Борис Краевский - Когда играют дельфины…
— Попробуем заняться покушением на Рочева, — решил майор и попросил вошедшего на звонок рассыльного немедленно вызвать лейтенанта Марченко.
Лейтенант вошел в кабинет Страхова, как всегда чуть рисуясь безукоризненной выправкой. Майору нравился этот инициативный, исполнительный офицер. Наедине он часто называл своего подчиненного просто по имени и не сердился, слыша в ответ вместо привычного «товарищ майор» не предусмотренное уставом «Алексей Иванович».
— Займешься покушением на сейсмолога Рочева, Петр. Осмотри место покушения. Оно не затоптано, там милиционер стоит. На сейсмостанцию пока не ходи. Свои выводы и мнение врачей о состоянии пострадавшего доложишь мне. Ясно?
— Ясно, Алексей Иванович.
— Запиши исходные данные. Покушение состоялось на Приморской, напротив дома номер сорок восемь в ночь с тридцатого июня на первое июля. Потерпевший обнаружен в пять тридцать утра. Все.
Пока Марченко писал, Страхов с легкой завистью рассматривал румяные, покрытые пушком щеки лейтенанта.
— Что с тобой?
А с Марченко действительно творилось что-то неладное. Минуту назад спокойный и невозмутимый, он закусил колпачок авторучки и широко раскрытыми глазами смотрел в записную книжку. Затем шагнул к столу и охрипшим от волнения голосом сказал:
— Нашел, это он, Алексей Иванович. Честное слово, он самый.
— Да кто «он»?
— Номер! Вы посмотрите, что у меня получилось.
На листке сверкала невысохшими чернилами короткая строчка: «Приморская, 48, с 30.6 на 1.7».
— Алексей Иванович, ведь это 30617… «Ураган 30617».
— Мм-да-а. Пожалуй, ты прав. Однако это нужно еще проверить. Может быть, чисто случайное совпадение. Во всяком случае задание остается в силе. О выполнении доложить в двенадцать ноль-ноль.
— Слушаюсь.
Оставшись один, Страхов вынул из ящика стола телефонную книгу и, полистав ее, набрал нужный номер.
— Игорь Сергеевич? Здравствуйте, говорит майор Страхов. Очень рад, что застал вас дома. Мне нужно срочно поговорить с вами по серьезному делу. Что? Свободные полчаса? Великолепно. Заедете? Жду.
С профессором Вяльцевым майор был знаком не один год. Как и многие офицеры, он знал профессора по интереснейшим лекциям, которые тот регулярно читал в Доме офицеров. О таких, казалось бы, специальных науках, как астрономия, сейсмология, геология, Вяльцев говорил так, что увлекал даже совершенно непосвященного человека. После лекций Страхов не раз задавал ученому целый ворох вопросов, внимательно выслушивал его обстоятельные ответы и с каждой встречей проникался все большим, уважением к профессору. Вяльцев тоже отличал любознательного, а иногда и дотошного офицера. Он чувствовал, что этот уже немолодой майор с редкими блестками на висках не просто любопытствует, а действительно интересуется его любимыми науками. Правда, последние несколько месяцев они не виделись, но когда в квартире профессора раздался ранний телефонный звонок, он сразу же узнал своего собеседника. И сейчас, поднимаясь по лестнице в кабинет Страхова, Вяльцев тщетно пытался угадать, зачем он мог понадобиться майору и какое «серьезное дело» тот имел в виду.
— …Ну вот, вы знаете об этом столько же, сколько я, — закончил Страхов свой короткий рассказ. Не упомянул он лишь о предположении лейтенанта Марченко. — Теперь, Игорь Сергеевич, попрошу вас вспомнить и рассказать мне все, что вам известно о вашем заместителе.
Потрясенный сообщением майора, Вяльцев, сгорбившись, неподвижно сидел в кресле. Страхову показалось, что профессор сразу как-то постарел и осунулся.
— Не знаю, что и сказать, не знаю, — ответил он. — Все это так ужасно… Молодой, талантливый и вдруг — без сознания, чуть ли не при смерти! Кому бы это понадобилось?.. Вы говорите, что это не ограбление, но… что же тогда?
— Вот это мы и должны выяснить, дорогой Игорь Сергеевич. И вы можете нам помочь.
— С радостью, но чем?
— Пока только одним: расскажите все, что вам известно о Николае Федоровиче Рочеве.
Профессор говорил медленно, стараясь припомнить мельчайшие детали, и перед майором постепенно вырисовывалась фигура Рочева. Чуть-чуть нелюдим: мало друзей, трудно сходится с людьми; чуть-чуть скрытен: ни с кем, даже со своим научным руководителем, не делился многими мыслями и положениями диссертации. Последовали еще несколько «чуть-чуть», и профессор перешел к событиям минувшей ночи. Страхов насторожился.
— Что же это было за явление, Игорь Сергеевич? — спросил он Вяльцева.
