Виктор Михайлов - По замкнутому кругу
— Товарищ Столяров, Семен Иванович? — еще раз спросил Мерлинг, присаживаясь на предложенный стул.
— Я, Столяров Семен Иванович, — подтвердил он.
— В начале этого года у вас был украден паспорт. Получилась нехорошая история, Семен Иванович, вашим паспортом воспользовался преступник, и вот…
— По этому вопросу от вас уже приходил один товарищ! — с раздражением перебил его Столяров.
— От нас приходил товарищ? Но мы к вам никого не посылали! Кто у вас был? Вы проверили удостоверение?
— В сером костюме… блондин лет сорока… Постойте, он мне удостоверение показывал… Дай бог памяти… Вспомнил! Майор Никитин!
— У нас нет никакого майора Никитина! Это какой-то авантюрист! Когда он у вас был?
— Дней восемь — десять тому назад… — растерялся Столяров.
— Чтобы выяснить этот вопрос, придется вызвать вас, товарищ Столяров, в управление. Будет вам наука. Паспорт надо беречь! — строго сказал Мерлинг и направился к двери.
Мерлинг рассчитался с такси, еле волоча ноги, дошел до проспекта Калинина и опустился на скамейку.
Ему нужно было внутренне для себя повторить диалог со Столяровым. Что-то в словах этого человека настораживало… Совершенно естественно, что приходили к Столярову проверить, был он в антикварном магазине на Арбате или нет. Но… Столяров сказал, что к нему приходил майор Никитин! Архитектор Никитин! Из Общества охраны памятников старины! Стало быть, уже там, под Свердловском, Никитин шел по его следу? У Марфы-собачницы в его комнате был чекист Никитин! Он хвалил пейзажи, говорил хорошие, успокаивающие слова… Но и пластилин с отпечатком следа попал в руки Никитина! И картину, проданную им Луизе Вейзель, Никитин видел в эскизных набросках! Он обложен, как зверь в берлоге… Везде, за каждым углом, его ждет возмездие… И за Тарасова… За инженера Якуничева… Это была самозащита, иначе он поступить не мог, но…
Когда Мерлинг вернулся домой, надвигались сумерки. Посадив овчарку на цепь и наглухо закрыв ставни, он вошел в дом. За порогом его подстерегал страх. В состоянии смятения, бессильной ярости он метался по комнате, как зверь в клетке. Выискивая пути своего спасения, он думал о том, что с каждой минутой увеличивается риск его пребывания в этом доме. Шесть месяцев он чувствовал себя здесь в безопасности. Кто знает, быть может, уже сейчас, с пленкой в кармане, к нему пробирается «Макс» и за ним по пятам идут те, от кого нечего ждать пощады. Быть может, на допросе, спасая свою шкуру, этот мальчишка уже раскрыл явку и, пользуясь темнотой, машина с вооруженными чекистами сворачивает с шоссе на проселок…
Вдруг Мерлинг услышал все приближающийся звук мотора. Вынув пистолет, он поставил предохранитель на боевой взвод и выбежал из дома. Прильнув к щели в заборе, сжимая в кармане рукоятку пистолета, он следил за дорогой. Тяжелая грузовая машина с жестким кузовом на большой скорости прошла мимо дома. На кузове он прочел: «Гастроном». Обессиленный волнением, медленно, еле ступая, он вернулся в дом.
— Пройдите вперед, — сказал он нищему и, поддерживая его за локоть, повел по дорожке к дому.
«Уйти! Вот сейчас взять самое необходимое, положить в портфель и уйти! — думал он. — Глупо. Через день-другой местком пришлет к нему человека, чтобы узнать, почему он не вышел на работу, и его будут разыскивать».
— Это называется «забота о человеке», — сказал он вслух и усмехнулся.
«Нет, надо уходить так, чтобы не искали. Уходить, не оставляя следов…»
Прошел еще час мучительных раздумий. Вдруг он услышал, как стукнула щеколда, и Джек, звеня цепью, с лаем рванулся к калитке. Опустив руку в карман и сжав рукоятку пистолета, Мерлинг прислушался. Раздался слабый, нерешительный стук. Он поднялся и осторожно вышел из дома.
Возле калитки стоял слепой нищий, в его левой руке была палка, скрюченные пальцы правой он протянул к Мерлингу.
— Подайте милостыньку Христа ради… — наполовину сказал, наполовину пропел он. Это был голос старого, профессионального попрошайки.
С внезапно нахлынувшим интересом Мерлинг рассматривал нищего. Он увидел лицо старика, мутные, покрытые корковой катарактой глаза. Взяв нищего за рукав, Мерлинг втянул его во двор и захлопнул калитку.
— Спокойно, Джек, место! — крикнул он псу, снова вышел за калитку и осмотрелся.
