Чингиз Абдуллаев - Инстинкт женщины
В отличие от Перевалова хитрый армянин прекрасно знал, как прослушиваются мобильные телефоны.
— У меня появились некоторые проблемы, — сообщил он.
Кудлин взглянул на стоявшего в стороне Перевалова.
— Но так нельзя. Мы договаривались.
— Я помню, конечно. Но сейчас у всех трудности. И у меня свои трудности, и даже у Валентина Давидовича, — он явно намекал на возможный отъезд Рашковского. Осел, неужто не понимает, что это не разговор? Или чувствует себя таким неуязвимым?..
— Трудности у всех есть, Сергей, — жестко сказал Кудлин. — Но договоренности нужно выполнять.
— Нужно, — согласился Галустян, — но у меня сейчас, повторяю, проблемы. Не беспокойтесь, я скоро решу их и сделаю все, о чем мы договаривались.
— Послушай меня, — сделал последнюю попытку нажать на собеседника Кудлин, — так нельзя. Это неправильно…
— Ты меня не учи, — разозлился Галустян, — я сам все решаю. Пока твой босс за партой сидел, я в колониях баланду ел. Ты меня не учи… — он перешел на крик, забыв, что говорит по мобильному телефону.
Кудлин терпеливо слушал, понимая, что не имеет права отключаться. Когда наконец Галустян откричался, он спросил:
— Сколько времени вам нужно, чтобы решить ваши проблемы? — Он все еще хотел спасти положение. Но Галустяна уже было не остановить:
— Сколько нужно, столько и будем решать.
— До свидания, — холодно попрощался Кудлин, отключая аппарат. Он закрыл глаза. Только этого не хватало.
Тяжело вздохнув, подошел к Перевалову.
— На следующей неделе вам переведут недостающие деньги, — сказал он банкиру. — И помните, что все контрольные пакеты акций должны быть закреплены за банком «Армада».
Когда Перевалов уехал, Кудлин поднялся к себе в кабинет и, попросив секретаря ни с кем его не соединять, заново начал просматривать все бумаги. Официально Кудлин не являлся вице-президентом банка, занимая скромную должность консультанта президента. Но все в банке знали, что даже первый вице-президент не пользовался таким авторитетом и властью, как консультант президента. Кудлин был из той породы людей, которых интересовала реальная власть и реальные деньги, а мишуру в виде постов и должностей они с удовольствием уступали другим.
Он закончил работать в девять часов вечера. Собирая свои бумаги, чтобы положить их в сейф, обнаружил на столе записку Фомичева. Ту, где он написал: «Не знаю». Тщательно разорвал ее и бросил обрывки бумаги в корзину для мусора.
Выйдя из кабинета и продолжая думать о разговоре с Галустяном, он вспомнил и эту записку. Проходя мимо кабинета Чернышевой, он с удивлением обнаружил, что она еще не уехала домой. Кудлин постучал и услышал ее голос:
— Войдите.
Он вошел в кабинет.
— Уже десятый час, — заметил Леонид Дмитриевич, — все давно уехали. Почему вы еще здесь?
— Мне сказали, что завтра мы летим в Лондон, а многие вещи я должна узнать сегодня. Поэтому я взяла список сотрудников банка и людей, с которыми Валентин Давидович обычно работает. Хочу запомнить все телефоны, которые ему могут понадобиться.
— Похвальное рвение, — пробормотал Кудлин. — В любом случае не задерживайтесь. И пусть водитель подождет вас внизу. В городе лучше не появляться одной в столь позднее время.
— Я отпустила водителя, — сообщила она. — У меня есть своя машина.
— Постарайтесь о ней забыть, — отрезал Кудлин. — В вашем положении нельзя сидеть за рулем «Жигулей». И оставьте завтра машину где-нибудь на стоянке. До свидания.
Кудлин вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь. Когда она завтра уедет, нужно попросить Фомичева сделать самый тщательный обыск в ее квартире, подумал он. Если генерал прав, то Рашковский может застрять за границей… Не зря эта записка. Кудлин внезапно принял решение отправиться на дачу, где оставался Рашковский.
Он приехал к нему поздно вечером. Рашковский работал в кабинете. Узнав, что приехал Кудлин, он спустился вниз, и они вышли во двор. С недавних пор все разговоры в доме были прекращены.
— Что-нибудь случилось? — спросил Рашковский.
— Хочу поговорить насчет твоего отъезда, — вздохнул Кудлин. — Мне очень не нравится ситуация, в которую мы попали. Очень не нравится, — повторил он.
— Мне тоже не нравится, — сказал Рашковский. — Ну и что? Уеду в Англию, устрою Анну и постараюсь вернуться.
