Леонид Могилев - Век Зверева
Верхний слой грунта снимался тяжело. Это корни кустарника и травы переплелись. Толстые жирные корни. Болото. Обильные, особенные черви довольно быстро сожрут четыре тела, а потом на этом месте расцветет болотный цветок коричневого цвета. А может быть, черного.
Дальше работа пошла веселей. Снимать растяжки, тащить трупы к ближайшей трясине, туда, где уже упокоился первый отряд соискателей доблести и измены, — это разумно, но не успеть. Времени маловато. Иван копал четыре часа. Потом принес из дома простыни, ведро воды и чистые тряпки. Лица покойников он тщательно обмыл, затем завернул каждого в простыню, стянул тяжелые свертки шнуром и по одному опустил в яму. Еще час он закапывал ее и укладывал дерн. Потом, когда земля осядет, он намеревался подправить могилу. Маленький, с полметра крест воткнул в изголовье, пропутешествовал к озеру и омылся с ног до головы.
В доме переоделся в сухую чистую одежду.
Двор, как таковой, был небольшим. На нем могло уместиться два вертолета одновременно. А ему было необходимо, чтобы машина села в строго определенное место или близко к тому. Вокруг — болотина. Две сети рыбацких следовало растянуть на кольях, заняв таким образом изрядное пространство подворья. Даже если машина сядет на сеть, те, кто станет десантироваться сюда, не решатся бежать по ней без угрозы запутаться и решат выпрыгивать правее, на чистое место. Может быть, вертолет и не станет садиться, а только выкинет из чрева новую компанию то ли милиционеров, то ли внуков зеленых братьев, то ли лично господина Лемке сотоварищи. «Это будет примерно здесь», — решил Иван и стал рыть другую яму, совсем неглубокую. Весь остаток взрывчатки он положил в нее, присыпал сверху ржавыми гвоздями, обломками и обрезками, остававшимися после слесарных упражнений, невесть откуда попавшими сюда шариками от подшипников. Их, впрочем, было немного. В коробочки из-под йогурта, в которых хранил червей и крючки, отправилось теперь то, что превращало безобидные в принципе бруски в заводской упаковке со штампиками приемки ОТК и представителя заказчика в оружие возмездия. Закончив сборку взрывного устройства, надев моток не лески уже, а тонкого шнура на колышек, воткнутый неподалеку, он уложил дерн, замаскировал стыки.
Одну пачку взрывчатки он прикопал совсем в другой стороне, значительно правее, лишь слегка прикрыл доской и шнур просто бросил на землю, за поливальным шлангом, а конец шнура пропустил сквозь отдушину в стене риги. Старый схрон теперь никак не годился. Приходилось искать новое убежище. В принципе, искать было не нужно. Под ригой находился подвал, не цементированный, но намертво прихваченный осиновыми брусьями. Если дверь риги будет открыта, то место потенциальной посадки вертолета видно отлично. Чуть правее огородика. Притащив в ригу лестницу и приставив ее к стене, он, страшно недовольный тем, что делает, разобрал часть крыши. Теперь по левую руку у него находилась «главная кнопка», а по правую — должна была быть тактическая.
Он прорыл тонкую длинную канавку для шнура, протянул его до риги, глубоко вздохнув, закрепил конец возле подвального люка, свободный конец бросил вниз. Взрыватели эти — механические и очень чуткие. А шнур могло перебить чем-нибудь или просто придавить сапогом. Но здесь уже дело случая. Не понимая, почему нет еще вертолета, он прошел в дом, затопил печь, поставил чайник на плиту. Взял из НЗ несколько банок, сухари, два баллона из-под лимонада наполнил водой из родника. Все это перенес в подвал. И тут совсем недалеко, не на тропе на Большаково, а на другой, по которой в принципе сейчас никто не должен был двигаться, будто хлопок прозвучал, а потом накатило эхо взрыва. А минут через пять уже и на «главной магистрали». Наверное, рванулись мужики вперед и попали на растяжку. Все. Теперь нужно было ждать вертолета. А день-то катился в свою бездонно-искупительную прорву.
Уже затемно появилась машина. Вначале высоко возник гул, пару петель в небе захлестнулось над хутором, потом ниже, и уже над самыми крышами хутора прошелестела туда-обратно, зависла. А дальше стало происходить жуткое и прекрасное…
Машина аккуратно коснулась колесами земли. Иван чуть приподнял дверцу люка и прикинул расстояние от колеса до вешки. Если бы полутора метрами правее, вертолет просто тяжестью своей раздавил бы хрупкую оболочку, в которой так близко друг от друга лепестки контактов. Но пока Бог миловал машину и людей.
