Чингиз Абдуллаев - Пройти чистилище
— По-моему, вы меня шантажируете, — подумав, произнес Кемаль, — вы опять переходите грань своих полномочий.
— На этот раз нет. Просто предостерегаю. Отныне я превращусь для вас в настоящий кошмар. Я буду преследовать вас каждый день, каждый час. И сделаю все, чтобы доказать вашу причастность к шпионской деятельности погибшего Тома Лоренсберга.
— Опять вы про него, — поморщился Кемаль, — это даже некрасиво. Вы ведь знаете, что он мой бывший друг. Зачем каждый раз о нем напоминать?
— Извините. Возможно я был несколько некорректен.
— Да, кстати насчет корректности, у меня к вам, большая просьба, мистер Эшби. Это личная просьба. Скажите, вы женаты?
— Это имеет отношение к нашему делу? — спросил, улыбаясь, Эшби. Ему положительно нравился этот тип.
— Самое прямое, так вы женаты или нет?
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— Но у вас есть любимая женщина?
— Конечно, есть.
— Дело в том, — сказал немного грустно Кемаль, — что моя женщина довольно известный человек. Я ее очень люблю и собираюсь с ней встречаться. Мне бы не хотелось, чтобы ваши люди сидели в наших постелях или подглядывали в замочную скважину.
— Этого не будет. Как ее зовут?
— Сандра, — чуть поколебавшись ответил Кемаль. — Сандра Лурье. Она вице-губернатор Луизианы.
— Кто? — вот уж действительно этот Кемаль мастер удивлять всех.
Эшби не поверил услышанному.
— Миссис Сандра Лурье, — четко произнес Кемаль, — она вице-губернатор штата.
— Вы с ней встречаетесь? — спросил ошеломленный Эшби.
— Да, и я не хотел бы, чтобы у нее были неприятности из-за меня. Надеюсь, вы не подозреваете, что и она вражеский шпион?
— Не подозреваю.
— В таком случае, прошу вас оградить эту женщину от скандальных рубрик в газетах и журналах. Это просто некрасиво при ее положении.
— Вы раньше с ней встречались?
— Да, — честно ответил Кемаль.
— Хорошо, — кивнул Эшби — на вашу личную жизнь будет наложено табу. Но и вы должны мне обещать кое что.
— Что угодно мистер Эшби.
— Встречаться со мной раз в месяц и обедать. Вы не возражаете против такого предложения?
— Против такого не возражаю, — усмехнулся Кемаль, — а для чего вам мое согласие? Я все — таки не понимаю, чего вы добиваетесь?
— Выяснить, настоящий ли вы Кемаль Аслан. Родившийся в Филадельфии и выросший в таком странном болгарском городке Елин-Пелин.
— Можете не проверять. Я и есть тот самый Кемаль Аслан.
— Этого я вам не обещаю. Проверять будем все равно.
— Ваше право, мистер Эшби.
Он поднялся со стула.
— Я вам больше не нужен?
— Нет, благодарю вас.
— До свидания, — Кемаль протянул руку Эшби.
Тот с удивлением посмотрел на стоявшего перед ним человека. Потом сказал словно бы про себя:
— А почему бы и нет. Вы, во всяком случае, были достойным противником.
И протянул свою руку в ответ. Рукопожатие было сильным, до хруста костей. Оба профессионала смотрели друг другу в глаза. Эшби словно хотел сказать, что знает, кто именно стоит перед ним и кто скрывается под именем «Вакха». А Кемаль Аслан смотрел в глаза Эшби и словно говорил, да, я профессионал, но постарайся доказать мне это в честном поединке, выиграй у меня партию и тогда я признаю твое превосходство.
Пожав руку мистеру Эшби, Кемаль вышел из кабинета.
Его снова окружило журналисты. К нему протиснулся Тадао Имацу.
— Хорошие новости, — сказал он, — на бирже наши акции пошли вверх.
— Очень хорошо, — улыбнулся Кемаль, — у тебя есть еще какие-нибудь новости?
— Есть, — почти закричал Имацу, такой стоял в коридоре шум, — у нас в компании появился солидный адвокат, который будет постоянно вести наши дела.
— Хорошо, — кивнул в ответ Кемаль.
Полицейские расталкивали журналистов, давая ему проход.
— Вы подадите в суд на ФБР? — спросил кто-то.
— Нет, — улыбнулся Кемаль, — только что я узнал о повышении котировок наших акций. Думаю, они сделали мне неплохую рекламу.
— Вы можете сказать что-нибудь по поводу предъявленных вам обвинений? Несколько слов?
— Полная чушь.
— Вы останетесь после этого в Америке или уедете в Турцию?
— Я американский гражданин.
