Джон Ле Карре - Такой же предатель, как мы
Перри заметил, что за это время Дима постарел. Возможно, совершенное предательство наконец обрушилось на него всей тяжестью, и теперь, любуясь красотами вечной природы или бормоча в диктофон, он искал примирения с самим собой. Подчеркнуто бережное обращение с женой наводило на ту же мысль. Быть может, свойственный ворам религиозный инстинкт проснулся и сблизил его с Тамарой.
— Когда моя Тамара умрет, Бог уже глухой будет, столько она молится, — с гордостью говорил он. Судя по всему, собственное загробное будущее Дима склонен был рассматривать куда менее оптимистично.
Также Перри удивлялся Диминой терпимости по отношению к нему самому, которая, казалось, все увеличивалась, по мере того как росло презрение к невнятным обещаниям Люка, вынужденного то и дело с сожалением брать свои слова назад.
— Ты не беспокойся, Профессор. Однажды мы все будем счастливы, слышишь? Бог все это дерьмо разгребет, — твердил он, неторопливо бредя по тропинке и покровительственно похлопывая Перри по плечу. — Мои пацаны тебя в герои записали, едрить твою мать. Может, когда-нибудь они сделают тебя вором.
Взрыв хохота, последовавший за этими словами, не обманул Перри. Он уже давно чувствовал себя продолжателем традиций крепкой мужской дружбы. Покойный Никита, который ввел Диму в круг воров; убиенный ученик Миша, которого он, к стыду своему, не смог защитить; и все те, кто железной рукой правил преступным миром на Колыме и после…
А вот то, что Гектор выбрал Перри своим полуночным исповедником, было точно гром среди ясного неба. Они с Гейл знали — Люк мог упорно об этом молчать, но им хватало и ежедневных отговорок, — что в Лондоне дела идут далеко не так гладко, как рассчитывал Гектор. К тому же эмоциональное напряжение, как бы Люк ни старался его скрыть, начинало сказываться и на нем.
Поэтому когда в час ночи зазвонил мобильник, заставив Перри подскочить в постели (Гейл, даже не спросив, кто звонит, выбежала из комнаты, чтобы взглянуть на спящих девочек), первой его мыслью было, что Гектор сейчас попросит подбодрить Люка или — в оптимальном варианте — активно поспособствовать скорейшей отправке Димы и его семейства в Англию.
— Не против, если мы побеседуем пару минут, Мильтон?
Это и впрямь голос Гектора? Или магнитофон с севшими батарейками?
— Слушаю.
— Я тут время от времени перечитываю одного польского философа…
— Какого?
— Колаковский. Может быть, вы о нем слышали.
Перри слышал, но подтверждать не стал.
— И что?
Неужели Гектор пьян? Перебрал шотландского виски?
— У этого Колаковского очень четкие представления о добре и зле — и на сегодняшний день я склонен их разделять. Зло есть зло, точка. Оно не коренится в социальных обстоятельствах. Оно не проистекает оттого, что человек беден или сидит на наркотиках, ну и так далее. Зло — это совершенно отдельная сила. — Долгая пауза. — А вы как думаете?
— С вами все в порядке, Том?
— Я его почитываю в тяжелые минуты. Колаковский… удивительно, что вам он не попадался. Он сформулировал закон. Вполне подходящий к нынешней ситуации.
— У вас снова выдалась тяжелая минута?
— Он назвал его «законом бесконечного изобилия». Суть в том, что любому событию есть бесчисленное множество объяснений. Бесконечное. Говоря понятным нам языком, ты никогда не узнаешь, кто тебе врезал и за что. Довольно утешительно, на мой взгляд, в данных обстоятельствах. Как вы считаете?
Гейл вернулась и стояла в дверях спальни, слушая.
— Если бы я знал, каковы обстоятельства, то, возможно, мог бы о них судить, — сказал Перри, обращаясь и к Гектору, и к Гейл. — Вам нужна помощь, Том? Вы как будто расстроены…
— Вы и так мне помогли, Мильтон, старина. Спасибо за совет. Увидимся утром.
Увидимся?
— С ним кто-то был? — спросила Гейл, забираясь в постель.
— Он не сказал.
По словам Олли, Эмили, жена Гектора, уехала из Лондона после несчастного случая с Эдрианом. Она переселилась в Норфолк, поближе к тюрьме.
