Чингиз Абдуллаев - Пепел надежды
Казбек нахмурился.
— Я знаю, где наш самолет, — сказал он с явной угрозой в голосе. — Ты мне не указывай. Сами разберемся.
Дронго промолчал. Он видел, как все нервничали. Казбек командовал людьми, устанавливающими лебедку, а его братья и еще несколько человек, взяв лопаты, начали копать, пытаясь прощупать место, где именно находится остов самолета.
К десяти часам утра удалось добраться до самолета. Лопата одного из братьев Казбека ударилась о металл. Все закричали от радости, бросились обнимать друг друга. Даже Высоченко повеселел. Они все-таки не зря совершили это трудное и опасное путешествие. Они не зря пробивались сюда, испытав столько мучений, сталкиваясь с такими опасностями.
— Мы постараемся сначала определить, как расположен самолет, — пояснил Казбек, — а потом начнем подводить лебедку.
— Правильно. — У полковника тоже поднялось настроение, и он, посмотрев на задумчивого Дронго, не удержался, чтобы не пошутить:
— Вот видите, вы были не правы. Самолет здесь. Все в порядке. Кстати, вы ведь должны позвонить и сообщить, что все еще находитесь в ауле и здесь нет никаких следов самолета.
Вот ваш телефон, можете позвонить. Вчера вы его, кажется, случайно отключили. А может, намеренно, мне трудно разобраться в ваших хитростях.
Дронго взял телефон, включил питание и снова набрал номер мобильного аппарата Георгия Чумбуридзе.
— Добрый день, Георгий, — сразу начал он, опасаясь, что майор может его прервать, — мы пока еще в ауле. У нас все в порядке, самолета здесь нет, и о нем никто не слышал.
— Какой аул? — тревожно спросил Георгий, — Мы пытаемся засечь ваш телефон. Не отключайте его.
Дронго закончил разговор какими-то незначительными словами и отключился. Но сделал это нарочито вызывающе, чтобы заметил Высоченко.
Полковник взял телефон и, обнаружив, что он отключен, покачал головой, улыбаясь.
— Опять хотите нас обмануть. На этот раз не получится. — И с этими словами он включил телефон.
Высоченко был опытным профессионалом, умелым организатором многих преступлений. Он был знающим, хитрым, умным, проницательным человеком. Но даже он при всех своих достоинствах не смог бы обыграть психологически такого аналитика, как Дронго. Тот решил действовать методом от противного. Когда вы намеренно совершаете действие, как бы направленное против вашего соперника, с тем чтобы он, исправив это действие, считал, что тем самым срывает ваши планы.
На самом деле «эффект противодействия» был давно рассчитан психологами и давал ошеломляющий по своей результативности эффект. При этом подобный метод мог быть применен только к очень умным и опасным соперникам. Для идиотов подобный метод явно не годился. Ибо они не смогли бы просчитать даже собственные действия.
Полковник включил телефон и, увидев тень огорчения, мелькнувшую на лице Дронго, весело улыбнулся. Он и не подозревал, что столкнулся с самым известным аналитиком мира, который в данный момент явно обыграл его по всем статьям.
— Подтягивай трос! — кричал Казбек, командуя возившимися у самолета людьми.
Дронго подошел ближе. Он видел, как закрепляли трос на хвосте лайнера.
— Нужно копать дальше, — показал Казбек. — Если потянем, то можем сломать самолет.
Полковник посмотрел на Дронго и, бросив ему лопату, взял другую, поспешив на помощь. Они ожесточенно отбрасывали песок. Все работали молча. Но когда довольно четко стал обозначаться контур всего самолета, Высоченко, ухмыльнувшись, спросил у Дронго:
— Теперь вы верите в самолет?
— Теперь тем более не верю, — ответил Дронго, усердно работая лопатой.
— Мы здесь уже столько времени, а только колеса нашего грузовика наполовину затянуло песком. Если лайнер сел на песчаник, то почему же его экипаж и пассажиры не покинули самолета? Вы же видите, что явных повреждений у самолета нет. Тогда куда же делись пассажиры и экипаж? Они же не могли растаять в воздухе или уйти под землю вместе с самолетом.
— Это мы скоро узнаем, — уверенно сказал полковник. Но тем не менее его настроение было испорчено окончательно, и он, достав сигареты, закурил, бросив работу.
Лебедку подвели довольно точно, закрепить тросы удалось не сразу.
Лебедка ревела, но не могла приподнять самолет. Пришлось включаться всем и снова отбрасывать и отбрасывать песок, работая до одурения. Наконец, поддавшись силе натяжения троса, нос самолета стал медленно приподниматься. Наступил уже полдень, но небо было затянуто тучами, и снова начал накрапывать дождь.
— Пошел, пошел, — радостно закричал Казбек, — пошел!
Миленкин поднимал нос лайнера очень осторожно, но, очевидно, давление огромной массы песка, в которой был погребен самолет, сделало свое дело.