— Нет, — сказал Кудлин. — Сегодня Фомичев случайно оговорился, сказав, что ты, возможно, пробудешь там месяц или больше.
— Это не ему решать, — жестко ответил Рашковский.
— Подожди, — попросил Кудлин, — не перебивай меня. Ты ведь знаешь Фомичева. Он всегда добросовестно служил нам за те деньги, которые ты ему платишь. Но я думаю, что сейчас он знает гораздо больше, чем мы. Видимо, ему объяснили, что ты должен уехать навсегда. Вообще отойти от дел. И это — единственная гарантия твоей жизни. Это как раз тот случай, когда обычными мерами ничего не решишь. Здесь не поможет ни Фомичев с его людьми, ни наши связи, ни наши «друзья».
Рашковский сделал несколько шагов в молчании. Он обдумывал ситуацию. Потом обернулся и спросил:
— Что ты конкретно предлагаешь?
— Ты все знаешь лучше меня, — пожал плечами Кудлин. — Твой вопрос уже давно стал политическим. Значит, нужно решать его другими методами. И ты прекрасно знаешь, какими. Другого выхода у нас нет. Нужно связаться с мистером Адамсом, выйти на зарубежных банкиров. На самые крупные банки. Нужно задействовать все, что у нас есть. И возможно, тогда мы получим шанс вернуться живыми в Москву.
— Я подумаю над твоими словами, — пообещал Рашковский. Он помолчал и спросил: — Что там с Чернышевой? Она входит в курс дела?
— До десяти вечера сидела сегодня на работе. Ты меня извини, Валентин, я никогда не лез к тебе со своими предложениями. Но, может быть, нам лучше оставить Чернышеву в Москве? Давай мы ее подготовим, а потом она прилетит к тебе. Может, так будет лучше?
— Лучше — для кого? — резко спросил Рашковский. — Я уже принял решение. Если у тебя есть конкретные подозрения — сообщи. А если нет, иди к черту.
— Ей будет трудно.
— Поэтому я выбрал психолога. Думаю, она справится. У тебя есть еще какие-нибудь гениальные предложения?
— Есть, — оглянулся по сторонам Кудлин, — деньги Перевалову мы перевели. Он сделал все, о чем мы его просили. Но Галустян не перевел своей суммы. Говорит, что слишком большая и он не может сразу найти таких денег.
— Что значит — не может? — У Рашковского начал дергаться левый глаз. Так бывало всегда, когда он особенно злился.
— Говорит, что ситуация немного изменилась и он в затруднении.
— Бежит с корабля, — прошептал Рашковский, — узнал о покушении и решил вовремя сбежать. Небось узнал и о моем отъезде.
— Может быть, — согласился Кудлин, — но «пиковая масть» ждет решения Галустяна. Остальные тоже не перевели полностью положенных сумм.
— Почему ты мне об этом не говорил? — спросил, задыхаясь от волнения, Рашковский. — Почему только сегодня, только сейчас… — Он чуть не перешел на крик, но сумел себя сдержать. — Тебя больше интересуют мои секретари, чем наша работа, — зло прошипел он.
— Меня интересует в первую очередь твоя безопасность, — обиделся Кудлин, — может, ты и меня станешь подозревать?
— Может быть, — сказал Рашковский. Он думал о чем-то своем. Кудлин напряженно ждал. — Галустян узнал, что я уезжаю, и решил не платить, — негромко сказал Рашковский. — Сдается, он решил, что у меня не хватит сил с ним справиться. Что я буду занят только проблемами своей дочери.
— Он не заплатил, — подтвердил Кудлин, ожидавший решения Рашковского, — хотя мы с ним конкретно договорились.
— Человек, который нарушает свое слово, перестает пользоваться уважением в нашей среде, — пробормотал Рашковский, — так мне всегда говорил отец. Значит, Галустян считает, что я битая карта. Понятно…
Кудлин видел, каких усилий стоит Рашковскому сдерживать свой гнев. И тем не менее тот держался. Затем вдруг поднял голову и громко рассмеялся. От неожиданности Леонид Дмитриевич вздрогнул.
— Был один такой замечательный грузин, — пояснил Рашковский, взглянув на своего заместителя ненавидящими глазами, — его до сих пор помнят и боятся не только в Грузии, но и во всем мире. Так вот он говорил: «Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы».
— Это не он говорил, — поправил Рашковского начитанный Кудлин. — Сталин вообще такого не говорил. Это за него придумал Рыбаков в своем романе «Дети Арбата».
— Значит, хорошо придумал, — сказал Рашковский, взглянув на Кудлина. — Ты меня понимаешь?
Леонид Дмитриевич все понял. Он надеялся, что Рашковский поручит ему решить эту проблему. Остаться в Москве и провести переговоры с Галустяном. Но Рашковский решил иначе…