Вечерние тени сгустились. Легкий шелест ветра в листве, приглушенные звуки музыки, далекие гудки электровозов создавали ощущение привычного, непотревоженного покоя.
Мерлинг вошел во дворик и закрыл калитку.
— Мы с вами, кажется, одного роста. Мой старый костюм будет вам впору. Пройдите вперед, — сказал он нищему и, поддерживая его за локоть, повел по дорожке к дому.
Прощупывая палкой дорогу, старик шел и славил доброту хозяйского сердца.
Дверь за ними захлопнулась.
Поставив уши торчком, Джек прислушивался. Наклонив голову то в одну, то в другую сторону, пес чутко вслушивался и вдруг, словно почуяв недоброе, тихо завыл.
Прошло много времени.
Мерлинг вышел во двор и присел возле собачьей будки. Скуля и виляя хвостом, пес подошел к нему и положил голову на его колено.
— Ах, Джек… Дорогой мой Джек, если бы ты знал, как трудна жизнь… — Он погладил собаку по спине.
Пес лизнул его руку.
— У тебя, Джек, чувствительное немецкое сердце. — Мерлинг расчувствовался, и лицо его приняло печально-ласковое выражение. Он полез в карман, вынул небольшой сверток и, достав из него кусок колбасы, протянул собаке.
Осторожно, губами, пес взял с ладони хозяина колбасу и, не разжевав, проглотил.
Мерлинг внимательно следил за собакой, он включил карманный фонарик и направил на Джека луч.
Уткнувшись мордой в землю и поджав хвост, пес надсадно кашлял, на его губах выступила пена, он упал, и по его телу прошла судорога…
Мерлинг погасил фонарь, запер входную дверь, достал из-под лестницы маленький ломик и ввел его в щель между дверью и косяком…
В два часа ночи дежурный платформы, провожая на Москву товарный состав, заметил в стороне дачного поселка Красные сосны зарево пожара.
К месту происшествия выехала пожарная часть и дежурная бригада районного отделения милиции.
Деревянный сухой дом горел как свеча. Было безветренно, пламя поднималось столбом к небу. Жители поселка, передавая по цепочке ведра с водой, как могли боролись с огнем. Когда приехала пожарная часть и сбила полыхавшее пламя, крыша обвалилась внутрь. Наиболее пострадала правая половина дома, здесь выгорел пол и часть стены.
Спустя несколько дней в одной из районных газет на четвертой полосе появилась бойкая заметка. Мы позволим себе перепечатать эту статью, сохранив стиль ее автора:
ДРАМА НА ЛЕСНОЙ УЛИЦЕ
В дачном поселке Красные сосны на Лесной улице в доме № 9 жил технорук набивного цеха артели «Художник» Петр Иванович Доброхотов. Талантливый живописец, добрый, отзывчивый человек, Доброхотов вел уединенный и скромный образ жизни.
Ночью, отравив сторожевую овчарку, неизвестный преступник взломал замок двери и проник в дом. Застигнутый врасплох хозяин дома был убит.
Преступник похитил имевшиеся у покойного ценности, затем, очевидно с целью сокрытия следов преступления, облил тело убитого керосином, поджег и скрылся.
Ведется расследование.
НАКАНУНЕ
В полдень Никитин получил записку:
«Уважаемый Федор Степанович! Срочно прошу вас зайти в партком. С приветом М. Ведерников».
— Михаил Нестерович ждет вас, — сказала секретарь, открывая перед ним дверь кабинета.
Помимо Ведерникова здесь были: директор завода Боровский и полковник Мазур.
По количеству окурков в пепельнице Никитин определил, что совещание длится не первый час, а по тому нетерпеливому ожиданию, с которым его встретили, понял, что тема этого совещания близко касается его дел на этом заводе.
Он не ошибся.
— Садитесь, Федор Степанович, — здороваясь с ним, предложил Ведерников. — С полковником Мазуром вы, кажется, знакомы? — И, не теряя времени, парторг перешел к главному: — Завтра запуск в серию «АЭП-7 — Аргус».
Никитин улыбнулся:
— Что ж, товарищи, это большое и радостное событие. От души вас поздравляю…
— Спасибо, Федор Степанович, но… — Боровский замялся. — Мы-то к запуску готовы. Хотелось бы услышать о вашей готовности.
— У меня все в порядке, Станислав Николаевич, можете запускать в серию.
— Да, но… — Директор, видимо, не находил подходящего выражения. — В цехе такая обстановка, что…
— В семнадцатом цехе обстановка нормальная, — возразил Никитин.
— Простите, Федор Степанович, но какая же это нормальная обстановка? На главный конвейер нацелены объективы фотокамер! Враг безнаказанно ходит по заводу, проникает в режимные цеха! — повысив голос, сказал Боровский.