Сергей Донской - Если завтра не наступит
Подниматься было все труднее. Последнюю сигарету Бондарь выкурил примерно час назад, но отравленные никотином легкие напоминали о себе прерывистым дыханием. Кроме того, давал себя знать вещмешок, болтающийся за спиной. И даже относительно легкий пистолет за поясом.
Вскоре тропа исчезла, затерявшись среди нагромождения валунов. Продвигаться дальше приходилось почти вертикально, то и дело карабкаясь по шершавой скале. Один раз Бондарь невольно оглянулся на узкую ленту дороги, оставшуюся далеко внизу, и понял, что в следующий раз вряд ли справится с головокружением.
Жить, когда необходимо жить, и умирать, когда иначе нельзя?
«Я бы добавил сюда еще один пункт, – подумал Бондарь, переводя дух на узком карнизе. – Не смей умирать, когда обязан выжить».
Ветер приятно холодил разгоряченное лицо. Дождь кончился, но камни, на которые ступал или за которые цеплялся Бондарь, оставались предательски скользкими. Он задрал голову, прикидывая, сколько осталось до вершины, и решил не задаваться этим бессмысленным вопросом. Было невозможно рассчитать маршрут, поскольку он постоянно менялся в зависимости от рельефа скалы. Пока что Бондарь поднялся на десятиметровую высоту, впереди оставалось примерно столько же, а дальше будет видно.
Если будет видно.
Его поджидал самый опасный участок пути. По карнизу, косо уходящему вверх, можно было продвигаться только боком, уткнувшись лицом в стену и цепляясь руками за ее малейшие неровности. В какой-то момент Бондарь сделал неверное движение и, качнувшись сначала назад, потом вперед, буквально слился со скалой, ломая ногти о каменистые выступы и трещины. Но он выстоял, он пошел дальше и сам не заметил, когда и как, подтянувшись, взобрался на покатую кровлю утеса.
Колотящееся сердце так разбухло от притока крови, что едва умещалось в грудной клетке. Его стук заполнял вселенную, отдаваясь гулким эхом не только в ушах, но и между горных отрогов. Избавившись от вещмешка, Бондарь лег на холодные камни, уставившись в небо. Местами грубая ткань его джинсов порвалась, и в прорехах на коленях виднелись многочисленные ссадины. Ладони и пальцы были бурыми от запекшейся крови. И все же половина дела была сделана. Ну, не половина, так треть. Уже неплохо. Совсем неплохо.
Понемногу сердце успокаивалось, одновременно рассеивалась мутная пелена в глазах. Минут через десять Бондарь почувствовал себя способным действовать дальше. Он сел и стал внимательно изучать свежую осыпь, на которой находился. Круглые обкатанные валуны и граненые глыбы едва держались на крутом склоне. Малейшее касание, и они продолжат прерванное когда-то движение. Бондарь толкнул каблуком кучку щебня. С хрустом и шорохом сухой поток покатился по склону и обрушился на дорогу, пройдясь по ней каменным градом. Свешиваться вниз было опасно, и все же Бондарь рискнул.
Прямо под ним пролегала полоска асфальта, отделяющая отвесную стену скалы от такой же отвесной пропасти. Вытянувшись в ровный километровый пролет, она исчезала из поля зрения за дальним утесом. Делала там петлю, именуемую в народе «тещин язык», и возникала снова, значительно дальше, повторяя очертания туманного ущелья. Иногда на дороге возникали машины, но мимо скалы, на которую совершил восхождение Бондарь, не проехала ни одна машина. После закрытия туристического маршрута к озеру Табацкури людям тут делать было нечего.
За исключением тех, которые прибудут по вызову Бондаря.
Он усмехнулся, вспомнив телефонный разговор с мистером Барри Кайтом. Самовлюбленный и самоуверенный американец не допускал даже тени мысли о том, что кто-то может оказаться умнее и хитрее его самого. Что ж, хороший урок ему не помешает.
Прежде чем отползти от края, Бондарь скользнул взглядом по крутизне скалы и мрачно подумал, что спускаться будет значительно труднее, чем забираться наверх. Обычная история. Надрываешься, потеешь, лезешь из кожи, а когда вершина наконец достигнута, начинаешь понимать: тут-то самое трудное и начинается.
Нет, древние греки явно дали маху, выдумывая своих богов, вечно блаженствующих на Олимпе. Так не бывает. Самураи были гораздо ближе к пониманию сущности бытия. Никто из них не тешил себя бесплодными надеждами на райские кущи.
Бондарь затушил окурок о плоскую гранитную плиту. Словно жирную черную точку поставил на скрижали.
73Выхлопные газы от вереницы автомобилей не могли ни отравить, ни замутить прозрачную свежесть осеннего полудня. Рев двигателей, нарушающих величавое молчание гор, казался кощунственным.
