Олег Сидельников - Нокаут
О! Я не прикрывался левой фразой, я, в самом деле, захотел вести оседлый образ жизни. Время Бендера проходило — социализм наступал по всему фронту, гибли последние могикане нэпа и аристократизма, в стране стало позорно мало стульев с бриллиантовой начинкой. Но самое удивительное… как изменились люди! Новый строй, новый быт будто подменили людей: они стали гораздо умнее, они проявляли массовый героизм, они бешено жаждали построить социализм, и они его построили. Мне стало трудно работать. Стыдно признаться, но однажды я угодил в тюрьму за незаконное врачевание интимных болезней и получение гонорара за «Элегию» Томаса Грэя, поэта-сентименталиста, жившего в восемнадцатом веке. Это темное пятно в моей биографии опущено авторами двух известных книг, за что я им очень благодарен.
Мне не терпелось обрести приемлемую специальность и окунуться в общественную жизнь. Поднявшись вверх по Днестру, я в ближайшем же населенном пункте выдал себя за академика-зоолога, потерпевшего кораблекрушение в Аральском море и прожившего пять лет на необитаемом острове без соли, женщин и газет. Мне тут же выдали сапоги, ковбойскую рубашку и даже брюки клеш, какие носили тогдашние стиляги. Через два дня Остапа Ибрагимовича Бендера приняли на работу в «Горочистку» в городе N на должность инспектора по качеству. В горочистке он окунулся в общественную жизнь, редактируя сатирический листок «А воз и ныне там». Мирно и безмятежно текла жизнь. Однако вам, должно быть, знакома, Сережа, неистовая сила привычек. А в моем распоряжении было свыше четырехсот сравнительно честных способов приобретения денег и материальных ценностей.
Инспектор по качеству не выдержал, организовал всегородское игрище-фестивалище «Пой, ласточка, пой!» Оно принесло мне три тысячи рублей и прорву неприятностей. Денег едва хватило на бесчисленные переезды, дабы скрыться от преследования. Наконец я осел в совхозе-гиганте. Меня заинтересовала животноводческая ферма, я устроился в ней затейником и издавал юмористическую газету «Чья бы корова мычала…». Здесь… опять почувствовал силу привычек.
Дальнейшие вехи на моем жизненном пути освещу коротко. Работал в энергосбыте, выпускал стенную газету «Без должного напряжения». Опять подвели привычки. Директорствовал во Дворце культуры белошвейников (стенгазета «Фестоны и пистоны»). Опять привычки! Я чувствовал, что вырождаюсь как свободный художник: жизнь все меньше и меньше давала материала для творчества. Случилась поразительная метаморфоза: если раньше я был профессиональным вольным стрелком и сыном эфира, то спустя два-три года мне приходилось проявлять спекулятивные способности (в широком смысле слова) лишь в порядке самодеятельности в свободное от службы время. Новый жизненный уклад настойчиво приобщал меня к новому, трудовому, бытию.
Мне стукнуло сорок лет — возраст бальзаковской женщины. Я бросил курить и собрался жениться. Увы! В самый последний момент я убедился в том, что тещеархат не сулит семейного счастья. И тогда бывший великий комбинатор вспомнил об управдомстве.
Целый год он с гениальной прозорливостью управлял вверенным ему жилфондом в небольшом пограничном городке. И вдруг загрохотали пушки, с ревом пронеслись самолеты, а на другой день отдельно взятый Остап Ибрагимович Бендер оказался в плотном кольце капиталистического окружения.
О! Это было время бури и натиска. Я быстро, как в романе, перековался, поставив свой комбинаторский талант на службу Золотому Теленку: спекулировал презервативами и торговал танками, создавал акционерные общества по изготовлению эрзац-помидоров и заправлял комиссионным магазином имени Фридриха Барбароссы… Как вы думаете, чем окончились мои негоциантские подвиги? Я вылетел в трубу. Мешали те элементы честности, которые мне привила советская власть, вредили мне четыреста с лишком способов добычи денег, ибо они были все же сравнительно честными. А со мной конкурировала орава комбинаторов, плюющих на все и вся, то и дело пускающих в ход острые волчьи зубы. Последний чемодан с ценностями отобрал фашиствующий румынский офицер, по-моему, тот самый тип в коротком пальто с собачьим воротником, что ограбил меня на днестровском берегу.
