Лариса Письменная - Клад Волчьего колодца
Станция была маленькая и немноголюдная.
Приезжий оглянулся во все стороны и подошел к дежурному по станции:
— Добрый день! Тут не было завхоза из нашего лагеря?
— A-а, Роман Петрович! Из Киева? Привет, привет, — вежливо поздоровался железнодорожник. — Как же, были тут ваши, груз для лагеря получали. Только с час назад уехали, вас сегодня не ждали.
— Поспешили, — с легкой досадой произнес роман Петрович. — Пешком придется добираться.
— А вы на шоссе выйдите, до Лисичек какая-нибудь машина, наверное, подвернется, — посоветовал дежурный. — А то напрямик, леском. Напрямик километров восемь, не больше, будет.
— Что ж, можно и напрямик, дорога известная.
Мимо них ленивой походкой прошаркал долговязый гражданин с невыразительным плоским лицом. Он искоса внимательно осмотрел Романа Петровича.
На шоссе попутная машина не попалась, и Роман Петрович свернул в лес. В конце концов, и жалеть не о чем — по дороге вон какая пылища!
Зато с каким наслаждением он вдохнул ароматную прохладу леса! Разве не чудесно после вагонной духоты пройтись по узкой извилистой тропинке между буйным сплетением бересклета, крушины, орешника?.. Сорвать с дуплистой кислицы маленькое, пронзительно-кислое яблочко, полюбоваться на разбрызганные в траве кружочки сыроежек — красные, желтые, зеленовато-голубые…
В лесу, наедине с тишиной, исчезает усталость, забывается ранняя седина на висках, а воздух — целебный, как сказочная живая вода, — по-юношески горячит кровь.
— Эй, держись! — Роман Петрович с размаху перескочил через широкий ров. — Есть еще порох в пороховницах, — удовлетворенно признал он и оглянулся назад: ему показалось, что за деревьями мелькнула чья-то фигура.
Роман Петрович сконфуженно присмирел. Не хватает еще, чтоб его заметил кто-либо из лагеря. Вот удивился бы, глядя на своего начальника, который в ребячьем азарте прыгает через рвы и выкрикивает всякую всячину… Эх, Роман, Роман, пора бы помнить, что твои пионерские годы давно миновали!..
Он ускорил шаг. Как там, в лагере? Не случилось ли чего? За три дня, проведенные в командировке, начальник Зубровского пионерского лагеря успел соскучиться по беспокойным его обитателям. Скорее бы к ним!
Впереди серым клубком прокатился еж. Неплохой подарок юннатам! Положив на траву портфель, Роман Петрович снял шапку и погнался за ежом. Шутишь, дружище, не убежишь! Слишком лапы у тебя кривые и короткие.
Еж свернулся, фыркнул и, подскочив, кольнул вздыбленной спинкой ладонь своего преследователя.
— Ах ты, ежище! — Роман Петрович, смеясь, закатил его в шляпу и возвратился за портфелем.
Что за диво? Где же портфель? Может, он его в другое место положил? Да нет же, вот и трава примята… Какая чепуха, куда он мог исчезнуть? Взять же его тут некому!
В зарослях затрещало — кто-то быстро удалялся.
— Стой! — крикнул Роман Петрович и бросился вдогонку.
Но настигнуть вора не удалось: лес!
Какой нелепый случай! Что в портфеле было?.. Книжки, кое-какие квитанции, блокнот, полотенце, мыло. Ага, еще Маринкина газета! Документы и деньги здесь, во внутреннем кармане пиджака. Собственно, ничего особенно ценного, просто жалко самого портфеля и обидно за свою неосмотрительность. Но кто бы мог подумать!
С досады Роман Петрович выбросил в траву ежа, нахлобучил на голову шляпу и выбрался на дорогу.
Ну, что с воза упало, то пропало… Уж лучше никому и не признаваться в этой неприятности — неудобно…
Но вот и лагерь!
Вторая неприятность
Среди густой зелени блеснула свежей голубой краской высокая входная арка. Из-за решетчатой ограды приветливо заулыбались широкими окнами новенькие одноэтажные домики Зубровского пионерского лагеря.
Роман Петрович остановился, его внимание привлек фанерный щит, прикрепленный над аркой. На белом фоне ярко алели большие буквы:
ЛВАРД
— ЛВАРД? — заинтересовался Роман Петрович. — Это еще что за новость такая? Ага, вот и объяснение.
Рядом, на толстом кленовом стволе, висел плакат:
Вы хотите знать, что такое ЛВАРД? Охотно объясним: ЛВАРД — это Лагерь веселых, активных, работящих и дружных.
Запомните: мы принимаем в лагерь
!!!ТОЛЬКО ТАКИХ!!!
Роман Петрович засмеялся. Молодцы! Попробуй после этого быть другим!
