Александр Авдеенко - Горная весна
— Пошлем к нему инспектора пожарной охраны для проверки электропроводки.
— Предлог жидковатый. Есть у Крыжа близкие друзья, способные нам помочь?
— Марта Стефановна и ее сын Лысак — плохие для нас помощники. Они исключаются. А других друзей у Крыжа нет. Он любит одиночество.
— И книги, — подсказал Шатров. — И резьбу по дереву тоже любит. На этой почве с ним кто-нибудь общается?
— Да, я совсем забыл! — воскликнул Зубавин. — Крыжа знают все резчики по дереву. Особенно он близок с Иваном Васильевичем Дударем.
— Дударь? Дударь… Это тот старик, который просигналил пограничникам о появлении Ступака?
— Он самый. Несколько дней назад, в воскресенье, Крыж был у него.
— Зачем приходил? Интересно! По делу или так?
— Как обычно: купил кое-что из рукоделий старика, поговорил от том, о сем и ушел.
— Хорошо! — оживился Шатров. — А постоялец Дударя был дома, когда приходил Крыж? Вы этим интересовались, Евгений Николаевич?
— Был дома. Но нам не удалось установить, говорили ли они друг с другом.
— Наверняка говорили! Ступак не случайно поселился там, где может бывать Крыж.
Шатров подошел к окну и, чуть приоткрыв штору, посмотрел на предгорья Карпат, виднеющиеся поверх городских крыш. Где-то там, у ворот зеленой Верховины, жил Иван Васильевич Дударь.
— Мог бы Дударь в ближайший вечер проведать Крыжа? — поворачиваясь к Зубавину, спросил Шатров.
— Думаю, что сможет. И его приход не насторожит резидента.
— А выдержит поединок Иван Васильевич, не перехитрит его Крыж?
— Нет. Пограничник-следопыт знает все повадки лисы и волка, рыси и дикого кабана. Завтра же Иван Васильевич будет на Гвардейской.
Шатров вздохнул с облегчением, вытер лицо ладонями, словно умывался, и глаза его сразу посветлели, разгладились морщины на лбу.
— Ну, что вы скажете, Евгений Николаевич, о Горгуле и его шантажистах?
— Убежден, что тут не простой шантаж. Этот молодчик, Андрей Лысак, действовал не по собственной инициативе, а выполнял чью-то волю. Попытка разведать, что случилось с Белограем, конечно, прямое поручение того, кто завербовал Лысака.
Шатров не согласился с Зубавиным. Если Лысак уже завербован, то как ему позволили его хозяева пьянствовать в Цыганской слободке! Прямоват он, этот Лысак, не похож на агента. Возможно, он гуляка, прожигатель жизни, и только. Так или это не так, но с Андрея Лысака тоже нельзя спускать глаз.
Иван Васильевич Дударь в один из ближайших вечеров побывал в гостях у своего приятеля Крыжа. Вернувшись от него, он пошел на Киевскую. Ничего интересного, как казалось ему, он не мог рассказать Зубавину. Да, комнат в доме Крыжа три: спальня, столовая, библиотека, она же и мастерская. Ни в одной из них, насколько он заметил, никто, кроме хозяина, не живет. Никаких признаков. Зубавин спросил, один ли выход имеет библиотека. Да, один, В этом Дударь был твердо уверен. Все, что находится в этой комнате, Иван Васильевич сфотографировал, как он сказал, глазами. Одна дверь на кухню. Одно окно в — сад. Четыре шкафа с книгами. Верстак. Токарный станок по дереву. Полка с готовыми изделиями. Стойка сухих брусков. Два табурета. Стол накрыт клеенкой. На стене, оклеенной обоями, — большой портрет Тараса Шевченко. Больше ничего в библиотеке нет. Зубавин поблагодарил Ивана Васильевича и, проводив его к двери, распрощался.
Так и остался неразгаданным дом Крыжа. А разгадать его надо было во что бы то ни стало. И срочно.
Глава восемнадцатая
В один из майских вечеров, со вторника на среду, скоростной и высотный самолет № 12, с небольшим планёром на буксире, без всяких опознавательных знаков, поднялся с придунайского аэродрома, расположенного в Южной Германии, и взял курс на юго-запад. Над Венгрией и Румынией он пролетел на такой высоте, в стратосфере, что до земли не доносился звук моторов. На дальних подступах к границе СССР неизвестные пилоты отцепили буксирный трос и повернули назад, на свою базу. Планер же, используя мощные воздушные потоки горных высот, продолжал полет.
Лёгкий, сделанный из дерева, бесшумный, недоступный радарным установкам, скользил он под ясным звездным небом, медленно теряя высоту. Никем не замеченный, пересек верховье Белой Тиссы и, оставив позади себя зелено-малиновые пограничные столбы, вторгся в Закарпатье, в край Полонии и горных хребтов.
