Душан Калич - Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.6, 1985 г.
— А ты Эленио обещал, если живыми выберемся из лагеря, привезти меня в Испанию, где мы вместе найдем Долорес, — вдруг прервал его Ненад.
Мигель сердито фыркнул и укоризненно сказал:
— Омбре, неужели ты сомневаешься, что старый Мигель сдержит слово?!
— Не сомневаюсь я в этом, омбре, — в тон ему ответил Ненад, — только меня злит, что ты не отвечаешь, поедешь со мной или нет. Мы говорим как коммунисты. Скажи мне, что ты станешь делать во Франции? Неужели тебе мало их лагерей? — Он помолчал и чуть помягче продолжал: — Почему ты не поедешь со мной, Мигель? Югославия свободна, и власть там принадлежит народу. Среди югославских коммунистов ты будешь чувствовать себя как среди своих. Да и от моей страны Испания недалеко...
Сжатые губы Мигеля слегка дрогнули, и на них появилась чуть заметная улыбка.
— Знаю, Ненад, все так, как ты говоришь, только я со своими товарищами договорился: кто выживет, сбор во Франции...
— А кто из них выжил? Эленио? Корнет? Антонио? Шарло?..
— Омбре, ты же сам сказал, мы говорим как коммунисты. Есть еще много живых испанцев, которых ты не знаешь. Все они приедут туда, на сборный пункт...
Колеса грузовика неожиданно заскрежетали. Мигеля и Ненада ударило о кабину. Остановка произошла мгновенно, тем не менее у обоих в руках уже были автоматы, и они внимательно оглядывали окрестности. Жильбер, который со скамьи слетел на дно кузова, хотя и прилично ушибся, наблюдал за тем, что происходит справа, в то время как Зоран и Фрэнк держали под прицелом левую сторону дороги и тыл.
Мотор заглох и не было слышно ни звука, кроме какого-то далекого громыхания. Тишину нарушил Зоран:
— Ты что-нибудь видишь, Фрэнк?
— Нет, дорога впереди свободна...
— А как у тебя, Жильбер?
Тот, встревоженный, отмахнулся.
— Какого черта эти там, внизу, не отзываются?!
Ненад и Мигель одновременно забарабанили кулаками по кабине, Ненад перегнулся через борт и сдавленным голосом позвал:
— Саша! Анджело! — Он помолчал, ожидая ответа, и, поскольку ничего не услышал, нетерпеливо спросил: — Эй, вы слышите нас? Отзовитесь!
— Эх, туда их растуда! — вдруг подал голос Зоран, поднимаясь в полный рост, и сердито заговорил по-сербски: — Мы тут передохли от страха, а он себе, мил человек, шутки шутит! И совсем-то забыл про нас, черт его побери!
Никто, кроме Ненада, ничего не понял, все с беспокойством посмотрели на Зорана. Решив, что у того опять начался нервный приступ, Ненад шагнул к нему и потянул от кабины.
— Ты что, спятил?! Сядь! — укорял он друга, не замечая, что Зоран улыбается и упрямо трясет головой. — Сам видишь, из кабины не отзываются... Может, там что случилось... Может, их обстреляли, а мы из-за шума мотора не слышали...
— Ты что, бредишь?! — грубо накинулся на него Зоран, вырвавшись. — Какая стрельба! Ты посмотри получше. Вот он, Анджело, под самым твоим носом, а вон там...
Ненад с недоверием посмотрел, а когда увидел, что Анджело спокойно справляет нужду у бровки возле самого грузовика, задумчиво глядя в поле, кровь ударила ему в лицо, однако он сдержался, чтобы не выругаться вслух. Вместо него это сделал Мигель. Он тем временем углядел с крыши кабины Сашу, который босиком, подвернув штанины, бежал по лугу пышного клевера. Кипя от ярости, Мигель перекинул ногу через борт, собираясь спрыгнуть с грузовика. Жильбер удержал его, цепко схватив за руку, и глазами показал на Анджело, который в эту минуту повернулся к ним и добродушно улыбался.
— И мне приспичило, Мигель, — сказал Жильбер, и по тону нельзя было усомниться в искренности его слов, хотя по лицу было заметно, что от падения со скамьи у него здорово болит спина.
Придя в хорошее настроение от улыбки Анджело, Мигель сделал вид, что поверил словам Жильбера, и словно забыл о том, как Жильбер при падении изматерил и Сашу, и Анджело. Ему было ясно, что сдерживается он из опасения вызвать среди товарищей спор и ругань, и вполне серьезно сказал:
— Си, омбре... Пусть будет так. Раз уж мы остановились, пойдем в поле. Лучше мы все это сделаем здесь, чем... — Не окончив мысли, он многозначительно усмехнулся, похлопал Жильбера по плечу и добавил: — Прыгай, омбре...
Жильбер облегченно вздохнул, перебросил ремень автомата через плечо, спрыгнул с грузовика и вошел в кустарник. Мигель и Ненад подхватили Фрэнка и вместе с ним спустились с грузовика. Анджело встретил их с той же улыбкой и где руками, где мимикой объяснил, что он покараулит, пока они будут в поле. Троица пошла от дороги, а Анджело взобрался на крышу кабины и увидел Зорана, пристраивавшего ящик с останками брата на скамейку.
