Шандор Радо - Под псевдонимом Дора: Воспоминания советского разведчика
Прорыв фронта Красной Армией на Кубани немцы смогли прикрыть только в некоторой степени за счет контратак, связанных с тяжелыми потерями. Сделать это оказалось возможно лишь благодаря использованию дивизий и полков, находящихся во 2-й линии.
В боях на Кубани занята почти половина группы Манштейна. В ней войска береговой обороны Южного Крыма и северного берега Азовского моря.
Немцы все время опасаются выступления советского флота против Феодосии и Керчи.
Дора. 11.6.43. Директору. Молния. От Вертера и Тедди. Берлин, 5 июня.а) До изменения обстановки в конце мая немецкое главное командование планировало начать наступление на советско-германском фронте (прорыв фронта) следующими силами: 1-й и 4-й танковыми армиями, 6-й армией и вновь сформированным, состоящим из пяти дивизий, 11-м армейским корпусом, который составляет ударное крыло 2-й армии. Одновременное наступление всех этих войск не предполагалось.
Немецкое главное командование планировало ударить сначала силами 1-й танковой армии и частью 6-й армии на Ворошиловград в направлении Нижнего Дона.
После середины мая рассматривался план наступления сначала силами 4-й танковой армии и 11-го армейского корпуса против Курска. Несмотря на некоторые колебания, подготовленные к наступлению соединения группы Манштейна продолжают оставаться на исходных позициях.
б) Пока нет конкретных планов наступательных операций в северном секторе между Ленинградом и озером Ильмень или в центральном секторе северо-западного фронта.
Дора.Большое беспокойство испытывала гитлеровская ставка также в связи с неблагоприятной обстановкой на северном и центральном участках фронта, в особенности в районах сосредоточения дивизий из группы армий Клюге, нацеленных для удара по Курскому выступу с севера.
23.6.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин, 17 июня.а) Боевые позиции 4-й армии и, в особенности, 2-й армии группы Клюге с 11 июня еще более ухудшились вследствие нарушения снабжения фронта из-за разрыва ряда коммуникаций.
Наступление на Курск, которое взвешивалось немецким командованием до конца мая, сейчас кажется более рискованным в связи с тем, что русские с 1 июня сконцентрировали в районе Курска такие большие силы, что немцы не могут больше рассчитывать на свое превосходство.
б) Советское наступление двумя-тремя дивизиями в районе Волхова и Мценска, которое происходит сейчас, имеет пока только местное значение, но чувствительно влияет на безопасность линии обороны севернее и восточнее Орла из-за плохого состояния всех немецких тыловых организаций в районе Брянска.
в) Немцы отмечают опасное для группы армий Клюге сосредоточение войск Красной Армии между Белевом, Калугой и Юхновом.
Дора.Однако, несмотря на различного рода опасения и тревоги, верховное немецкое командование не решалось более переносить сроки подготовленного наступления. Близилась середина лета, и если гитлеровцы хотели достичь чего-либо серьезного на фронте в 1943 году, то они должны были действовать. Но пока, еще выжидая, противник предпринял такой маневр:
27.6.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин, 21 июня.Главное командование сухопутных сил проводит перегруппировку армий группы Манштейна. Целью перегруппировки является создание угрозы флангам Красной Армии на тот случай, если она предпримет наступление из района Курска на запад — в направлении на Конотоп.
Дора.Эта радиограмма была послана нами в Центр за неделю до Курской битвы.
ЦВЕЙГ-РАМО И ДРУГИЕ ПРОВОКАТОРЫ
Августовским утром в прихожей моей квартиры раздался продолжительный звонок.
Жены дома не было: она отправилась с шифровками к радистам. Сыновья ушли в школу. А я, как обычно в эти часы, сидел за письменным столом, подготавливая для швейцарских газет карту с изображением линии фронта в России, где уже заканчивалась знаменитая Курская битва.
Теща открыла наружную дверь и провела в мой кабинет посетителя. Извинившись, я пригласил его сесть, дописывая фразу.
Клиент продолжал стоять. И вдруг я услышал насмешливо-веселое:
— Дорогой мосье Радо! Вы не узнаете меня? Вот что делает с людьми распроклятая работа!
Оторвавшись от листа, я пристально оглядел широко улыбающегося мужчину. Его лицо действительно казалось знакомым (память на лица у меня довольно слабая).
