Сергей Смирнов - Канарский грипп
— Они уже близко! Торопись!
Риттер поднес зажигалку к нижнему концу веревки. Огонек живо потек вверх.
— Время, Пауль! Пошли!
Он еще на миг закрыл глаза и затаил дыхание. Вспомнил!
«Да благословит тебя Бог… Александр!»
Фрагмент 21
(ОКОНЧАНИЕ)
Ясное утро на Канарских островах. Пляж. Тихий шелест волн. У самой воды на золотистом песочке под лучами солнца нежится пара. Она — профессионально загорелая. Он… по виду можно предположить, что — просто очень занятый европейский бизнесмен, вырвавшийся на уик-энд.
Если убрать его, кое-какие разбросанные вокруг мелочи, а также остов разрушенного особняка, видный неподалеку, то получится просто банальный рекламный пейзажик.
Вся эта пляжная идиллия была настолько банальной и естественной, что начинала обоим казаться такой — совершенно естественной и безопасной…
Они выплыли в узкую бухту расщелины, придерживаясь левой стены. Благо, волнения никакого не было. Еще в сумраке, в устье грота, Брянов заметил, как Инга гребет уверенным и спокойным брассом, и стал опасаться только того, что бывший рыцарь прекрасной дамы внезапно сам, теперь уже невольно, напомнит о себе.
Страшной встречи не случилось.
Они достигли узкой полоски берега под скалами, нашли свой катер и отчалили. Через минуту Инга закапризничала:
— Саша! Я больше не могу! От такой скорости я замерзаю! Мне надо обязательно посушиться!
Брянов с тревогой оглядел пустынные берега.
— Нельзя! На острове опасно! Надо хотя бы перебраться на другой! Тут недалеко!
— Но я больше не могу! Мне плохо! — выдала бывшая «Мисс» настоящую истерику, и Брянов понял, что дело не в простом капризе, а наступает завершающая стадия сильного стресса. — Мне надо согреться! Саша, никого нет! Все остались там, в пещере!
Он очень пожалел, что не прихватил с собой бутылочку коньяка.
Показался уже веками, тысячелетиями знакомый пляж с видом на охристую гору и заросшую кустарником полоску фундамента. Склоны и дали казались необитаемыми.
— Хорошо! — покорился он стрессу прекрасной дамы и внутренне напрягся. — Десять минут! Сушимся! Греемся! Потом быстро перескакиваем на соседний остров! Там опять погреемся! Целый час. Обещаю. Договорились?
Прежде чем выбраться на сухой песок, они развешали по катеру мокрую одежду: две пары джинсов, две почти одинаковые клетчатые рубашки, носки. Инга вдруг ахнула, кинулась к маленькому рундучку и достала из него свой московский свитер, который она прикопала там еще накануне ночью, перед отъездом на Охо-де-Инфьерно.
Брянов вздохнул с облегчением, усмотрев в этой находке повод к отплытию, но Инга посмотрела на него с нестерпимой дли мужчины мольбою в прекрасных глазах:
— Ну, хоть минутку!
Для бывшей «Мисс Москва» было культовым действом и средством от любых невзгод — хоть минутку позагорать на песочке.
Кое-что Брянов решил прихватить с собой на берег: заветную колбу и пугающе промокший бумажник, который он с трудом вытянул из разбухшего кармана своей фланелевой сорочки.
Инга, добравшись до цели, сразу растянулась на песочке так, что Брянов, глянув на нее, только судорожно сглотнул и стал заниматься важными делами.
Он сел по-турецки лицом к берегу, к возможной опасности, аккуратно положил на песок колбу и, покусывая губы, стал потихоньку спасать из бумажника деньги и документы.
Тут-то его и проняло…
Он развернул один паспорт — первым попался «орластый», — потом второй — оба мокрые, как будто только что родившиеся… И вдруг он почувствовал, как под ним, вокруг него и над ним тихо разверзается невидимая бездна.
Он поднял голову: небо, горы, Канарские острова.
— Guten Morgen! (С добрым утром!) — пробормотал он.
— Guten Morgen! — весело откликнулась лежавшая рядом на песке девушка. — Как хорошо здесь! Наверно, лучше, чем даже в Буэнос-Айресе. — И вдруг перешла на русский: — А как же мы пойдем в город? Босиком?
— Ничего страшного, — не слыша себя, на каком-то языке ответил он. — Мы — туземцы…
Он снова вгляделся в охристую вершину горы. Все было где-то за горой. Очень далеко. Некого спросить. Невозможно узнать. Он понимал, что лишь один из паспортов настоящий… Какой? Вернее, он сам, по законам этого мира, должен соответствовать только одному из паспортов…
— Это правда, Саша. Мы теперь как туземцы.
— Как ты меня назвала? — уточнил он, сдерживая натиск тупого ужаса.
— Саша, — слабо удивилась девушка по имени Инга. — А что?