Садясь возле ящика, Зоран закурил сигарету и через плечо сказал:
— Иди и ты, Анджело. Поброди по полю, если хочешь, я покараулю...
Анджело покачал головой и зашевелил губами, намереваясь сказать, что останется с ним. Зоран взглядом ответил, что понял его, и дал ему зажженную сигарету.
Подул ветерок с Дуная, трава пошла легкими волнами, и теперь хорошо было видно, где она полегла под тяжестью тел. Они молчали, невидимые друг другу, каждый по-своему переживая первые ощущения свободы — без ограждений, без эсэсовцев и их волкодавов.
Подал голос Фрэнк. Он закашлялся, приподнял голову и опять нырнул в траву. Анджело увидел его с крыши кабины, махнул рукой с автоматом, как бы говоря: «Ты понежься, Фрэнк, понежься, я покараулю...» — и сам задохнулся дурманящими запахами, которые ветер разносил над полем.
Ненад сидел в траве с тетрадкой на коленях и, подставив спину солнцу, записывал события четвертого дня после освобождения из лагеря.
...7 мая 1945 года.
Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как мы зашли в это поле у дороги. Я не вижу никого из наших, кроме Анджело, который сидит на крыше кабины. На удивление Фрэнк кашлял только один раз. Мы надеемся, что он выдержит до Сант-Георга, а там мы передадим его врачу первой же американской военной части, которую встретим.
Остальных вообще не слышно. Похоже, все заснули. Опьянили их запахи цветущего луга. Анджело сверху, наверное, видит, что они делают, оттого и довольный. Все-таки здорово они с Сашей нам это устроили. Отдых нам действительно необходим, потому как две ночи кряду мы вообще не спали... Вот закончу записывать и прилягу. Это чудо — заснуть в траве...
Невероятно, как это нам, людям, почти лишившимся разума от голода и видевшим во сне все трапезы мира, с самого утра даже не пришло в голову поесть. Что до меня, я бы не отказался перекусить здесь, в поле... Это была бы первая еда без запаха крематория и смерти.
Я чуть было не заснул. Опоил меня аромат цветов...
После самоубийства Брухнера и появления американцев с кинокамерами единственным, о чем стоит сказать, было решение Зорана взять с собой кости своего брата Милана, которые днем раньше мы обнаружили в кабинете доктора Крауса.
Мы пошли туда — Мигель, Зоран и я — в надежде найти что-нибудь, что бы хоть мало-мальски натолкнуло нас на мысль, какие такие эксперименты проводил Краус над людьми. Разумеется, шифры, которыми мы помечены, не шли у нас из головы. В перевернутом вверх дном кабинете мы не нашли ничего из того, что искали, — это потом мы узнали от Брухнера, что Краус своевременно позаботился о своем архиве, — но обратили внимание на два человеческих скелета, укрепленных на штативах. Жестяные пластинки привязаны такой проволочкой к шейным позвонкам. Один скелет был очень высокий, а другой маленький, почти детский, хотя по костям можно было догадаться, что он принадлежал человеку средних лет. В челюстях у него недоставало многих зубов. Вероятно, они были золотые.
Люди, поступавшие сюда с золотыми зубами, скорее попадали в газовые камеры и крематорий. За ними охотились и эсэсовцы, и капо.
Зоран разглядывал маленький скелет, а я пошел к большому, не подозревая, что скоро буду раскаиваться в этом. Я слышал, как Зоран, выругавшись, сказал: «Этому бедняге перед номером не поставили буквы, и потому не ясно, к какому народу он принадлежал... Наверное, это был еврей!» И тут я увидел номер высокого скелета: Ю 30749, номер Милана — брата Зорана. Прежде чем я пришел в себя (я подумал было сдернуть со скелета бирку и спрятать ее), Зоран оказался возле меня. Я хотел уберечь его от страшного открытия, ибо он давно уже смирился с тем, что брат его кончил свои дни в газовой камере. У меня уже не было времени что-либо предпринять. Он взял бирку из моих рук...
Вечером Мигель улучил момент, когда мы с ним оказались вдвоем, чтобы показать мне кое-что из найденного, — он не хотел, чтобы Зоран видел это. Из котомки он достал газетный сверток, сел на корточки и положил его на камни. Развертывать начал осторожно, почти, боязливо, словно в этой бумаге находилось живое существо. Я заметил, что руки у него дрожат. Когда наконец сверток был развернут, я увидел пару красивых кожаных перчаток и дамскую сумочку с золотой застежкой. Какое-то мгновение я недоумевал, почему он показывает мне эти вещи столь таинственно. Я присел возле него и удивленно на него посмотрел. Мне показалось, он готов был разрыдаться. Глядя на меня как-то потерянно, протянул сумочку и перчатки и сказал: «Омбре, они сделаны из кожи человека...» Я сжался, когда почувствовал под пальцами выделанную человеческую кожу...
![Василь Быков - «Подвиг», 1989 № 05 [Антология]](/uploads/posts/books/147491/147491.jpg)