— Журналист Эвальд Цвейг-Рамо, неужто забыли? — рокотал баритон. — Париж… Курт Розенфельд… Ваш знаменитый Инпресс!
Он говорил что-то еще — непринужденно, снисходительным тоном, а я сидел как оглушенный. Да, это был он, Ив (или Эвальд) Цвейг-Рамо-Аспирант, грязный подонок, подосланный, несомненно, гестапо.
Нужно было мгновенно изобразить изумление, радость по поводу нежданной встречи, проявить внимание к давнему знакомому. Я постарался придать лицу все оттенки этих чувств, ибо знал — передо мной враг. Следовало играть тонко.
Болтая о каких-то пустяках и наших общих знакомых, я приглядывался к Рамо. Он ничуть не изменился с тех довоенных пор, когда нас познакомили в Париже. Пухлый, низенький толстяк в превосходно сшитом костюме, с черными напомаженными волосами. Самодовольный, с развязными манерами человек. Общаться с ним было неприятно.
Развалясь в кресле, Рамо тем временем молол какую-то дикую чушь: у него-де два настоящих друга — Иосиф Сталин и Аллен Даллес! Он, должно быть, считал эту издевку цветом остроумия и надеялся разозлить меня. Голос его даже вибрировал от наглости. Я слушал с улыбкой, хотя это стоило мне больших усилий.
Эвальд Цвейг родился и жил в Германии. Он был родственником левого социалиста доктора Курта Розенфельда, с которым мы вместе в Париже, как я уже рассказывал, основали антифашистское агентство Инпресс. Он-то и рассказал мне, чем занимался его родственник у себя на родине. Цвейг имел собственный журнальчик, сотрудники которого, по поручению хозяина, собирали различные компрометирующие материалы на известных в Германии людей, с тем чтобы в удобный момент, угрожая публикацией, использовать эти документы для шантажа и вымогательства денег. Цвейг преуспевал в обогащении: напуганные жертвы, боясь запятнать свою репутацию, щедро платили и, конечно, помалкивали.
В 1933 году, когда нацисты начали травлю евреев, Цвейг бежал во Францию. Здесь он окунулся в новые авантюры. Продажный репортер с бойким пером быстро нашел себе покровителей. Власти выдали Цвейгу паспорт: бывший немецкий подданный стал полноправным гражданином Франции, получив имя Ив Рамо. Он ловко устроился в Париже, не брезгуя работой в порнографической бульварной газетенке «Пари секс апил».
Курт Розенфельд познакомил меня с этим субъектом в 1934 году. К тому времени Цвейг-Рамо был уже известный в Париже человек, мнил себя крупным журналистом. Он женился на венгерке-эмигрантке, прекрасной оперной певице, очень красивой женщине. У него всегда было много денег, он вел шумную, веселую жизнь, устраивал в своей роскошной квартире званые обеды и ужины. Но я, да и Курт Розенфельд, сторонились Рамо: от него, что называется, дурно пахло.
Потом до меня стали доходить слухи, что Рамо якшается с агентами французской тайной полиции. Несомненно, он являлся платным осведомителем. Деньги, в которых Рамо никогда не испытывал нужды, текли к нему в карман, вероятно, из сейфов парижских секретных служб.
После оккупации Франции он предложил свои услуги новым хозяевам. Гитлеровцы простили Цвейгу-Рамо все прошлые грехи: антинацистские статьи, сотрудничество с французской разведкой против Германии. Закрыли глаза даже на его еврейское происхождение и оставили работать у себя. А ему было все равно, кому служить — лишь бы хорошо платили.
Так, уже в качестве агента гестапо, Рамо-Цвейг появился весной 1942 года в Швейцарии. Здесь в кругу дипломатов, журналистов и эмигрантов он выдавал себя за участника движения Сопротивления, сторонника генерала де Голля, а порой — даже за коммуниста. Нащупывая пути к людям из нашей группы, он рассказывал всякие легенды: как он-де ловко ускользнул от облавы гестапо в Париже и т. п., называл свою якобы конспиративную кличку — Аспирант.
Больше года живя в Швейцарии, Рамо не показывался мне на глаза и даже не звонил. Его хозяева, видимо, осторожно выжидали, прежде чем пойти с этой козырной карты. Теперь германская контрразведка решила нанести прямой, открытый удар.
И вот этот провокатор, гестаповский агент сидит у меня в кабинете и оживленно, беспечно болтает, прикидываясь «старым, хорошим другом по антифашистской интернациональной борьбе».
