Александр Тараданкин - Второй раунд
— А ваше мнение, Павел Николаевич? — спросил Гудкова Кторов.
— Согласен с Фоминым.
— И я присоединяюсь, — сказал полковник. — Только до завтра ждать не следует. Сейчас же свяжитесь с нашими товарищами в Берлине и попросите их навести все необходимые справки о Клюге по месту его работы и жительства. Одновременно запросите наших друзей в Польше: известен ли им Мевис-Клюге?
5Вернувшись домой, Фомин увидел спящего Гудкова. Когда вышли от Кторова, Фомин дал ему ключи от своей квартиры и посоветовал отдохнуть, пока он сделает распоряжения и отправит шифровку. Гудков добросовестно выполнял рекомендацию друга и безмятежно похрапывал: «Пусть спит», — решил Фомин к потихоньку прошел в кухню. Засучил рукава и принялся хозяйничать, а через полчаса обед был готов. Тогда он вошел в комнату и поднял жалюзи на окнах. В комнату брызнуло солнце. Гудков заворочался, медленно, словно раздумывая, открыл глаза. Потом рывком поднялся, пробурчав:
— От сна еще никто не умирал.
— Что прикажете, герр майор? — с поклоном спросил Фомин, перебросив через руку кухонное полотенце. — Выполняем все заказы.
— Отлично, — надул щеки Гудков. — Подайте-ка мне жареное ухо слона с гренками.
Фомин ответил словами анекдота:
— Сожалею, но гренки кончились. Есть фирменное блюдо — «холостяцкая глазунья».
— Согласен.
Обедали быстро, по-солдатски.
— Как сын? — спросил Гудков.
— Спасибо. Серега растет молодцом. На днях получил от бабушки письмо. Вот фотография. — Фомин достал из пиджака, висящего на спинке стула, открытку: мальчуган в белом костюмчике, рядом на веревочке игрушечный грузовик.
— Похож, браг, он на тебя. Вылитый, — сказал Гудков, возвращая снимок. — Такой же лобастый, как папа. Ему теперь третий год?
— Четвертый, — Фомин вздохнул и убрал фотографию. — Получил из университета ответ: разрешили сдавать госэкзамены и защищать диплом досрочно. Так что я теперь без одной минуты юрист. Поеду домой, тогда уж и нагуляюсь с сыном.
«Милый ты мой человек, — подумал о Фомине Гудков. — И жить-то не жил, а горестей на твою долю выпало не по годам. Потерял отца, потом жену. Все снес молча, не раскис, не сдал характером. И работа эта адова не сделала тебя сухим и жестким. И нашел силу продолжать учебу…»
— Ну что, нам, наверно, пора, — сказал Фомин…
Когда вернулись в отдел, Скиталец торопливо сказал:
— Где вы запропастились? Машина готова. Касаткин ждет.
— Спасибо за хлопоты. Мы поехали, — сказал Фомин. — Если завтра к десяти не вернусь, не забудь встретить Вышпольского. Что с ним делать дальше — объяснит Георгий Васильевич. Бывай.
— Желаю удачи, — кивнул Скиталец, в душе сожалея, что не едет с Фоминым и Гудковым на поиски вражеского агента, такого, как ему казалось, таинственного и ловкого.
Глава третья
Совершенно секретно
Британская разведывательная служба
Сэр!
Приступил к выполнению варианта II — «Эльба-Аяксы». Операция развивается успешно.
С уважением майор Э. Старк
Ганновер
Перечитав текст сообщения, Старк запечатал бумагу в конверт, вызвал секретаря и приказал немедленно отправить. Потом подошел к большой карте провинции Саксония-Анхальт, занимавшей почти половину стены, и стал изучать район города Энбурга. «Игра» началась, и участвовали в ней не простые пешки. Какие же фигуры противопоставит ему противник?
Сделав пометки в блокноте, Старк убрал документы в сейф и, уходя, бросил секретарю:
— Анни, меня сегодня здесь не будет. Передайте Брауну: если потребуюсь, пусть звонит на виллу.
Час спустя Старк был в своей загородной резиденции. Хотелось узнать, вернулся ли человек Брауна, которого они ждали с таким нетерпением. Но Браун молчал. Нетерпение взяло верх: «Если гора не идет к Магомету…», завертел диск телефона.
— Ральф? Здравствуйте. Слышу вас очень плохо. Познакомился сегодня с досье этого Лютце. Мне кажется, он то, что нужно. Вы сможете его пригласить? Хорошо бы к вечеру… Что?.. Нет ли старика?.. Он звонил. Пока все собирается. Так значит, я жду. Всего хорошего…
Солнечные лучи, пронизывая листву дикого винограда, закрывавшую окно, дрожащими бликами легли: а паркет кабинета. Старк достал сигарету, закурил, подошел к окну. Из сада, перебивая запах дыма, легкий ветерок доносил аромат цветов. По достоинству оценив работу садовника, державшего все в идеальном порядке, Старк подумал, что подошла пора и его подключить к делу, хватит ему заниматься цветами.
