Анатолий Чехов - Кара-курт
Откинув полу куртки, он показал подвешенный к поясу нож в кожаных ножнах.
— Иди...
Ичан скользнул в калитку, направляясь вслед за Галиевым, заметил, что со двора Фаратхана вышли Меред Сунаит-оглы и два дюжих, рослых молодца в тельпеках, полосатых халатах.
Галиев неторопливо подгонял своего ишака хворостиной, время от времени останавливался, чтобы подобрать для костра случайно оказавшуюся на дороге палку или сухой верблюжий помет, осматривался, неторопливо укладывал топливо на тележку. Ичан медленно шел вслед за ним, опираясь на свой пастуший посох.
Дорога вывела их за аул, впереди, у склона сопки, показалась груда камней, у которых Ичан должен был по плану «напасть» на Галиева. В этом месте дорога шла вдоль склона сопки по краю обрыва. Ичан скользнул с осыпи, пробежал вперед под обрывом и, лишь только Галиев спустился с уклона, бросился на него сзади, высоко занеся блеснувший на солнце нож.
Бродяга зимогор мгновенно обернулся, тоже успел выхватить нож. Противники сцепились, покатились по земле, удерживая руки друг друга. Ичан, изловчившись, нанес Галиеву удар кулаком в живот, и когда тот скрючился от боли, всадил в землю нож за его спиной. Галиев выгнулся, откинулся навзничь. Раздался топот копыт. На дороге показался пограничный патруль — всадники в зеленых фуражках. Позади Ичана из-под обрыва раздался предостерегающий свист: подавали сигнал Меред Сунаит-оглы, телохранители Фаратхана. Ичан подбежал к ним с окровавленным ножом, со следами крови на руках и лице. Сзади грохнули выстрелы. Все трое бросились за Мередом, оказавшимся, несмотря на возраст, далеко впереди остальных.
— Якши, джигит, — услышал Ичан похвалу Мереда. Краем глаза увидел в его руках тот самый маузер, который ему предлагали взять с собой, подумал: Меред не посмотрел бы, что «эта штука громко стреляет»...
На мгновение оглянулся. Два советских пограничника, сойдя с лошадей, бережно укладывали на самодельные носилки, сделанные из плащ-палатки и винтовок, «черводара» Галиева.
— Бик-якши, джигит, — снова повторил Меред Сунаит-оглы. У Ичана отлегло от сердца: «Кажется, получилось»...
Пройдя под обрывом, все четверо один за другим нырнули под куст, закрывавший узкий лаз, куда можно было протиснуться только ползком. Обдирая пальцы и колени, Ичан ящерицей пробрался в этот лаз вслед за Мередом, вскоре смог встать на четвереньки, а потом и подняться во весь рост, ощупью пошел вперед в полной темноте. Меред взял; его за руку, и они пошли быстрее. Два телохранителя Фаратхана спешно заваливали позади них камнями вход. После этого шли всей группой довольно долго, временами останавливаясь и прислушиваясь. Погони не было. Меред Сунаит-оглы неожиданно остановился, приподнял над головой крышку люка. Ичан зажмурился от яркого света. Оказались они в каком-то сарае, дверь которого была открыта. Солнце било прямо в глаза, и в первые мгновения после темноты Ичан ничего не мог рассмотреть. Почувствовал, как с неожиданным проворством Меред Сунаит-оглы выбрался из люка, сам нащупал под ногами ступеньки, выскочил наверх. У люка с биноклем на груди стоял Фаратхан.
«Все видел!» — Ичан похолодел. Окинув быстрым взглядом двор, заметил на плоской крыше дома Фаратхана человека в халате и военных сапогах. В руках у человека тоже бинокль.
— Ваше повеление выполнено, господин. Этот джигит оказался достойным правоверным, — склонившись перед хозяином, доложил Сунаит-оглы.
Фаратхан некоторое время изучающе смотрел на измазанного в крови и земле Ичана, затем негромко сказал:
— Ты ошибаешься, Меред. Этот недостойный очень плохо сделал то, что я ему приказал.
— Горбан! Он ждал нападения, у того тоже был бичак! — воскликнул Ичан.
— Ты смеешь мне возражать?
Фаратхан поднял бровь, дюжий телохранитель ударом кулака сшиб Ичана на землю.
Вскочив на ноги, Ичан схватился за пояс: ножа на поясе не было.
«Пропал, забьют насмерть». Сквозь горячий красноватый туман, застилавший глаза, маячило, расплывалось, и перекашивалось злое лицо Фаратхана.
— Ты смеешь мне возражать? — повторил Фаратхан, но, сдерживая гнев, на мгновение замолчал.
— Хорошо! Я, Фаратхан, буду с тобой говорить... Скажи, недостойный, как узнали эти гяуры, что ты нападешь на джаншуз шурави? Откуда их шайтан на дорогу кинул?
