Джон Ле Карре - Особо опасен
— Бедная девочка всецело полагалась на меня… и совершенно зря. — Поймав на себе испытующий взгляд Бахмана, Эрна после паузы продолжила. — Я ей солгала. Хотя мы обещали, что не будем ей лгать. Мы обещали, что не скажем ей всей правды, но все сказанное будет правдой.
— И?
— Я ей солгала.
— Это я уже слышал. Конкретно?
— Мелик и Лейла.
— И что же ты такого сказала ей про Мелика и Лейлу, что оказалось ложью?
— Не устраивай мне допрос, Гюнтер.
— Считай, что это допрос.
— Ты, возможно, забыл, что у меня есть «крот» по кличке Глубокое Горло в лагере Арни Мора.
— Никудышный теннисный игрок. Я не забыл. Какое отношение имеет никудышный теннисный игрок к тому, что ты солгала Аннабель про Мелика и Лейлу?
— Аннабель о них беспокоилась. Среди ночи она пришла ко мне, чтобы услышать мои заверения: им не сделают ничего плохого за то, что они приютили Иссу. За то, что повели себя как порядочные люди и поступили так, как должны были поступить. Они ей якобы приснились. Но я думаю, что она просто лежала без сна и переживала за них.
— И ты ей сказала?..
— Что они хорошо погуляют на свадьбе дочери Лейлы и вернутся счастливые и помолодевшие, что Мелик всех побьет на ринге, а Лейла найдет нового мужа и что все у них будет замечательно. Такая вот сказка.
— Почему сказка?
— Арни Мор и доктор Келлер из Кёльна рекомендовали лишить их вида на жительство на том основании, что они грубо нарушили закон, укрывая преступника-исламиста и тем самым провоцируя беспорядки в турецкой общине. Они предлагают проинформировать об этом власти Анкары. Бергдорф их поддержал с условием, что их задержание в Турции не должно поставить под удар операцию по обезвреживанию Вехи.
Сказав это, она демонстративно выключила компьютер, заперла все бумаги в железный шкаф и отбыла на явочную квартиру в районе гавани, чтобы приготовиться к ночному появлению шефа с доктором Абдуллой.
Оставшись один, кипящий от возмущения Бахман в очередной раз связался с Аксельродом. Ничего хорошего он не услышал.
— Гюнтер, побойтесь бога! По-вашему, я должен сражаться с ними на всех фронтах? Вы хотите, чтобы я налетел на Бергдорфа и признался в том, что мы шпионим за его защитниками конституции?
#Последние два часа оперативные сводки приходили в минивэн с завидной регулярностью, и все они были обнадеживающими.
Вчерашний выезд Вехи был явным отклонением от нормы хотя бы потому, что звонок из телефона-автомата совершенно не вписывался в стиль его жизни, насколько это было известно. А еще он никогда не оставлял жену и детей после наступления темноты, да еще без охраны. На сегодняшний вечер он, по обыкновению, обратился к услугам своего соседа и верного друга, вышедшего на пенсию инженера-строителя, палестинца по имени Фуад, который больше всего на свете любил выступать в роли персонального водителя прославленного религиозного ученого. Вчера Фуад посещал лекцию в местном институте культуры. Сегодня он был свободен, так что два телохранителя Вехи могли спокойно остаться дома, занимаясь своими прямыми обязанностями.
Но вот вопрос: где Веха проведет эту ночь по окончании банковской встречи? Или где, по его мнению, он проведет эту ночь? Если его ждут друзья, или если он забронировал номер в отеле, или если он рассчитывает вернуться домой и провести ночь в собственной постели, то восемь часов, данные Бахману на обработку Абдуллы, могут сократиться до четырех или даже трех.
Но, по крайней мере в этом моменте, боги оказались милостивы к разработчикам операции. Веха принял приглашение переночевать в доме зятя Фуада, иранца Кира, где нередко останавливался, и Кир, который со всей семьей собирался к друзьям в Любек и должен был вернуться только завтра, дал Фуаду ключи от дома.
Больше того, по окончании переговоров Веха должен уехать из банка один. Как ни умолял Фуад позволить ему дожидаться друга в машине, Веха остался непреклонен:
— Ты сразу отправишься к своему дорогому зятю, да хранит его Аллах, и будешь отдыхать, Фуад, — строго сказал он ему со своего домашнего телефона. — Это не обсуждается, мой дорогой друг. Твоему великодушному сердцу слишком тесно в груди. Если будешь вести себя безрассудно, Аллах призовет тебя раньше времени. Я вызову такси из банка, так что можешь обо мне не беспокоиться.
Вот почему бок о бок с минивэном стояло свободное такси.