Распахнулась дверца. Показался боец в камуфляже, помедлил несколько, и вот их уже четверо посыпалось на землю, и улеглось на все четыре стороны света. Автоматы справа, левые руки согнуты в локтях, тела вжаты в землю. Если бы они знали о том, что там, под их животами. Как жаль умирать вот так, несуразно, на болотах, зачищая офицера ПВО, не желающего соблюдать условия жизни в цивилизованном мире.
А потом в проеме двери показалась Люся Печенкина, а следом за ней — неизвестный чин. Господин Лемке не показался. Еще не пришел его час. Еще не умостили дорогу для него русскими и литовскими трупами.
Заглушили пилоты движок, и стали медленней вращаться винты. Чин, что рядом с Люсей, заговорил в мегафон:
— Иван. Не дури. Здесь твоя пассия. Прыгай, девушка. Прыгай и становись между сараем и домом.
Люся прыгнула. Выглядела она жалко. Слипшиеся волосы, разорванное платье, накинутая на плечи телогрейка. На голове десантный берет.
— Я здесь, Ваня.
Иван не отвечал.
— Иван, — продолжал мегафон. — Если ты меня слышишь, а слышишь ты обязательно, выходи и сдавайся. Иначе девке твоей капут. Сейчас мы с тобой улетим, и она полетит с нами. На Большую землю. И ничего с ней не случится. И с тобой ничего. Ты здорово все придумал. Тебе за это воля выйдет и амнистия. Это же честный бой, Иван. Ты молодец. Выходи, и мы еще поживем. А так, сейчас начнем девку твою в работу ставить, прямо здесь. И ты все равно выйдешь.
После этих слов говорливый чин послал на землю еще одну душу с канистрой авиационного, должно быть, керосина. Тот плеснул немного на землю, недалеко от себя и бросил спичку. Горело хорошо. Иван знал, что малейшее шевеление сейчас с его стороны будет прервано очередью того, что лежал к нему лицом. Дым в трубе над домом совершенно мирно, по-домашнему поднимался в безветренное небо, и темнело уже на глазах. Нужно было спешить.
Иван коротко, но резко дернул правый шнур… Но ничего не произошло. Еще раз. Нет. Но движение и шелест веревки были замечены, и от этого вышла все-таки польза. Все уши, все лица, все стволы на миг повернулись на этот шорох, и замер на миг палач с канистрой.
— Люся! Падай! — заорал он, отталкивая головой крышку люка, и услышал стук «Калашникова», но, поскольку на миг отвлекся стрелок, чуть левее прошла пуля, утонув в поднимающейся деревяшке, и, видя, как валится на бок женщина, вначале присев, вот же вечная история, Пирогов осторожно потянул левый шнур и упал на дно погреба…
Он не видел, как вспухла под брюхом вертолета земля и оранжево-бурый шар стал разрастаться, разметав тонкий слой земли, а сталь, приподняв тяжеленную машину и наклонив ее, пропорола-таки один из баков, и грохнуло так, что полетели балки и доски риги, сдуло черепицу с крыши дома. Вертолет, лежа на боку, еще раз дернулся, и очередным взрывом его разнесло в клочки. Дальше стало еще страшней, но Иван, протискиваясь сквозь осевшие плахи риги, выбрался наружу, не слыша совершенно ничего. Еще катались по земле люди, и он опять добивал их длинными очередями; не хватило одного рожка, и он вставил новый.
Люсю убило, должно быть, сразу. Иван поднял ее, пропоротую картечью, с шеей, посеченной куском то ли лопасти, то ли обшивки, с открытыми жалкими глазами. Он отнес ее в дом, положил на кровать, закрыл глаза.
Дом, однако, почти не пострадал. Оконные рамы были вынесены. Будто циклон прогулялся по комнатам. Печь треснула, а трубу все-таки разрушило ударной волной. Он залил огонь в своем очаге водой. На месте катастрофы время от времени рвались патроны. Пламя поднималось высоко, и жар от него проникал всюду. Мелкие обломки горели, наверное, и в полукилометре вокруг, шипя и корежась.
Иван долго тушил очаги возле дома, обливал стены водой. Он, должно быть, совсем выжил из ума, или ум этот у него выбило.
Немного погодя над хутором пронесся другой вертолет, повисел немного; те, что были на борту, изумились.
Повторять попытку высадки ночью не решились. Теперь обе тропы были, должно быть, заблокированы намертво, и жить ему оставалось до первого света.
Он стал большим мастером похоронных дел. Люсю он перевез на другую сторону озера, вырыл могилу подальше от берега и, проделав все, что нужно, похоронил. Теперь у него не было ничего, кроме этого хутора.
Обломки вертолета горели долго, до самого утра. Иван собрал все уцелевшее оружие, и его оказалось немало: три автомата, которые «не клинили», рожки, пистолет Стечкина, который пришлось все же выкинуть. Он пострадал изрядно.