Внезапно послышался треск, словно самолет переламывался пополам.
— С ним что-то случилось, — сказал один из братьев Казбека, внимательно оглядывая чуть приподнятый самолет. — Вы видите, какой был пожар? — показал он на несколько передних закопченных иллюминаторов.
— Осторожнее! — крикнул полковник. — Нужно посмотреть, как уложен груз.
Может, он пострадал во время пожара.
— Посмотрим, — кивнул Казбек, снимая свою куртку. Он попытался проскользнуть в разбитый иллюминатор. Ему удалось сделать это с третьей попытки.
Высоченко ждал его радостного крика. Но раздались совсем другие крики.
Со стороны оставшихся машин. Кричали водители. Высоченко тревожно оглянулся. С холмов спускались какие-то машины. Он узнал джип, который был у тех, кто напал на них в долине. На этот раз там было не меньше пяти машин. И все направлялись к ним, на песчаник.
— Проклятье, — пробормотал полковник. — Быстро сюда! — крикнул он водителям.
— Что случилось? — спросил Дронго, видя волнение полковника.
— Вот теперь у нас действительно будут крупные неприятности, — пробормотал полковник. — Вы видите машины, которые спускаются к нам?
— Да, конечно, вижу. Они тоже за самолетом?
— Нет, — очень серьезно ответил полковник, — они за нашими головами.
Глава 43
Проснувшись утром, Колосов долго смотрел в потолок, словно решая трудную для себя задачу. Сегодня наконец должны были определиться с Филей, который так нагло вел себя в последнее время и так сильно мешал всем. Вспомнив, что ему обещал Родион, Андрей Потапович даже улыбнулся. Если Фили не будет в городе, он сумеет занять его место. Этот полоумный полковник Высоченко может и не вернуться с Северного Кавказа. И тогда Колесов будет одним из самых значительных лиц в городе. А если они сумеют вместе с Хозяином добраться до самолета, то тогда Колосов наконец бросит здесь все и уедет куда-нибудь на Багамские острова. Или на Маврикий. Он слышал, что где-то продают гражданство.
Кажется, на Арубах или еще где-то в Карибском море. Он купит себе гражданство той далекой страны, найдет себе молодую девочку по вкусу, бросит этот постылый и опасный город. Колесов даже зажмурился от удовольствия. И первый шаг к реализации этого плана будет сделан сегодня. Сегодня ему наконец сообщат о смерти Фили Кривого.
Одеваясь, он вспомнил, что сегодня воскресенье. В офис ехать не нужно, никаких особенных дел у него не было. Можно отправиться куда-нибудь в казино, где он появлялся обычно инкогнито и проигрывал небольшие суммы, никогда особенно не рискуя. Но сегодня нельзя. Сегодня нужно быть на виду, чтобы его потом не обвинили в убийстве этой одноглазой сволочи.
Колосов подумал, что Большой театр как раз то место, где он может побывать. Ему не нравились ни балет, ни опера. Он засыпал уже через минуту после того, как попадал туда. Но престиж требовал его появления в ложах Большого, чтобы бывшие товарищи, знакомые ему еще по прежним временам, иногда видели его в таком приличном месте. Ему было приятно, когда его считали крупным бизнесменом, сумевшим перестроиться в сложное для всех время. Это укрепляло в нем уважение к самому себе.
Он позвал Родиона и приказал отправить одного из водителей в Большой, чтобы ему оставили ложу. После чего пошел в ванную бриться, решив, что по окончании спектакля он поедет в ресторан, чтобы отпраздновать смерть зарвавшегося выскочки, каким он считал Филю.
Колесов боялся признаться самому себе, что он всегда опасался Фили.
Очень опасался, даже боялся. Ведь он оказался на заповедной территории таких, как Филя Кривой, тех, кто провел здесь детство и юность. Лагеря и тюрьмы были их школами и университетами. Такого опыта у самого Колесова не было. Его никогда не арестовывали, никто никогда его не допрашивал, если не считать позорного изгнания в августе девяносто первого. Никогда не ел он тюремной баланды, не спал на нарах, не попадал в общие камеры, переполненные заключенными, когда спать ложились по очереди на одни и те же нары.
Именно поэтому у Колесова был своего рода комплекс неполноценности.
Именно поэтому он всегда побаивался таких типов, как Филя Кривой, считая, что не сможет сравниться с матерым рецидивистом ни по жестокости, ни по изворотливости. Но постепенно, с годами, работая всегда на грани срыва, Колесов вдруг осознал, что давно стал «своим» и отсутствие тюремного опыта совсем его не подводит. К тому времени среди бандитов можно было встретить не только бывших комсомольских работников, но и бывших офицеров КГБ, МВД, Министерства обороны. Хотя, допустим, такое явление, как бывший партийный работник, ставший одним из крупных наркодельцов города, было еще довольно редким. Подобное было обычной нормой в южных республиках, где партийные работники, а особенно первые секретари, назначаемые в сельские районы, были там главными рэкетирами.