Люк неподвижно стоит возле кровати и прижимает к уху мобильник. Диктофон, подключенный к шифрованному каналу рукодельником Олли, лежит на раковине. Полпятого вечера. Гектор не звонил весь день и не отвечал на сообщения. Олли отправился в магазин за свежей форелью, венским шницелем для Кати, которая не любит рыбу, и домашними чипсами для всей компании. К еде в доме относятся серьезно, как к торжественной церемонии, поскольку каждая совместная трапеза может стать последней. Порой Тамара, истово крестясь, предваряет ее длинной молитвой по-русски. Но иногда все уже ждут ритуала — а она вдруг отказывается его исполнять, видимо намекая, что присутствующие лишены божественной благодати. Сегодня вечером, чтобы убить время перед ужином, Гейл решила сводить малышек посмотреть Трюммельбах, знаменитый водопад в недрах горы. Перри этим планом ужасно недоволен. Конечно, у нее с собой мобильник, но какая там связь в каменном мешке?
Гейл непоколебима. Они все равно уходят. На лугу звенят коровьи колокольчики. Наташа читает под кленом.
Глава 17
— Итак, — с каменным спокойствием говорит Гектор. — Вся кретинская, мать ее, история целиком. Ты меня слушаешь?
Люк слушает. Полчаса, сорок минут. Кретинская, мать ее, история — это верно.
А потом, поскольку спешить некуда, еще сорок минут слушает запись, лежа на кровати.
В восемь часов утра Гектор Мередит и Билли Мэтлок предстали перед так называемым судом равных в кабинете заместителя шефа на пятом этаже. Против них было выдвинуто обвинение, суть которого Гектор изложил на свой лад, обильно пересыпая речь бранными словечками.
— Зам сказал, что секретарь кабинета министров вызвал его на ковер и вывалил ему на голову следующее: некто Билли Мэтлок и некто Гектор Мередит сговорились замарать безупречную репутацию некоего Обри Лонгрига, члена парламента, лондонского колосса и известного жополиза суррейских олигархов, в отместку за несправедливость, учиненную означенным Лонгригом в адрес обвиняемых. То бишь Билли отыгрался за все дерьмо, в которое его тыкал носом Обри, пока они были на ножах, а я — за то, что Обри пытался разорить мою семейную фирму, надеясь потом хапнуть ее задарма. Секретарь полагает, что персональная заинтересованность мешает нам судить объективно. Ты слушаешь?
Да. Чтобы лучше слышать, Люк садится на краю кровати, подперев голову руками. Диктофон лежит рядом на одеяле. Как и при разговоре вживую, Люк задумывается: не сходит ли он с ума?
— Мне, как зачинщику заговора с целью спихнуть Обри, предложили объясниться.
— Том?
— Дик?
— Каким образом смещение Обри — даже если вы действительно пытались его спихнуть — связано с переправкой нашего общего друга и его семьи в Лондон?
— Хороший вопрос. Сейчас я тебе отвечу.
Люк никогда еще не слышал, чтобы Гектор был так зол.
— По словам зама, прошел слух, будто наша Организация намерена представить общественности стукача, способного напрочь обломать затею «Арены» с лондонским банком. Объяснять ли тебе, что такое «круговая порука»? Русский банк на белом коне в сияющих доспехах, миллиарды долларов на бочку немедленно — и еще столько же потом, с обещанием не только выбросить деньги на изголодавшийся финансовый рынок, но и вложить изрядную сумму в динозавров британской промышленности. И вот, когда добрая воля этих благородных рыцарей должна наконец исполниться, какие-то мудозвоны из разведки влезают с избитыми проповедями о криминальных доходах, чтобы все испортить.
— Ты сказал, тебе предложили объясниться, — напоминает Люк.
— Что я и сделал. И довольно успешно, между прочим. Выложил заму все, что у меня было. А где что-то упустил, там Билли дожал. Мало-помалу — ты удивишься — зам начал прислушиваться. Трудно бедняге работать, когда босс прячет голову в песок, но в конце концов он прогнулся как миленький. Выгнал из комнаты всех, кроме нас с Мэтлоком, и выслушал еще раз с самого начала.
— Тебя и Билли?
— Билли теперь с нами и пашет как зверь. Прям обращение Савла — лучше поздно, чем никогда.
Люк в этом не уверен, но великодушно оставляет свои сомнения при себе.
— Ну и к чему вы пришли? — спрашивает он.
— К точке отсчета. Официально, но негласно, Билли с нами, и в моем распоряжении частный самолет. Карандашик наготове?
— Нет, конечно.
— Тогда слушай. Дальше действуем так — и не оглядываемся.
Люк прослушивает разговор дважды, потом осознает, что все это время набирался смелости позвонить Элоизе, — и звонит. Похоже, я скоро вернусь, может, даже завтра поздно вечером. Элоиза отвечает: ты вправе делать все, что считаешь нужным. Люк спрашивает, как дела у Бена. Все хорошо, спасибо. Он вдруг замечает, что у него идет носом кровь, и возвращается в постель. Вот и ужинать пора — но сначала надо переговорить наедине с Перри, который в гостиной учит мальчиков вязать страховочные узлы.
