицкий встретил гостя в барском темно-синем халате с шелковым воротом. Пронин постарался легкомысленно улыбнуться, оскалив зубы:
— Здравствуйте, Борис Иосифович, дорогой вы наш!
— А вас как прикажете называть? — Левицкий внимательно смотрел из-под очков. Для первых реплик он припомнил все церемонные фразы из прочтенных романов. — Кажется, я не имею чести вас знать. Мы не представлены друг другу.
— Зовут меня просто — Иваном Николаичем, — Пронин дурашливо улыбнулся. — В нашем ведомстве я занимаюсь угоном автомобилей. Такая вот редкая специализация. У нас автомобилей-то в личном пользовании всего ничего. А вот поди ж ты, угоняют.
— Значит, без работы таки не сидите? — Портной пригласил Пронина в комнату. Левицкому понравился простецкий тон Пронина, и он заговорил по-свойски, не скрывая херсонский говорок.
Комната, в которой отдыхал Левицкий, была заставлена разноперой мебелью. Китайский ковер соседствовал с небольшой коллекцией мейсенского фарфора. Старинные книги с потертым золотым тиснением стояли рядышком с непальскими буддами и африканскими масками. На столике горела старинная лампа. Затейливый абажур тихонько покачивался. Портной усадил Путина в мягкое бархатное кресло, а сам, по обыкновению, занял место в легкой ореховой качалке и накинул на ноги клетчатый шотландский плед. Он и Пронину предложил плед, но Иван Николаевич испуганно покачал головой: в квартире и так было жарковато.
— Слушайте сюда, — сказал Левицкий. — Я прикупил «эмочку» прошлой весной. Появились лишние деньги, туда-сюда. В райкоме мне выдали разрешение, все чин по чину. И вот началась-таки моя головная боль. Сначала какие-то хулиганы нацарапали на двери неприличное слово. Знаете, есть такие поганые черные слова? Ну, пришлось мне вызывать мастера. Замазали. Потом стало трудно покупать бензин. Начались перебои! Говорят, весь бензин уходит на военные нужды. Как патриот, я поддерживаю Красную Армию. И готов сидеть без бензина хоть двадцать лет, но мой шофер через это нервничает…
— Сейчас найти надежного шофера — это целая проблема. — Пронин научился говорить в духе Левицкого. — Вы своего нашли по рекомендации?
— Рекомендация — уровня экстралюкс-прима. Военный человек! Он раньше возил… — Тут Левицкий запнулся. — Одного высокопоставленного командира Красной Армии. Правда, этот командир… но шофер — комсомолец, значит, чистый человек! У меня все проверено, никаких темных делишек. Спросите у кого хотите — про мсье Левицкого вам каждый скажет. С фининспектором вась-вась. Книги заказов в порядке. Борис Левицкий — это аккуратность и четкость. Первейшее правило портного!
— А я уже навел справки, — Пронин снова белозубо улыбнулся. — Вы лучший мастер в Москве.
Левицкий порозовел:
— Ну, это некоторое преувеличение. В Москве таки есть несколько путевых мастеров. Но меня ценят, это приятно. Кое-что я умею.
— И что же этот шофер, он у вас на постоянной работе?
