Чингиз Абдуллаев - Совесть негодяев
— Один из людей Хотивари, — почему-то печально ответил Родионов.
«Его охранник», — понял Пахомов, глядя на распростертое внизу тело известного главаря мафии.
— Это судьба, — нахмурился Родионов, отворачиваясь от окна.
Внизу добивали убийцу. Выстрелы слышались в их кабинете. Раздавались крики прохожих, плач женщины, испуганной увиденным.
— Он должен был сегодня умереть, — как-то философски сказал Пахомов, — они просто обречены на смерть.
— Да, — согласился Родионов задумчиво, — его то я понимаю, а вот его охранника… Иногда думаешь, есть ли вообще совесть у этих негодяев?
— А я уже не думаю, — махнул рукой Пахомов, — меня сейчас волнует только одно: выживет Чижов или умрет. Для меня это сейчас самое главное.
ГЛАВА 40
Он гнал, выжимая из БМВ все возможное. На поворотах его часто заносило, но мощный мотор современной машины продолжал увеличивать обороты. Он замечал в зеркале заднего обзора, как все сильнее отрывается от преследующих его автомобилей.
Ионидис смотрел на лежавшую рядом папку и с удовольствием Думал, что теперь окупит все свои расходы, все лишения последних шести месяцев, все потери. Любой разведцентр даст за эту информацию миллионы долларов. Любое правительство в странах СНГ и на Западе не пожалеет сил и средств для опубликования подобного сенсационного документа. Теперь следовало решить, где лучше переходить границу. Паспорт он получить не успел, нужно будет доставать документы и попытаться прорваться к границе.
Ионидис снова оглянулся. Неужели оторвался? Так быстро? Нет, преследователей нигде не видно. Хотя это и не удивительно. У него, в отличие от преследователей, была машина с таким мощным мотором. Как жалко бросать эту прекрасную машину! Но он знает, что делает. Найти человека по его автомобилю легче всего. Нужно бросить ее на шоссе.
В идеальном варианте машину, конечно, лучше продать. И тогда на вырученные деньги он сможет купить любой документ в любой стране СНГ. Но пока он будет терять время на продажу автомобиля, его найдут. И тогда он получит вместо денег пулю. Так рисковать он просто не должен. Но как жаль терять эти деньги! За БМВ можно получить тысяч двадцать, и тогда не будет никаких проблем. Вернее, все проблемы будут решены. Напрасно он так поторопился, отдав деньги Жоре Сиплому. Правда, и не отдавать было нельзя. Иначе Гасанов мог его заподозрить, а этого следовало избежать, чтобы не спугнуть раньше времени своего бывшего напарника по тюремным нарам.
Он продолжал выжимать из автомобиля все, что возможно, стараясь как можно быстрее выехать за пределы Москвы, где розыск будет вестись более тщательно. Он не сомневался, что у нападавших есть мощная поддержка среди правоохранительных органов. Этот Петр Савельевич знал так много, что вполне мог оказаться генералом КГБ, или как там сейчас называют эту организацию? А этот надутый дурак банкир Мурад Гасанов искренне полагал, что такую папку нужно отдавать этим кретинам из контрразведки. Слава Богу, ему удалось вмешаться как раз в нужный момент. Или другой дурак, приехавший с этой красивой девочкой из Лондона. Он себя вел, как индюк, надутый и серьезный индюк. А у самого мозгов вообще нет. Нес папку через всю улицу и улыбался, как полоумный. Радовался возможности скорее избавиться от ненужных ему документов.
Ионидис от радости даже запел, вытирая ладонью руки выступающие на большой лысине капельки пота. Конечно, ему повезло, неслыханно повезло. Он провел все разведки и контрразведки, все спецслужбы этих кретинов и дураков — турецкую, армянскую, грузинскую, азербайджанскую, российскую.
Над ним пролетел вертолет. Выругавшись, он посмотрел вверх. Так и есть. Его преследователи просто пересели на другой вид транспорта. Кажется, он слишком долго оставался в этом автомобиле. Нужно скорее избавляться от него. Теперь уже нет другого выхода. Если он не бросит машину немедленно, через полчаса будет слишком поздно. Вертолет снова пролетел над дорогой.
Ионидис, оглянувшись, решил, что эксперименты с гонками нужно кончать, и, резко выворачивая руль, свернул на проселочную дорогу, съезжая с основной. Впереди был какой-то поселок. Стараясь держаться поближе к деревьям, он проехал еще два километра и решил, что вполне достаточно.
Разглядев впереди автобусную станцию, он с сожалением выбрался из автомобиля, побежал к автобусу. Несколько человек с удивлением смотрели на него.
