Джон Ле Карре - Звонок покойнику (Звонок мертвеца)
– Но ведь этого не может быть. Он написал письмо в десять тридцать. А что же произошло между восемью и десятью тридцатью?
Мендель взял старый кожаный портфель без замка, который, как подумал Смайли, походил на бухгалтерскую книгу, достал из него желтую папку и протянул Смайли.
– Вот факсимиле письма. Шеф сказал, чтобы я вам передал копию. Оригинал послали в МИД, а другую копию – Марлен Дитрих.
– А она здесь при чем?
– Прошу прощения. Так мы называем вашего советника. Этим прозвищем его называет вся спецслужба. Извините еще раз.
Это великолепно, подумал Смайли. Нет, действительно великолепно. Он открыл папку и начал просматривать дубликат. Мендель продолжал:
– Впервые вижу, чтобы человек, который собирается покончить с собой, напечатал последнее письмо на машинке. И, к тому же, с числом. Хотя подпись, кажется, подлинная. Я ее сравнивал в комиссариате с квитанцией на утерянные вещи, которую он когда-то подписывал. Они абсолютно идентичны. Письмо, скорее всего, было отпечатано на портативной машинке. Так же, как и анонимный донос. Однако подпись была разборчивой: подпись Феннана. Вверху страницы – адрес, а внизу – время: десять тридцать вечера.
«Уважаемый сэр Дэвид.
Все обдумав, я решил уйти из жизни. Я не хочу провести остаток жизни в атмосфере подозрения. Я отдаю себе отчет в том, что моя карьера окончена и что я – жертва продажного информатора.
Искренне ваш, Сэмюэл Феннан».
Нахмурив брови, плотно сжав губы, Смайли перечитал эти строки несколько раз. Мендель спросил:
– Как вы это узнали?
– Что?
– Что этим утром был вызов из центральной?
– Так случилось, что я подошел к телефону. Я думал, это меня. Но это была центральная. Я сразу не понял. Я решил, что вызывают миссис Феннан. Я спустился вниз, чтобы ей сообщить.
– Спустились?
– Да, у них телефон в спальне. Фактически это кабинет… Миссис Феннан долгое время была прикована к постели, и после этого они ничего не меняли в комнате, я полагаю. На первый взгляд, это скорее кабинет, чем спальня: книги, пишущая машинка, рабочий стол и так далее.
– Пишущая машинка?
– Да, портативная. Как мне кажется, письмо было напечатано на ней. Понимаете, когда я поднял трубку, я и предположить не мог, что вызывают миссис Феннан.
– Почему?
– Она мне говорила, что страдает бессонницей. И даже мрачно пошутила по этому поводу. Я посоветовал ей отдохнуть, на что она ответила: «Мое тело и моя душа вынуждены терпеть друг друга двадцать часов в сутки. Мы уже и так живем дольше остальных». И добавила, что сон – это роскошь, которой она лишена. В таком случае зачем бы ей понадобилось заказывать вызов на восемь тридцать?
– А зачем мужу или кому-либо другому понадобилось заказывать вызов на это время? Ведь это время завтрака.
– Точно. Меня это тоже заинтриговало. Мне известно, что министерство иностранных дел начинает работать в десять часов. Даже если предположить, что Феннан проснулся в восемь тридцать, ему надо было еще успеть одеться, побриться, позавтракать и сесть в поезд. Вообще-то жена могла его разбудить.
– Вполне возможно, что она лгала, говоря о бессоннице. Женщины часто сетуют на бессонницу, на мигрень и тому подобное. Это один из способов показать, какие они нервные и чувствительные. Хотя в большинстве случаев это блажь.
Смайли покачал головой.
– Нет, заказать вызов она не могла, так как вернулась только в двадцать два сорок пять. Впрочем, если допустить, что она неправильно указала время своего возвращения, она не могла бы подойти к телефону, не заметив труп мужа. И не говорите мне, что, обнаружив труп, она первым делом поднялась на второй этаж и позвонила на телефонную станцию, чтобы заказать вызов на раннее утро.
Какое-то время они молча пили кофе.
– И еще, – сказал Мендель.
– Ну?
– Вы согласны, что его жена вернулась из театра без пятнадцати одиннадцать?
– Она это утверждает.
– Она ходила одна?
– Не знаю.
– Держу пари, что нет. Держу пари, что она вынуждена была по этому поводу сказать правду и что она сама напечатала время на письме, чтобы обеспечить себе алиби.
Смайли вспомнил Эльзу Феннан, ее гнев, ее покорность судьбе. Говорить о ней в таком тоне ему показалось нелепым. Нет, это не она. Нет.
– Где нашли тело?
– У лестницы.
– У лестницы?