Затрещал тысячелетний Рейх, и я, обезумев от неудач и переживаний, хлынул на Запад. Здесь тоже сравнительно честные способы увода денег не котировались. Я перебрался в хрустальную мечту моего детства Рио-де-Жанейро. Очаровательный город, жители почти все поголовно — в белых штанах. Однако хрустальная мечта разбилась вдребезги, я тяжко страдал под игом капитала. Ведь я в общем не злой индивид, не отниму последнего куска хлеба у голодающего, а мои конкуренты… Короче, я покинул бухту Гуанабара и очутился в крохотной банановой республике. Здесь мне повезло. Трое военных с могучими усами и оттопыренными карманами, из которых выглядывали горлышки бутылок с маисовой водкой, обратились ко мне за помощью, и я, используя фруктовую компанию, оперативно организовал им очередную революцию. Военные выпили водку и образовали военную хунту, а я очутился в президентском кресле.
Целых семь часов пятнадцать минут наслаждался я властью: мог объявлять войну и заключать мир, изобретать законы и объявлять иностранных дипломатических представителей персонами нон грата, казнить и миловать, воздвигать монументы и разрушать их. Очередная революция лишила меня всего. Я бежал в дебри Африки, где едва не погиб: рослый кафр, хлебнув пальмового вина, был изрядно под мухой цеце и пытался пощупать меня своим копьем.
Я странствовал по всему миру, мне не хватало воздуха, озона…
Два года назад Остап Ибрагимович Бендер прибыл в этот город, приступил к исполнению служебных обязанностей. Дышится мне легко.
Прошу извинить, что вел рассказ то в первом, то в третьем лице. Люблю намеки… Вы поняли, в чем смысл жизни, мой юный флибустьер?
— Вы стареете, — сказал Фрэнк, — и не очень-то жалуете своих посетителей.
— Я лучший управдом. Будьте покойны, завтра осмотрим протекающие крыши. Что? Почему острил? Врожденная особенность. Скучно жить со скучными индивидами. Недавно я слушал «Вертера». Боже! Как ужасно голосил этот полувековой юный мечтатель! Рядом со мной сидел маститый кандидат медицинских наук. Он тоже страдал. Однако стоило мне шепнуть ему на ухо: «Жаль, что Вертеру не суждено застрелиться в первом акте!», как кандидат всплеснул ручками и прочитал мне целую лекцию о композиции бессмертного произведения Гете. Я улыбался и мечтательно глядел на большой колыхающийся кадык умного лектора.
Управдом вздохнул, с сожалением окинув взглядом «Викинга». Это окончательно вывело из себя Стенли, и он, еле сдерживая ярость, вскричал:
— Так, значит, вы окончательно перековались?! Не втирайте очков, добродетельный управдом. Вы даже с меня сорвали деньги. Вы…
— Тупоумие не должно оставаться безнаказанным, — хладнокровно объяснил управдом. — Но буду откровенным. Я не вполне одолел привычки. Недавно мне довелось побывать в одном довольно крупном городе. Случайно заглянул в издательство и не удержался, чтобы не представиться писателем. Мгновенно мне вручили для редактирования роман «Любовь и железо». Вот он, — Остап Ибрагимович вытащил толстую папку из тумбочки. — Разве мог я отказаться от такого романа? Изобретатель искусственного железа, замученный ретроградами, влюбляется в главную бюрократку. Борьба чувства и долга. Очень психологично. Вот лучший отрывок: «Брось железо — и я твоя, — проворковала бюрократка. — Товарищ Лягушкина! — воскликнул бледный изобретатель, охваченный страстью. — Я буду жаловаться, — он со стоном схватил свою голову в руки и выбежал на улицу».
Бендер захлопнул папку:
— Как же я мог отказаться от редактирования? Такой роман! Апробированный, даже акт экспертизы романа приложен — из Политехнического института специально прислали.
Собеседники помолчали.
— Как же все-таки насчет смысла жизни? — поддразнил «Викинг».
— Очень просто, — отрезал управдом. — В свое время я консультировался по этому вопросу. Вы Дон-Кихот навыворот. Принимаете великанов за ветхие ветряные мельницы, готовые развалиться от малейшего толчка. Вы старьевщик, обреченный собирать полусгнившую ветошь. В этой стране вам не разживиться. Запомните это раз и навсегда.
— Врешь! Врешь, старик!!! Все врешь!!!— вне себя заорал «Викинг», как бы ища спасения в крике. — Я убью тебя.
Управдом улыбнулся:
— Этого от вас можно ожидать, коренной житель города Кологрива. Вы, кажется, оттуда прибыли? Во избежание эксцессов разрешите предложить руку: я провожу вас до ближайшего отделения милиции. Прошу… не стесняйтесь. Все равно вам никогда в жизни не удастся командовать парадом.
Стенли вскочил со стула. Задыхаясь от злобы и страха, он с размаха ударил управдома в подбородок. Управдом лениво зевнул. Фрэнк ударил еще раз. Управдом улыбнулся и вдруг взмахнул рукой. В глазах «Викинга» поплыли красные круги… Нет, это рыжие муравьи с отвратительными головами!..