— Горбан! Раз они послали джаншуз шурави, они охраняли его! — с искренним отчаянием воскликнул Ичан.
— Да, это правильно. Раз они послали джаншуз шурави, они охраняли его, — согласился Фаратхан. — Но ты не сказал, почему они стреляли с двадцати шагов и не попали в тебя? А? Поверит кто-нибудь или нет, что советские геок-папак с двадцати шагов не попали в тебя?
Новый удар, нанесенный откуда-то сбоку, сбил Ичана с ног. Все закачалось и поплыло перед глазами.
* * *
В канцелярии комендатуры раздался телефонный звонок. Не отходивший от аппарата Кайманов снял трубку.
— Товарищ старший лейтенант, докладывает старшина Галиев.
— Амир! Живой! Гора с плеч! Ну, что у вас?
— Я-то живой. С Ичаном плохо. Бьют. То ли заподозрили, то ли для острастки, чтоб боялся. Яков Григорьич, Ичан со слов Хейдара успел мне сообщить имя старшего у проводников. Какой-то Махмуд-Кули. Еще Хейдар понял, что у Фаратхана ждут от нас какую-то важную птицу. Вещественный пароль Хейдар не знает, говорит, что как будто его предложение Фаратхан принял. К ней с вещественным паролем для важного господина пойдет какой-то Имам-Ишан. Он же будет их прикрывать при переходе через границу. Сзади и впереди пойдут две группы контрабандистов с терьяком в виде «крыши», обставляют все так, чтобы не было случайностей. Очень важно им переправить этого агента.
— Хорошо, продолжай наблюдение, — сказал Яков. — Если Ичану будет туго, придется брать Фаратхана, но думаю, Ичан им нужен живым. Постараются сломить, как Хейдара, заставить работать на себя.
— Может быть и так, — согласился Галиев. — Боюсь только, не стали бы Ичана пытать. Подозревают...
— Подозрение — не доказательство...
— Да у нас-то все вышло по плану. Их только могло насторожить то, что меня пограничники «спасли».
Что говорить, в любой план жизнь вносит свои поправки. Кажется, они недооценили Фаратхана.
— Давай, Амир, информируй почаще, действуй, — сказал Кайманов. Но не успел еще передать содержание разговора Самохину, как снова раздался звонок. На этот раз трубку снял Андрей.
— Слушайте! Чем вы там заняты? Где полковник Артамонов? Почему до вас никак не дозвонюсь? Кто говорит? Капитан Ястребилов говорит!..
Андрей ответил, что заняты они с Каймановым охраной государственной границы, а если конкретнее — проведением операции, и что полковник Артамонов не докладывает о себе заместителям коменданта Даугана.
— Я с вами серьезно говорю, — оборвал Самохина Ястребилов. — Передайте полковнику Артамонову, что к нам в закордонную комендатуру обратились гражданские и военные власти. В пограничной зоне бесчинствует банда, вызывает волнения. Найден исколотый штыками, заметьте, русского образца, иранский военнослужащий. Вырезана семья скотовладельца. Банда ведет бой с иранской ротой частей охраны порядка. Мною приняты меры: на ликвидацию банды послан взвод пограничников. Положение угрожающее. Выезжайте с резервной заставой в район аула Старые Чинары. Все!
Ястребилов говорил так, как будто передавал текст заранее написанной телефонограммы. Зная его стремление преувеличивать опасность, Самохин не очень-то верил, что создалось угрожающее положение и к Ястребилову обратились «гражданские власти». За кордоном сейчас дислоцировались не только пограничники отряда полковника Артамонова, но и регулярные части Красной Армии. Но тем не менее, если с бандой ведет бой иранская рота охраны порядка, да к тому же иранский военнослужащий исколот штыками русского образца, — дело пахнет политической провокацией.
— Выезжаем немедленно с резервной заставой, — сказал Андрей. Кайманов вызвал дежурного, приказал объявить тревогу.
...У Старых Чинар, когда Кайманов и Самохин приехали туда со всеми оказавшимися в наличии бойцами, военные действия уже закончились. Осталось лишь оцепление из числа иранских солдат, да группами собирались жители аула. Самохин понял: не было необходимости гнать машины с Даугана, вызывать резервную заставу, но коменданту Ястребилову, очевидно, было не все равно, кто будет участвовать в ликвидации банды.
В ответ на официальный рапорт Кайманова о прибытии он только и сказал: «Могли бы и раньше...»
В чем-то комендант был, конечно, прав: аул носил следы настоящего боя. Видны были следы взрывов гранат, оспины от пуль на глинобитных стенах кибиток. В тени чинар стояли санитарные повозки, с повозок доносились стоны раненых. Вдоль дувала лежали убитые, накрытые домоткаными холстами.