– Да, он лежал навзничь в передней, а пистолет под ним.
– А записка? Где она была?
– Рядом на полу.
– Еще что-нибудь?
– Да, чашка какао в гостиной.
– Понятно. Феннан решил покончить с собой. Он заказывает вызов на восемь тридцать, готовит какао и относит его в гостиную, поднимается наверх и печатает прощальное письмо, затем спускается, чтобы убить себя, и по рассеянности забывает выпить какао. Все складывается очень мило.
– А что, разве не так? Кстати, не позвонить ли вам в вашу контору?
Смайли двусмысленно посмотрел на Менделя.
– Вот и конец старой дружбе, – сказал он.
Направившись к телефону-автомату, висевшему у двери с надписью «Служебный вход», он услышал, как Мендель пробормотал:
– Держу пари, что то же самое вы говорите всем.
Смайли с улыбкой набрал номер Мастона. Мастон хотел его немедленно видеть. Он вернулся за столик. Мендель помешивал вторую чашку кофе с таким видом, будто бы эта операция требовала максимума внимания. Он жевал большой пирожок. Смайли остановился напротив него.
– Я должен вернуться в Лондон.
– Ну что ж, тогда волк останется в овчарне. (Он резко повернулся к Смайли.) Или я ошибаюсь?
Он говорил сквозь зубы, не переставая жевать.
– Если Феннан был убит, ничто не помешает газетчикам узнать об этом деле… Я полагаю, что это не понравилось бы Мастону. Он предпочел бы самоубийство, – добавил он как бы для себя. – Как бы там ни было, мы должны допустить такую возможность.
Смайли молчал. Он уже слышал, как Мастон разбивает его подозрения раздраженным смешком.
– Я ничего не знаю, – произнес он. – Я действительно абсолютно ничего об этом не знаю.
Надо возвращаться в Лондон, думал Смайли. В сверкающие палаты Мастона. И снова круговерть подозрений и упреков. И все то же нелепое отгораживание от человеческой трагедии тремя страницами отчета.
Снова пошел дождь, теплый и назойливый, и Смайли успел промокнуть по дороге в комиссариат. Он снял пальто и бросил его на сиденье машины. Смайли с облегчением покидал Уоллистон, несмотря на то, что ему предстояло вернуться в Лондон. Повернув на автостраду, краешком глаза он заметил силуэт Менделя в мокрой бесформенной шляпе, потемневшей от дождя, который упорно двигался своим тяжелым шагом к вокзалу. Смайли даже не подумал предложить подвезти его в Лондон и теперь упрекал себя за отсутствие предупредительности. Мендель, безразличный к щекотливости ситуации, открыл дверцу и сел в машину.
– Повезло, – заметил он. – Я боюсь поездов. Вы едете на Кембриджскую площадь? Вы можете меня подбросить до Вестминстера, а?
Автомобиль тронулся. Мендель вытащил старый зеленоватый кисет и свернул сигарету. Он поднес ее к губам, передумал, протянул Смайли и зажег ее своей необычной зажигалкой, которая выбросила громадное голубое пламя.
– У вас раздосадованный вид.
– Еще бы.
Молчание. Мендель продолжал:
– Беда всегда приходит оттуда, откуда не ждешь.
Они проехали семь или восемь километров, и Смайли остановил машину на обочине.
– Вы не будете возражать, если мы вернемся в Уоллистон?
– Неплохая мысль. Поедем расспросим миссис Феннан.
Смайли развернулся и медленно поехал по дороге в Мэрридэйл Лэйн.
Оставив Менделя в машине, он проследовал хорошо знакомой вымощенной гравием дорожкой.
Она открыла дверь и молча пригласила его войти в салон. На ней было то же платье, и Смайли спрашивал себя, что она делала после того, как он оставил ее.
Может быть, она бродила по дому или неподвижно сидела в гостиной? Или в комнате с кожаными креслами? Как она представляет себя вдовой? Осознала ли она уже до конца то, что с ней произошло, или она в том состоянии скрытого возбуждения, которое быстро сменяет траур? Может быть, она смотрелась в зеркало, безуспешно пытаясь заплакать, увидеть волнение, ужас, написанные на лице?
Ни он, ни она не садились – оба инстинктивно избегали повторения утреннего разговора.
– Я очень сожалею, что мне снова проходится вас беспокоить, миссис Феннан; но есть вопрос, который я должен был вам задать.
– Я думаю, это по поводу звонка, звонка из центральной?
– Да.
– Я так и знала, что это вас заинтригует. Женщина, страдающая бессонницей, которая просит, чтобы ее разбудили ранним утром.
Она старалась говорить непринужденно.
– Да. Я должен признаться, что мне это показалось странным. Вы часто ходите в театр?