— Пока трудно сказать. Ведь вы знаете, мы, ученые, предпочитаем не делать скоропалительных предположений. Получим ответ из Москвы, обязательно сообщу вам результаты. Кстати, — спохватился Вяльцев, — ведь сейсмограмма еще не отправлена… Я поручил это Николаю Федоровичу, а он… — и профессор глубоко вздохнул.
— Вы разрешите мне взглянуть на эту сейсмограмму?
— Пожалуйста, хоть сейчас.
— Великолепно, так и сделаем…
Это утро на городской сейсмической станции было таким же обычным, как и все другие. Не спеша, по-стариковски, собирался домой вахтер дядя Ваня. Верочка приводила в порядок папки с бумагами, внимательно «слушали» землю чуткие молчаливые приборы.
Когда профессор с майором вошли, в комнату дежурного, Верочка доложила Вяльцеву, что остаток ночи и утро прошли спокойно, ничего особенного не случилось.
— Спасибо, спасибо, — поблагодарил он, — дайте нам, пожалуйста, первую папку, ту, что лежит в шкафу, в подвале. В ней, — обратился профессор к Страхову, — у нас хранятся наиболее интересные с научной точки зрения сейсмограммы. Вероятно, и вчерашнюю Николай Федорович положил туда… Странно, очень странно, — протянул Вяльцев, перебирая содержимое кожаной папки. — Сейсмограммы нет, зато почему-то вложены листы диссертации Николая Федоровича. Рассеянность непростительна для молодого человека. Посмотрим в его столе, сейсмограмма, без сомнений, в одном из ящиков.
Открыть стол Рочева было делом одной минуты. Однако поиски ни к чему не привели…
Через полчаса профессор пригласил гостя в свой кабинет, усадил в кресло и плотно прикрыл дверь.
— Сейсмограммы нет, Алексей Иванович. Кто мог ее взять?
— Отвечу вопросом на вопрос, Игорь Сергеевич. Скажите мне, как советский человек, как коммунист: сейсмограмма была интересна только с научной точки зрения? Не была ли она каким-то образом связана с внешнеполитическими вопросами, не раскрывала ли она какой-либо тайны?
— Может быть, очень может быть. То есть категорически я этого утверждать не могу, но это весьма вероятно.
— Теперь я могу прямо ответить на ваш вопрос: сейсмограмма похищена, похищена ловким и опасным врагом. Больше того, к этому похищению готовились давно. Поверьте, у меня есть основания так говорить.
— Не может быть, Алексей Иванович, ведь на станции никого из посторонних не было. А мои сотрудники… Впрочем, покушение на Рочева… Не понимаю, ничего не понимаю…
— Во всяком случае, профессор, Рочев каким-то образом замешан в этом деле. Что касается покушения, то так нередко поступают и сообщники — лишним свидетелем меньше. Но не будем забегать вперед. Следствие начнем сегодня же…
Сейсмограф помогает следствию
Прошло немногим больше суток с того момента, как Страхову позвонили из управления милиции, но ему казалось, что «Дело „Ураган“», как условно назвал майор таинственную историю похищенной сейсмограммы, тянется уже давно. Так было, вероятно, потому, что истекшие сутки оказались очень напряженными. За это время майор Страхов и его помощники досконально изучили личные дела всех подчиненных профессора Вяльцева, со многими из них побеседовали, побывали в маленькой комнатке Рочева на Приморской и в домике сейсмостанции.
Думать было над чем. Опытный следователь и криминалист, Страхов понимал, что многие улики, и улики веские, говорят против Рочева, но вместе с тем в его действиях не было той рассчитанной логической последовательности, которой отличается, как правило, каждый шаг умного, осторожного, замаскированного врага. А в том, что похитители сейсмограммы люди опытные, майор не сомневался.
Предположим, размышлял Страхов, Рочев похитил сейсмограмму. Но зачем ему понадобилось оставлять в папке часть своей рукописи?.. Вместе с тем очевидно, что именно Рочев вынес сейсмограмму из домика станции в эту бурную ночь. О том, что под плащом у него был продолговатый сверток, в один голос говорят и вахтер и лаборантка, которые дежурили в ту ночь, затем этот сверток исчез. Причем исчез только сверток. Бумажник, часы остались нетронутыми. Вывод может быть только один: в свертке находилась сейсмограмма, Рочев похититель, следовательно, Рочев враг, или, точнее, один из врагов, которым передано шифрованное приказание об операции.
Майор пытался предположить и обратное: что Рочев не брал сейсмограмму, что ее похитил кто-то другой. Но кто? Каким образом? Тут рассуждения Страхова теряли ясность, становились расплывчатыми и неопределенными. Словом, никакой мало-мальски вероятной версии, оправдывавшей молодого сейсмолога, не напрашивалось. Оставалось одно: ждать, когда Рочев придет в себя, сможет отвечать на вопросы, и допросить его как обвиняемого в тяжком преступлении перед Советским государством.