Вот почему ламинированная лицензия водителя такси с фотокарточкой Бахмана красовалась над приборной доской.
Вот почему в минивэне висели скромный пиджак и морская фуражка для Бахмана. Если все пойдет по плану, в этой одежке он привезет Веху на явочную квартиру с видом на гавань, чтобы там силой наставить его на праведный путь.
— К рассвету пусть исполнятся три мои мечты, — бросила ему Эрна Фрай перед своим демонстративным уходом. — Я хочу, чтобы Веха оказался у нас в кармане. Я хочу, чтобы Феликс и бедная девочка снова очутились на свободе. И я хочу, чтобы ты ехал в поезде до Берлина. С билетом в один конец. Эконом-классом.
— А для себя чего ты хочешь?
— Выхода на пенсию, чтобы уплыть подальше на своей яхте.
#Веха должен был приехать в банк «Брю Фрэры» к 22:00.
В 20:30, по сообщению моровских наблюдателей, Фуад подъехал к дому Вехи на своем новехоньком БМВ-купе, предмете его особой гордости. Что эта машина будет задействована, выяснилось слишком поздно, и засунуть в нее «жучок» не успели.
Веха вышел из дома, судя по всему, в отличном настроении. Его наставления жене и детям, уловленные направленными микрофонами через дорогу, свелись к тому, чтобы они были бдительны и молились Аллаху. Люди на прослушке отметили в его голосе «тревожные нотки». Один специалист произнес слово «предчувствие», другой воспринял это как речь человека, «который отправляется в далекое путешествие и не знает, когда вернется».
В 21:14 вертолет наружного наблюдения доложил о благополучном прибытии БМВ в северо-западный пригород Гамбурга, где объект вдруг остановился: предположительно, чтобы помолиться и убить время, оставшееся до деловой встречи в банке. В отличие от соплеменников, Вехе была свойственна маниакальная пунктуальность.
В 21:16, то есть спустя две минуты, бахмановские наблюдатели доложили о том, что лимузин, который потребовал Феликс и который Арни Мор с удовольствием предоставил, благополучно забрал его и Аннабель и взял курс на банк.
Вскоре Мор подтвердил из запретной зоны, что лимузин прибыл к месту назначения. В этом не было никакой необходимости, поскольку Бахман все видел на Максимилиановом мониторе, но Арни Мор имел такую слабость — дублировать информацию.
В 21:29 Бахман узнал не от кого-нибудь, а от самого Аксельрода в Берлине, что Йен Лампион под каким-то предлогом въехал в запретную зону на «пежо» и припарковался в тупичке сбоку от банка, причем рядом с ним на переднем сиденье находится неопознанный пассажир.
Бахман чуть не взвыл от бешенства, но, будучи в состоянии боевой готовности, он лишь поинтересовался по спецсвязи, тихо и сдержанно, кто именно распорядился, чтобы Лампион получил приглашение на банкет.
— У него столько же прав там находиться, сколько и у вас, Гюнтер, — последовал ответ.
— Похоже, даже больше.
— Вы беспокоитесь о девушке, а на его совести банкир.
Но в таком объяснении Бахман не видел никакого смысла. Да, Лампион пас мистера Брю. Но разве это означает, что он должен быть рядом, если тот провалит роль, чтобы подавать нужные реплики? Единственное, на что, по мнению Бахмана, он годился, это налить себе кофейку по окончании банковской встречи, вытереть испарину и сказать Брю, что тот показал себя молодцом. Но для этого вовсе не требовалось хлопотать лицом, как беременный папаша, в непосредственной близости от объекта. И кто, черт побери, этот таинственный пассажир? Каким образом он или она оказались втянуты в спектакль?
Но Аксельрод уже прервал связь, а меж тем Максимилиан поднял вверх руку. Фуад, бывший инженер-строитель, доставил Веху к банку «Брю Фрэры».
Глава 15
А тем временем загодя проведенные Томми Брю приготовления наконец-то принесли свои плоды. Ему таки удалось выделить дедов стул «нашему уважаемому переводчику», как он упорно называл Аннабель, и таким образом поместить ее в самом центре. Она сидела в точности как ему хотелось: на подушечках, по-королевски прямо. Слева от нее был Исса, а справа — доктор Абдулла, от которого Брю отделял рабочий стол. При виде доктора с Иссой произошла очередная трансформация: он сделался неуверенным и смущенным, он явно не знал, что говорить своему новоявленному духовному пастырю. Тот же обратился к нему на арабском, а затем подряд на французском, английском и немецком. У него даже нашлось для Иссы несколько слов на чеченском языке, и тот на мгновение загорелся, но тут же, когда его словарный запас иссяк, пристыженно опустил голову.