Под крылом промелькнули одна за другой хорошо приметные горы Говерло, Свидовец. Белые извилины бурных, порожистых рек прорезали скалистые массивы поперек, сверху скал. Чернели хвойные леса.
Планер резко снизился в районе Сиротской поляны, зашифрованном резидентом «Юга» как квадрат «19–11». Приземлился на безлюдном, голом плоскогорье.
Открыв герметический колпак, из кабины пилота вышел плечистый, кряжистый человек в теплом комбинезоне, с пистолетом в руке. Он настороженно оглядывался — не видно ли где-нибудь пастушьего костра. Повсюду было темно и тихо. Лишь издалека, снизу, с горных склонов, ветер доносил сдержанный лесной гул.
Человек, прилетевший на планере, был не только пилотом, но и особо доверенным лицом «Бизона». Его задача не ограничивалась тем, что он доставил в район квадрата «19–11» груз взрывчатки. Шеф разведцентра «Юг» наделил своего ближайшего подручного, по кличке «Кобра», чрезвычайными полномочиями: он должен был проникнуть в Явор с подложными документами, сфабрикованными на имя Кучеры, и, не открывая себя ни резиденту Крыжу, ни Джону Файну, тайно контролировать, как выполняется операция «Горная весна». В случае необходимости «Кобра» имел право однажды, по своему усмотрению, предстать перед Крыжем и Файном, предъявить им личное послание «Бизона» и решительно вмешаться в их действия. Он также был уполномочен покончить с Файном и резидентом Крыжем, если над ними нависнет серьезная угроза провала.
Не увидев и не услышав ничего подозрительного, «Кобра» спрятал пистолет и начал раздеваться. Сбросив теплый комбинезон, он открыл люк планера, извлек оттуда первый конвектор с взрывчаткой — пятидесятикилограммовый брезентовый мешок, перетянутый ремнями. Легко взвалив на плечи конвектор, ориентируясь по наручному светящемуся компасу, «Кобра» направился к лесному массиву, темнеющему на краю плоскогорья. Через час, пройдя несколько километров лесной чащей, по глухой охотничьей тропе, он доставил взрывчатку в условленное с Джоном Файном место — в старую, заброшенную штольню, вырытую когда-то изыскателями. Не отдыхая, выкурив сигарету на ходу (он торопился до рассвета перетащить груз), «Кобра» вернулся к планеру, достал еще один конвектор, взвалил его на плечи и отправился во второй рейс. Обладая огромной физической силой, отлично натренированный, хорошо зная местность (он был родом из Закарпатья), «Кобра» успел, прежде чем зажглась заря, перетащить в штольню все четыре мешка взрывчатки и сбросить планер с плоскогорья в глубокий овраг. И только после этого он позволил себе отдохнуть. Забравшись в лесную чащу, метров за пятьсот от того места, где был замаскирован планер, он наломал еловых веток, устроил удобную постель и лег спать, держа пистолет в руке. Едва заснув, он проснулся и беспокойно начал прислушиваться: не появились ли на Сиротской поляне солдаты органов безопасности, не прочесывают ли они лес, разыскивая того, кто прилетел на планере. Вокруг было тихо, слышалось только щебетанье птиц. «Кобра» достал из кармана коробку с питательными таблетками. Утолив голод, он опять завалился спать. Проснулся ночью. Проспал дотемна. Вечером он по знакомой тропе пробрался к штольне, залег в ближайшем кустарнике, чтобы скрытно проконтролировать, когда и кто заберет доставленный груз. Если Ступак сегодня ночью сумеет забрать взрывчатку и переправить ее на Гвардейскую, то завтра днем — можно сжечь планер, выходить из Карпат и окольными путями, через Киев, пробиваться в Явор.
В среду вечером, закончив работу в Черном потоке, шофер Ступак с разрешения начальника лесоучастка инженера Борисенко отправился в район дальней, так называемой Сиротской, поляны якобы за дровами для своих хозяев.
На тридцать восьмом километре Верховинского щебеночного шоссе он свернул на глухую лесную просеку и остановился. Отсюда до заброшенной штольни было не больше ста метров. Перетащив по одному мешки со взрывчаткой к машине, Ступак разложил их на дне кузова и осторожно завалил буковыми и еловыми кругляшками.
В Явор спустился без всяких происшествий и задержек.
На Гвардейской его ждали: как только подъехал к дому № 9, ворота распахнулись и черная фигура Крыжа выступила из-под ветвистого дерева. Резидент вскочил на подножку грузовика и махнул рукой:
— Давай прямо.
Ступак въехал во двор медленно, на малом газу, выключив большой свет, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания жителей Гвардейской улицы. В глубине двора, около сарая, притормозил, выключил мотор и, стараясь не шуметь, разгрузил дрова.