Журналистов было человек тридцать и они бежали по коридору за ним.
— Вы приняли извинения Кэвеноу?
— Конечно. Он профессионал, выполняющий свой долг. Жаль, что он ошибся. Америка нуждается в таких людях.
— Вам не кажется, что вы стали жертвой заговора?
— Нет, просто на этот раз ФБР и ЦРУ ошиблись. Это иногда бывает.
— Вы по-прежнему будете руководить своей компанией?
— Вы же сами сказали, что она моя компания, Почему ее должен возглавлять кто-то другой?
— Спасибо, господа, — закричал Имацу, — прошу вас больше не беспокоить мистера Кемаля Аслана.
Они прошли ворота и вышли на улицу. У автомобилей стояли еще человек двадцать. Здесь же были адвокаты Кемаля.
— Вы видите рядом с Розенфельдом человека? Говорят, он один из лучших юрисконсультов, — зашептал Имацу, — вон он стоит в стороне.
Кемаль пригляделся к знакомой фигуре. И вдруг широко улыбнулся. Новым юридическим советником и консультантом их фирмы стал взятый Имацу на работу в отсутствии Кемаля мистер Питер Льюис, связной советской разведки в Нью-Йорке.
Круг замкнулся. Он был победителем.
Интерлюдия
Он лежал так уже много дней и ночей. Тело привычно не шевелилось, мускулы были расслаблены, глаза закрыты, почти все обменные процессы замедлены. Он лежал между жизнью и смертью, с удивлением приподнимаясь иногда над собой и оглядывая это тяжелое немощное тело молодого человека, заросшее лицо, вытянутые руки. Ему казалось странным, что проходят годы, а он по-прежнему остается в таком положении, не пытаясь выйти за оболочку своего тела. Где-то далеко в глубинах подсознания вспыхивал и тлел огонек разума, который не понимал, почему мозг не получает новой информации, почему он обречен на многолетнюю спячку, словно заколдованный.
У него давно ничего не болело, ничего не тревожило тлеющего огонька разума, вспыхивающего в немощном теле. Иногда он с удивлением обнаруживал какую-то энергию, вливаемую в его тело и это заставляло редкие клетки, все еще способные на размножение и деление мучительно искать выхода в попытках воссоздать разум спящего существа.
Время от времени в палате рядом с ним появлялись какие-то неведомые белые существа и громко говорили на уже забытых языках. Часто он пытался вспомнить, кем он был до того, как попал в эту палату, но мозг упорно отказывался воспроизводить события, предшествующие катастрофе. Словно магнитная лента, затертая до основания, с которой удалена запись и которая способна лишь шипеть, обнаруживая помехи в собственном исполнении.
Очень часто он проваливался в спасительный сон и на долгие месяцы отключался от всех проблем, не пытаясь больше осознать и понять, почему он здесь и что заставляет проблески его разума пребывать в столь немощной оболочке.
Десять лет назад он вдруг почувствовал, как этот огромный статичный мир его тела начинает меняться и его куда-то перевозят. Путешествие было долгим, он это почти бессознательно чувствовал. Но с тех пор больше ничего не менялось и он по-прежнему пробуждался в своем замкнутом рамками его сломанного черепа мире.
И только теперь, спустя одиннадцать лет после последнего большого потрясения, он вдруг ощутил какое-то движение вокруг, словно застывший мир начал стремительно меняться, дробиться на мелкие фрагменты, обретать некое подобие утерянной прежде Вселенной.
— Мы держим его так уже одиннадцать лет, — раздраженно говорил высокий полный человек в белом халате. Никаких шансов на его выздоровление нет. И не может быть. Он столько лет в коме. Мы его просто мучаем. Нужно принимать решение, товарищ генерал.
— А если он вдруг когда-нибудь откроет глаза и проснется? — с сомнением спрашивал генерал. — Вы гарантируете, что он не проснется?
— В подобных случаях ничего нельзя говорить заранее, но единственное, что мы можем для него сделать, это облегчить ему страдание. После столь многолетней комы люди никогда не приходили в себя. В лучшем случае, он будет инвалидом. В худшем, к нему никогда не вернется сознание.
Тот, кого называли генералом, подошел ближе, внимательно посмотрел на лицо и удивленно произнес:
— Похож.
— Что вы сказали? — не понял другой, очевидно, врач.
— Ничего. Значит, вы считаете, что он никогда не сможет придти в себя?
— Я так не говорил. Просто я считаю, что он слишком много лет лежит в коме. Он никогда не может вернуться к нормальной жизни. Он и сейчас между нами и небом. Нужно принимать решение, — снова настойчиво повторил врач.
— Хорошо, — согласился генерал, — только, чтобы он не мучился.