Придя к такому заключению, Старк вернулся к столу, где лежал листок бумаги. Его энбургский агент сообщал: «У хозяина гостиницы «Каркут» узнал, что в ней останавливался интересующий нас господин. Несколько дней назад он выбыл».
«Выбыл?» Старк гнал от себя мысль, что «Потомок» арестован. Тщательно разработанная операция «Аяксы», на которую он возлагал большие надежды, пока что не вытанцовывалась… А если тот провалился?.. Разорвется звено цепи, и выполнение важнейшего задания придется отложить на неопределенный срок.
То, что обещал приехать Стюарт, не беспокоило. Шеф трезво смотрел на вещи: неудача так неудача — тут уж ничего не поделаешь. Старк даже признался себе, что ждет шефа с нетерпением, хотелось поделиться некоторыми мыслями, планами, сомнениями.
2— Несколько дней будете моим гостем. — Приглашение Старка звучало как приказ.
Сидящий против него человек молча кивнул, спокойно продолжая потягивать через соломинку коктейль.
— Вас, господин Лютце, здесь познакомят с кое-какими техническими новинками. Они не только послужат вашей безопасности, но и помогут действовать.
Опять лишь вежливый наклон головы.
— Моего гостя не обвинишь в болтливости, — подумал Старк, раскуривая сигару и продолжая изучать собеседника, который все больше нравился ему. Вот он, уцелевший представитель нацистской элиты — типичный потемок легендарного Зигфрида, — размышлял Старк, — к тому же еще и красив…»
Лютце действительно можно было назвать красивым, если бы не вытянутый вперед тяжелый подбородок. Старк обратил еще внимание на едва заметное подергивание правой щеки и мочки уха. Это было не часто, но при этом лицо Лютце на миг становилось злым и неприятным.
— Ну, кажется, мы в достаточной мере познакомились, — закончил разговор Старк и нажал кнопку. — Вам конечно, хочется отдохнуть с дороги, привести себя в порядок? Горничная покажет Башу комнату. Все, что касается ужина или напитков закажите ей. По вполне понятным причинам не рекомендую вступать в близкий контакт с обитателями дома. Утром встретимся и обсудим в деталях существо дела.
— Вы меня звали, господня Старк? — вошла молодая миловидная женщина.
— Да, Берта. Это мой гость. Что надо делать, вы знаете.
— Благодарю, господин Старк, — Лютце поднялся с кресла. — Мне действительно нужно как следует отдохнуть. Еще вчера я был высоко в горах, в Швейцарии, и признаюсь, мне стоило немалого труда добраться сюда. Думаю, несколько часов крепкого сна восстановят мои силы. Спасибо. До завтра, — Лютце поклонился и вышел вслед за горничной.
Оставшись один, Старк выкинул соломку, залпом осушил бокал и подошел к бару. Поколдовав над винами и соками, приготовил себе еще один коктейль и сел в кресло. Он не зажигал свет, и окружающие предметы, словно призраки, постепенно растворились в сиреневом полумраке.
Сначала Старк думал о немце, о том, как здорово тот вышколен, и что гитлеровская разведка умела готовить кадры. Потом мысль каким-то странным образом перескочила на его, Старка, собственную персону… Жизнь решала за него. Как и многие его предки, Старк кончил Итонский колледж[7], который поставлял правительству ее величества верных защитников интересов британской короны. На семейном совете постановили, что Эдвард должен проявить свои способности на дипломатическом поприще. Однако провидению было угодно распорядиться иначе. В один из туманных, дождливых дней октября тридцать седьмого года, когда даже привыкшие ко всему лондонцы неохотно покидали свои квартиры, молодого Старка пригласили в персональный отдел министерства иностранных дел, где высокопоставленный чиновник представил его человеку, который отрекомендовался подполковником Стюартом.
После непродолжительной беседы Стюарт привез Старка в один из особняков Риджент парка в Вестсайде[8]. Там в тиши уютной гостиной у жарко горящего камина Стюарт, продолжая начатый разговор, сказал:
— Я тоже итонец, только выпуска двадцатого года, — и они с Эдвардом стали вспоминать преподавателей, профессоров. Как сообщники, от души смеялись над проделками студентов прошлых лет и теперешних. Их беседа лилась непринужденно. Лишь позже Стюарт перевел разговор на деловой тон, придав ему конфиденциальный характер.
