Борис Акунин - Квест-2. Игра начинается
— Тогда первый вопрос. Кто содержится в господском доме?
— Объект, — не сразу выдавил из себя желтолицый.
— Кто он?
— Пациент Спецсектора.
Айзенкопф левой рукой взял неразговорчивого «языка» за шею.
— Я врежу ему, чтоб отвечал как следует?
— Он ответит как следует. Кто это — «пациент»?
Пожевав губами, чекист неохотно сказал:
— Сами увидите. Вы ведь явились за ним. Без него, поди, не уйдете? — Курт взмахнул рукой, человечек сжался. — Не надо! Не мое дело, кто он на самом деле. Мое дело — обеспечивать уход и охрану. Любопытство у нас не в почете. Следим за здоровьем. Докладываем товарищу Громову. Он каждый день по несколько раз телефонирует… Сегодня, правда, почему-то не звонил.
— У меня вопрос, — вмешался биохимик. — Как организована охрана Заповедника? И не крути мне, а то…
— В Спецсекторе — медбратья и два дежурных врача. Медбратья охраняют парк, врачи все время находятся с пациентом… В поселке персонала нет, только контингент…
Зоя перебила:
— Что это за люди?
— Контингент? Зеки. Специально подобраны. Живут, как в раю, с семьями. Но дают подписку соблюдать правила проживания. Нарушения случаются редко.
— Как с мальчиком Киселевых? Он забрался в парк, и вы депортировали всю семью? Что значит «депортировали»? Убили, да?
Айзенкопф раздраженно воскликнул:
— Отстаньте вы с вашей лирикой, Норд! Некогда отвлекаться! Надо дело сделать и вовремя убраться! — Он тряхнул заведующего за ворот. — Рассказывай дальше про систему охраны. Кто караулит выезд из поселка?
— Там контрольный пункт. Казарма, в ней взвод особого назначения.
— А блокпост и патрули на опушке леса?
— Внешняя охрана. У нее допуска на территорию нет.
— Кто в Заповеднике самый главный? Ты?
— …Да, я.
— И все три кольца охраны подчиняются тебе?
Заведующий колебался. Похоже, хотел соврать, но не решился.
— По инструкции я не имею права покидать Спецсектор. Ни при каких обстоятельствах. Я даже за пределы парка не выхожу. За контингент и за режим в поселке отвечает мой заместитель. — Он покосился на бездыханного помощника. — Но я назначаю дневной пароль, который является пропуском через все зоны.
— И ты мне его сейчас скажешь, правда?
Айзенкопф задушевно положил руку на плечо «языку». Тот содрогнулся, но промолчал. Его глаза смотрели в одну точку — на портрет основателя ЧК товарища Дзержинского [99], словно заведующий надеялся одолжить у Железного Феликса стойкости. Под портретом, на фоне щита и меча алел девиз: «У чекиста должны быть чистые руки, холодная голова и горячее сердце».
Биохимик сделал знак, чтоб Гальтон и Зоя не вмешивались.
— Не упрямься, герой. А то я тебе оторву чистые руки, отверну холодную голову, выдеру горячее сердце, положу на щит и нашинкую мечом.
— …На сегодня пароль «Ильич живее всех живых», — сипло произнес заведующий.
— Сейчас проверим. У ворот поселка гараж. Как туда позвонить?
— …На пульте написано. Достаточно нажать кнопку.
Человечек кивнул на коммутатор, где возле каждой из кнопок была маленькая табличка.
Задумчиво поглядев на чекиста, Курт сказал словно самому себе:
— Если наврал — ох, что я с ним сделаю…
— Я не наврал.
— Рад за тебя.
Айзенкопф приложил к уху трубку и нажал кнопку, около которой зажегся красный огонек.
— «Ильич живее всех живых», — сказал он после короткой паузы — очевидно, когда назвался дежурный. — …Распоряжение будет такое: приготовить автомобиль… Выполняйте.
— Сработало! — радостно сообщил он коллегам, рассоединившись. — Если б умел — улыбнулся бы. Пароль правильный! Уедем отсюда цивилизованно — в казенном автомобиле, по асфальтовому шоссе.
— Это замечательно, — сказал Гальтон. — Но сначала нужно довести дело до конца. Пора познакомиться с Пациентом. Как бы только избавиться от остальных «медбратьев», чтоб не помешали? У нас даже нет оружия.
Он открыл ящики стола, надеясь обнаружить револьвер или пистолет. Ничего — только канцелярские принадлежности.
Заведующий непонимающе наблюдал за его действиями, но потом сообразил, в чем дело.
— Огнестрельное оружие в Спецсекторе запрещено. Такова инструкция. Пациент не выносит громкого шума, а от порохового дыма даже в минимальной концентрации может впасть в кому. У него аллергия.