— Роман Петрович приехал!.. Роман Петрович, здравствуйте! — зашумели радостные голоса.
Окруженный голоногой, вихрастой ватагой, Роман Петрович окончательно забыл о своей неприятности и повеселел.
— Ну здорово, веселые, активные!
— работящие и дружные! — хором дополнили те.
— А это мы еще увидим. Что скажете хорошего?
Работящие и дружные в ответ повели своего начальника показывать оконченную без него спортплощадку — красу и гордость юных лагерных мастеров.
— Ого, да у вас тут настоящий спортивный городок! — восхитился Роман Петрович, по-хозяйски придирчиво осматривая оборудование площадки. — И впрямь — работящие!
Работящие с гордостью показали свежие мозоли на руках.
Потом начальника лагеря перехватил суетливый и всегда чем-то озабоченный завхоз.
— Роман Петрович, на чем же вы приехали? — жалобно заговорил он, сдвигая вместе смешные рыжеватые кустики бровей. — Почему телеграммку не ударили? Мы бы вас на станции подождали.
— Пустяки, я и пешком неплохо прошелся, — несколько криво усмехнулся Роман Петрович, здороваясь с завхозом. — Что у вас тут новенького, Аникей Степаныч?
— Да все по-старому. Вот разве — мягкий инвентарь сегодня со станции привез. Может, посмотрите?
Роман Петрович направился с завхозом на склад, заглянул на кухню, зашел в канцелярию и снова с головой окунулся в свою хлопотливую повседневную работу.
Вечером к нему неожиданно прибежал ночной сторож пионерлагеря, старенький Карп Данилович.
— Ой, товарищ начальник, несчастье у меня дома стряслось — пожар!
— Пожар? Что же сгорело?
— Хатенка моя обгорела… барахлишко, правда, все спасли. Вот какая беда!
— Действительно, беда. Как же это случилось, Карп Данилыч?
— А кто же его знает? Спал я после дежурства, а старуха в Кленовое, в аптеку, поплелась. Верно, соседские ребятишки баловались с огнем, ну и полыхнуло…
— А может, печка топилась?
— Да нет, печка холодная была. И, обратно же, поджечь никто не мог, врагов на селе у меня нет… Ребята, не иначе. Спасибо, хоть сам-то не сгорел — соседи сонного из хаты вытащили.
— Что ж делать будете, Карп Данилыч?
— Отстраивать надобно. Председатель колхоза обещает помочь. Вот пришел просить вас отпустить меня на время.
— Гм… что ж, придется, видно, на этот сезон подыскивать другого сторожа. Вы зайдите ко мне завтра с утра, потолкуем с Аникеем Степановичем: кое в чем и мы вам поможем.
— Спасибо, Роман Петрович. А пока кого найдете, наш ездовой Семен согласен посторожить, я с ним уже говорил.
Старик ушел.
Вторая неприятность в один день! Попробуй-ка теперь, накануне уборки хлебов, подыскать нового сторожа…
Отряд старших и их вожатый
Хорошо, ребята, нам в краю родном,
Весь простор широкий — наш родимый дом!
Летняя, зеленая, счастливая пора,
Дальние дорожки, привалы у костра!
Ты гори, костер!
Полыхай, костер!
Далеко-далеко наша песенка слышна.
А кругом поля,
А кругом луга,
А кругом любимая, родная сторона!
Вьются над костром багряные искры, кружатся и уносятся вместе с песней вверх…
Вожатый Виктор, студент второго курса педагогического института (собственно, тут, в лагере, он уже не Виктор, а Виктор Михайлович), двадцатилетний юноша со скуластым, простодушным, по-девичьи розовым лицом и такими мечтательными глазами, что их ему никогда не удается сделать строгими, загляделся на огонь. Сбор провели, любимые песни спеты, пора гасить костер, а жаль: уж очень хорош!
Вожатый с усилием отрывает от огня глаза и оглядывает тесный круг озаренных пламенем лиц. Вот член совета дружины, хозяйственная и распорядительная семиклассница Оля Барабаш, подперла русую, украшенную чебрецом головку и слушает, что ей нашептывает на ушко кудрявая, быстроглазая Иринка. С Олей просто и легко работать, а вот Иринка — та много забот причиняет своими затеями и капризами. Любит Иринка пошуметь, покомандовать, а всего больше любит похвастать своим богатейшим лагерным опытом: она, видите ли, в прошлом году ездила в Артек и теперь всякий разговор начинает словами: «А у нас в Артеке…»
Рядом с Иринкой зажмурился от огня горнист Гриць Колосок — ласковый, веселый мальчуган, общий любимец лагеря. Плечом на него навалился веснушчатый, как воробьиное яичко, Геннадий, по кличке Генка Ветряк. Этот всегда кричит, бренчит, за все хватается, и почти ничего до конца не доводит.