— Подождите, — кричал Ионидис, — подождите, задержите автобус, я очень тороплюсь.
Автобус остановился, и он побежал изо всех сил. Бежал так, как никогда не бегал в своей жизни. И успел прыгнуть на последнюю ступеньку автобуса.
— Большое спасибо, — вежливо поблагодарил он, протискиваясь на свободное сиденье.
Сверху пролетел вертолет.
«Кажется, сегодня мой день, — радостно подумал Ионидис, — Впрочем, все имеет свой конец».
После тюремных мытарств в Баку и побега в Москву он наконец почувствовал, что госпожа Фортуна повернулась к нему лицом. Теперь можно говорить о том, что Александр Ионидис не просто богатый человек. Он миллионер. Нет, по греческим понятиям он даже миллиардер.
Ионидис вздохнул и развернул папку. Списки. Те самые списки. Он умиленно посмотрел на сидевшую рядом старушку, жевавшую беззубым ртом.
— Успел, милок? — спросила она.
— Успел, бабуля, успел, — радостно ответил он. Кажется, он готов был расцеловать даже её. Пусть теперь ищут. На вертолетах и подводных лодках. Пусть найдут человека в огромной стране или, вернее, в странах СНГ. В Белоруссию можно попасть, даже не переходя границы.
Он начал читать.
«Наверное, читатель удивится, видя здесь вещи, раньше неизвестные, потому что их истинность впервые доказана только умудренным незнанием». Что это такое? Он перелистал несколько листов. «Какой судья праведнее, чем тот, кто есть сама справедливость?» При чем тут судья? Или это такой шифр? Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Потом открыл и прочел целый абзац, пытаясь вникнуть в смысл фраз.
«С другой стороны, человек существует только конкретно, поэтому подняться до соединения с максимумом было бы возможно только одному, воплотившему в себе всю истину человека. Такой поистине был бы человеком так же, как и Богом, и Богом так же, как человеком, — совершенством Вселенной, имеющим первенство во всем». Какой бред. Кто это написал? Он перебрал еще несколько листков и вдруг наткнулся на титульный лист «Об ученом незнании» Николая Кузанского. «Какого Кузанского?» — разозлился он, вытаскивая из папки все листы. Кто такой этот стервец Кузанский? Где списки агентуры? Они должны быть обязательно здесь, в этой папке. Куда они подевались? Он еще раз перебрал все листы. Он постепенно начал понимать, что никаких списков не будет. Списков агентуры нигде не было. Их не было вовсе. Он вдруг понял, что тот туповатый мужчина, приехавший из Лондона, на самом деле обманул всех: его, Гасанова, Багирова, разведку, контрразведку, он обманул всех на свете. И страшнее всего он обманул его — Александра Ионидиса.
И тогда Ионидис захохотал. Громко, пронзительно, с истерическим завыванием. На него смотрели, испуганная старушка даже отшатнулась. А он продолжал смеяться.
— Господи, — шептал он, почти плача, — как все это здорово — Николай Кузанский. Какой прекрасный философ. Как все это здорово.
Сидевшая сзади молодая женщина покрутила пальцем у виска. Все понимали, как ему плохо. Один старик даже вытащил валидол, протягивая его Ионидису.
Тот взял таблетку.
— Я идиот! — закричал он на весь автобус. — Люди, какой я кретин!
Пассажиры переглядывались, не понимая, почему так нервно реагирует этот человек на какие-то листы бумаги.
— Николай Кузанский мой друг, мой брат, моя кровь! — закричал он, смешно кривя рот. И, схватившись за голову, застонал. Водитель, видевший выкрутасы мужчины, с сожалением подумал, что придется останавливаться в поселке и высаживать этого типа.
Ионидис по-прежнему держался за голову. Он уже не кричал и не плакал. Он просто стонал. Стоявший над ним Николай Кузанский пытался утешить его, объясняя свой следующий трактат. И ласково улыбался ему, словно сочувствуя.
Вечером этого дня в кабинете заместителя Директора ФСБ по оперативной работе раздался звонок правительственного телефона. Хозяин кабинета быстро поднял трубку.
— Что случилось? — спросил гневный голос. — Где списки? Вы нашли этого грека?
— Нашли. Он в совершенно невменяемом состоянии. Твердит про какого-то Николая Кузанского. Его привезли в ближайшую больницу.
— Где его автомобиль?
— Его мы тоже нашли.
— Там ничего не было?
— Нет.
— А где его папка?
— Была с ним, — осторожно сказал хозяин кабинета.
— Списки где? — не сдержался говоривший.