Он взглянул на колбу. Ответ был в ней.
Девушка словно уловила его мысли:
— А давай умоемся прямо здесь. Так хорошо!
Возможно, он потерял самого себя, но остался на месте рассудок, субстанция, по-видимому, безличная.
— Тогда уж точно станем туземцами. Забудем, как сюда, на этот остров, попали. Надо сначала вернуться домой…
Домой!
Ему стало гораздо страшней, чем в тот момент, когда он в пещере протянул руки к контейнеру.
Он понял: девушка права. Чтобы не сойти с ума, надо хотя бы минутку спокойно позагорать. Вместе с паспортами.
Он приложил их к колбе и потихоньку устроился рядом с Ингой.
— А ты не хотел, — блаженно прошептала она. — Видишь, как хорошо.
Все осталось очень далеко: пещеры, «Павлов-2», мины, окровавленный босс финансовой компании… Все.
Он закрыл глаза. Он. Тот, кто теперь загорал на Канарах, — и больше никто. И лучше было не думать о том, что этому факту вот-вот придется снова ужаснуться…
— Ты здесь? — У Инги был такой голосок, словно она только что очнулась после сладкого сна в своей домашней постельке и — после чего-нибудь еще, тоже очень сладкого…
— Здесь, — немного бесчувственно отозвался он, пытаясь, наоборот, «забыться и заснуть».
Послышалось мягкое, шелестящее движение, словно бег тихой волны по мелкой гальке.
— Знаешь, Саша… — Голос Инги стал ближе. — Я хочу тебе рассказать… Я никому раньше не говорила. У моей мамы были очень трудные роды. Я двигалась ногами вперед и родилась совсем-совсем задохнувшейся. Не помню, как это называется…
— Асфиксия, — еще раз автоматически откликнулся он.
— Вот-вот. Такое гадкое слово… Доктора напугали маму, и она потом все время думала, что я очень слабая, больная и что мне ничего нельзя. — Ее новый вздох, опять утренне-сладкий, никак не вязался с такой грустной историей. — Она за меня всегда очень боялась. Потом мне часто снились какие-то подземелья, подвалы, темные коридоры. Я мечтала, что мама когда-нибудь возьмет меня за руку и выведет наверх, но она сама всего боялась… Я ничего не сказала ей, когда пошла на конкурс. А когда победила, с ней было плохо. Потом… я думала, что все пройдет, но все осталось так же, мне казалось, что я все иду и иду по какому-то очень узкому проходу. Потом появился Марик. Он был такой… Я думала, что он обязательно выведет меня… Вот… Он как будто довел меня до самой последней двери. Но все равно… так получилось. Очень странно, Саша. Ты слышишь меня?
— Угу, — уже как будто проникаясь ее психологическими проблемами, подтвердил он.
— У меня сейчас такое чувство, что я уже вышла… и что вывел меня ты.
— Я? — отрешенно удивился он. «Который из двух?.. Может, кто-то вывел нас обоих?»
— Ты, ты! — не дала она ему додумать грандиозную философскую мысль. — Мне кажется, ты такой спокойный… ты очень сильный человек, Саша.
Теперь вздохнул он… и не ответил… и вдруг ощутил ласковое прикосновение к груди.
Ее пальцы тихой волной побежали к его шее, к щеке.
Она придвинулась ближе, выдохнула ему в висок, прикоснулась к нему губами.
Он поднял руку, дотронулся до ее плеча, ощутил кончиками пальцев бархатистую колкость прилипшего к ее коже песка… и тут же ощутил уже всем собою — уже не важно кем собою — прикосновение ее колена к бедру… волну ее ноги, накатывающую на него снизу, захлестывающую всю его плоть ласковой тяжестью и силой.
Он увидел ее глаза — поверхностное натяжение бездны, уже заполненной жаром.
И он на мгновение сам превратился в волну… приподнял свое тело, накатился на нее, опрокинул… отчаянно пробился через волнорез внезапной жестокой мысли — «Все забыть! Все забыть!» — ничего он не мог забыть, все оставалось в нем, пусть в непроглядной бездне, но — в его бездне… и снова позволил ей самой превратиться в накатывающую на него волну…
Небо померкло, закрылось золотистой тучей ее волос. Он увидел ее всю над собой, закрывшую небосвод, — великолепный девятый вал…
И жар бездны поднялся над ним, свиваясь в столп, в пульсирующий жгут смерча.
И вся земля под ним вдруг стала пульсировать, наполняться огненным грохотом и гулом, словно отдавая его смерчу, выталкивая из бездны.
Фрагмент 23
5000 KM К ЮГО-ЗАПАДУ ОТ МОСКВЫ. БОРТ ЭСМИНЦА «ПЕНДРАГОН» КОРОЛЕВСКИХ ВОЕННО-МОРСКИХ СИЛ ВЕЛИКОБРИТАНИИ