— Обойдемся без огнестрельного. — Курт взял со стола один из диковинных инструментов, что были извлечены из рюкзака, — тот самый согнутый «насос». — Мое личное изобретение. Пневматический пистолет для стрельбы из-за угла. Смотреть нужно в трубку, вот тут мини-перископ. Загнутый конец высовывается наружу. Убойная дистанция — двадцать метров.
— У меня остались усыпляющие иглы, — напомнил Норд.
— К черту. Снотворное действует не моментально. Уколотый может поднять шум и погубит всё дело. Пуля в череп надежней.
— Но как вы будете стрелять в охранника с вашим кривым дулом? Оно не годится для прямого выстрела. Где вы в парке возьмете угол?
Айзенкопф почесал затылок.
— М-да. Эта задача потребует некоторых геометрических исчислений.
Вдруг пленник шумно вздохнул и сказал:
— Не нужно исчислений. Я помогу вам.
Мне теперь все равно
стенка. За то, что вас прошляпил и Пациента не уберег, так на так расстреляют, железно. У нас в органах служебная оплошность приравнивается к госизмене. Лучше я буду государственный изменник, зато живой. Возьмите меня с собой, граждане американские диверсанты. Я вам пригожусь. Я много чего знаю.
Члены экспедиции переглянулись. Предложение было неожиданным, но интересным.
— Молодец, — похвалил Курт чекиста. — Насчет рук и сердца не знаю, но голова у тебя хорошей температуры, мозги не кипяченые. Помоги нейтрализовать своих «медбратьев», и можешь называть нас не «граждане», а «товарищи». Валяй, проявляй инициативу.
Из заведующего уже не приходилось вытягивать слова клещами. Приняв решение, он заговорил по-иному: уверенно и быстро.
— Каждый «медбрат» отвечает за определенный сектор парка. Я поворачиваю рычажок на пульте охраны. На вершине постовой будки зажигается лампочка вызова. Даже если «медбрат» в это время делает обход, как только он увидит огонек, обязан немедленно явиться сюда. Дальше — ваше дело.
— Просто и гениально. А ну-ка, наведем тут порядок!
Они вытащили трупы в соседнее помещение. Туда же положили и оглушенного, причем Гальтон для верности еще и уколол его иголкой. Сам доктор и Зоя тоже спрятались.
Перебежчику биохимик расковал руки, но на всякий случай прицепил его за щиколотку к ножке кресла. И предупредил:
— Смотри, Холодная Голова. Если что, пули и на тебя хватит. Пора. Жми свой рычажок!
Айзенкопф встал за шкаф, где его было не видно, и высунул кончик кривого дула.
— Обзор отличный, — сообщил он.
Стук в дверь раздался через две минуты.
— Товарищ заведующий, Третий по вашему приказанию прибыл!
Вытерев со лба пот, начальник крикнул:
— Войди!
Белый комбинезон перешагнул через порог.
Простуженно чихнул пневмопистолет. «Медбрат» взмахнул руками и рухнул.
— Зови следующего! — приказал Айзенкопф, передергивая поршень своего «насоса». — Доктор, сиятельство, ваш выход!
Норд подхватил мертвеца под мышки и поволок к остальным. Зоя вытерла тряпкой багровые капли крови.
Едва они спрятались обратно — снова стук в дверь.
— Товарищ заведующий, Четвертый по вашему приказанию явился!
— Войди!
Гальтон оттащил покойника, княжна подтерла следы.
Дело встало на поток.
Пять минут и еще два покойника спустя с охраной парка было покончено.
Бледный, но не утративший решительности изменник сказал:
— Теперь остались только спецмедики в доме. Без меня вам туда не попасть. Действовать предлагаю так. Я подхожу первым. Вы скрытно двигаетесь сзади. Когда откроют — врывайтесь и… Ну, сами знаете.
— Знаем, — подтвердил Айзенкопф. — В упор я не промажу даже из кривого ствола. Норд, мне нужна одна минута, чтобы уложить рюкзак, и я буду готов.
На штурм усадьбы отправились таким порядком: заведующий шел по аллее, члены экспедиции — параллельным курсом, через кусты.
Большую клумбу пришлось обойти по краю — она просматривалась из дома. Снова миновали фонтан, сдвоенный грот с журчащими родниками. И опять на Гальтона нашло странное, успокаивающее оцепенение. Есть на земле уголки, в которых будто сконцентрировано то или иное настроение. Архитекторы прежних веков умели его чувствовать. Они знали, где следует ставить церковь или монастырь, где — грозную крепость, а где — загородную усадьбу, предназначенную для отдохновения и блаженной созерцательности.