Впереди шел бронетранспортер, ощетинившийся дулами крупнокалиберных пулеметов. Размалеванный желто-зелено-черными пятнами, он напоминал гигантскую жабу. На нем раскачивалась кучка бойцов в камуфляже, бронежилетах и зачехленных касках. Если бы среди них затесался хотя бы один негр, их можно было бы принять за американских миротворцев, направляющихся в очередную карательную экспедицию. Например, в Афганистане. Хотя дело происходило в Грузии, а бронетранспортер оседлали ее верные сыны.
Следом ползла исполинская черепаха зенитного комплекса «Шилка» – краса и гордость жандармского управления, возглавляемого полковником Сосо Тутахашвили. Никакой нужды задействовать ЗК не было, однако полковник решил, что неплохо бы испытать подразделение в походных условиях, максимально приближенных к боевым. Для него это было нечто вроде военного парада, демонстрации мощи. И, в конце концов, почему бы не применить «Шилку», если капитан Бондарь не поддастся на уговоры своей бабы и не выйдет из дома добровольно? Впечатляющее получится зрелище! 1200 выстрелов в минуту из четырех стволов крупнокалиберных пулеметов создадут настоящий шквал огня и раскаленной стали. Вот это будет кино! Настоящий блокбастер из жизни агента 007!
Единственное, что портило настроение полковнику Тутахашвили, так это умеренная скорость, с которой он был вынужден передвигаться. Его черный «ЗИЛ» дергался, как норовистый жеребец, осаживаемый удилами. Замыкающий колонну грузовик то и дело глох, потом вновь нагонял лимузин командира, постепенно портя приподнятое праздничное настроение. Давали о себе знать также распухшие от неутоленного желания яички.
– Когда доберемся до места, я тебя первым делом все-таки оттяну, – сказал Тутахашвили Тамаре, пригорюнившейся на пассажирском сиденье. – В ближайшие кусты поведу. Пусть знают.
– Пусть, – равнодушно откликнулась она.
– Я перед выездом личному составу газету выдал. С твоей статьей и фотографией. – Тутахашвили смешливо заквакал. – Ты там про национальную гордость грузинского народа пишешь. Есть она, гордость?
– Вопрос не по адресу, – безразлично пожала плечами Тамара. – Вы убили моего отца, а я еду с вами. Вы собираетесь убить с моей помощью человека, которого я люблю, а я все равно еду с вами. Вам этого мало?
– Мало! – подтвердил Тутахашвили, вперившись взглядом в тяжело вихляющую корму «Шилки». – Ты без энтузиазма едешь, без радости настоящей.
– А чему мне радоваться? У меня папа умер.
– Но ты-то жива.
– Лучше бы я умерла, – опустила голову Тамара.
– В кусты! – решительно выдвинул челюсть Тутахашвили. – И так, чтобы все слышали, как ты вопишь. Я люблю, когда громко, имей в виду. До звона в ушах! До потемнения в глазах!
– До потемнения в глазах, – механически повторила Тамара. – Интересная мысль.
– У меня все мысли интересные.
С этими словами Тутахашвили сунул в рот папиросу, начиненную анашой, и закурил, экономно вдыхая и выдыхая липкий дым.
Тамара посмотрела в окно. Они ехали по узкому мосту над бурным коричневым потоком с белыми пенными гребнями. Где-то в горах прошел ливень, и теперь хлынувшая оттуда вода несла по ущелью вырванные с корнем деревья вперемешку с кувыркающимися валунами и раздувшимися трупами животных. «Мы как щепки в этом потоке, – подумала Тамара. – Воображаем, что куда-то плывем, а на самом деле нас всех просто несет непонятно куда и зачем. А потом новый ливень, новый поток, новые щепки. Для чего? Зачем?»
Мысли обкурившегося Тутахашвили работали в совершенно ином направлении.
– Когда я выведу тебя из кустов, – сказал он, то ли покашливая, то ли посмеиваясь, – мы проедем еще немного и остановимся. Я хочу, чтобы ты разговаривала с Бондарем по телефону ласково-ласково. А когда он, раненный снайпером, будет валяться на земле, ты подойдешь и плюнешь ему в лицо. Понятно?
– Откуда вам известен его телефон? – спросила Тамара, уклоняясь от ответа.
– Он позвонил шефу местного отделения ЦРУ, а у того установлен определитель номера.
– Как все просто…
– Это только с точки зрения дилетанта просто. – Тутахашвили выпятил грудь. – Оценить подготовленную мной операцию способны только профессионалы.
– Опера-ация! – скривилась Тамара. – Тридцать или сорок человек против одного, вот и вся операция. Чтобы придумать такое, большого ума не надо.
