Александр Петровский - Великий и Могучий
— Нормально, — одобрил Вокзал. — И мы лепиле тоже командировку выпишем. Не вопрос. Если это всё, то нам пора отваливать.
— Надо же собрать вещи, — попросил Борис Павлович.
— Не нужно. Чего понадобится, купишь по дороге. Денег я дам, хватит на всё. Потом Верховный Маг мне их вернёт. А если не вернёт… ну, сам понимаешь, Воронок. И ещё, Языкатый. У тебя тут бухло есть?
— Есть у меня спиртное. А что?
— А то! Выпей слегка. Чтоб глазки блестели и запах нужный был. Вы ж будете вчетвером пьяных изображать, типа этот Рогатый так ужрался, что сам идти не может, вот вы его и ведёте. В таких делах липовать нельзя!
— Он прав, — подтвердил полковник. — Чем достовернее, тем лучше.
Лебедев выпил немного коньяка, медик составил ему компанию, и вскоре они оба, попрощавшись с полковником и Воронцовыми, пошли вниз по лестнице, ведя с собой (а точнее, таща за собой) спящего Рогова, взявшись за него с двух сторон. Врач всё время пытался запеть «Владимирский централ», хотя из всей этой, с позволения сказать, песни он знал только два слова её названия, вместо остального он пел «на-на-на», постоянно сбивался и начинал сначала. Голос у него был на редкость противный, а слух отсутствовал вообще, тем не менее Лебедев благодаря коньяку не только всё это терпел, но даже пытался подпевать.
— Интересно, во сколько выльется вся эта операция в финансовом плане? — поинтересовался Павел. — Несправедливо как-то получается. Операция в интересах России, то есть от неё выигрывают около ста пятидесяти миллионов человек, а платим почему-то только мы с Ниной.
— А вы хотите, чтобы вместо вас платил Газпром?
— Да хоть кто-нибудь. Например, ваша контора.
— Со стороны ФСБ эта операция неофициальная, проводится по моей личной инициативе. Соответственно, она не финансируется.
— Могли бы сами некоторую сумму вложить.
— Нет, не мог, Павел Дмитриевич. У меня нет таких сумм. Я ведь мзды не беру.
— Уверены в этом, полковник?
— Ну, — Спицын ненадолго задумался, — по крайней мере, Родину не продаю. Так что откуда у меня возьмутся такие деньги?
— Зато тратите мало. Экономите.
— С чего вы это взяли? — удивился полковник. — Вовсе нет. Иной раз зайду в супермаркет, что-нибудь по мелочи куплю, а оказывается, вышло не по мелочи, а почти на всю зарплату.
— Ну, как это «с чего взял»? Вот Вокзалу вы позвонили не с мобильного, а через коммутатор вашей конторы. Если человеку жалко заплатить такую мелочь, как стоимость одного телефонного звонка, то кого ж ещё тогда назвать экономным, чтобы не употребить слово «скупердяй»?
— Не говорите глупостей! Я обратился в узел связи не потому, что не хотел тратить лишние деньги, а только потому, что не знал номера этого Робин Гуда.
— Как же тогда получилось, что он ваш номер знает, а вы его — нет? Он же вам звонил при мне.
Полковник выругался, ударил себя ладонью по лбу, затем выругался ещё раз, после чего достал свой телефон и посмотрел последние звонки.
— Он тоже мне звонил не напрямую, а через наш узел. Но его не должны были со мной соединять! Он же не мог знать пароля!
— Или его соединили без пароля, или пароль он всё-таки знал, — заявил Павел. — Таковы факты, от них никуда не денешься.
Спицын не стал с ним спорить, а вместо этого сам позвонил на узел связи областного управления ФСБ. Он представился, назвал пароль, затем потребовал, чтобы ему подробно объяснили, как получилось, что Вокзалу было оказано полное содействие. Объяснять никто не возжелал, однако полковнику предоставили возможность прослушать запись разговора уголовника с оператором. Когда запись закончилась, Спицын положил телефон в карман, затем снял галстук и тщательно вытер им пот со лба. Галстук быстро промок, и полковник зашвырнул его куда-то вверх по лестнице. После этого он поднял ошалелые глаза на Павла и Нину и сообщил:
— Я знал, что наше население деградирует, но даже представить не мог, что до такой степени! За подобные дела при Сталине всех бы расстреляли, не задумываясь, да и после него такое безнаказанным бы не осталось. Это же просто в голове не укладывается! Вокзал просит соединить его со мной, оператор ему отказывает, потому что не назван пароль, Вокзал спрашивает: «Какой ещё пароль?», и она ему непринуждённо так сообщает, какой! После чего он ей пароль называет, и она дальше считает этого бандита своим! Как же, он ведь пароль назвал! Ну вот объясните мне, как можно быть такой дурой?
— Это о каком пароле речь? — поинтересовалась Нина. — О том, который «эвкалипт»?
— А вам откуда известен наш пароль? — взвился полковник.
— Это всё магия. Вот вы в неё не верите, а она существует. И прекрасно при этом действует, как видите.
— Какая ещё, к чертям собачьим, магия?
— Северо-космическая, — пояснила Нина, глядя на полковника честным левым глазом (глядеть правым она пока не могла).
Спицын совладал с эмоциями, и как только это ему удалось, вспомнил, что называл пароль по телефону в присутствии магов, а значит, чудеса не происходили, задача имеет рациональное решение и совершенно незачем так нервничать.
— Я устал, раздражён сверх всякой меры, а вы мне тут лапшу на уши вешаете, голову разной ерундой морочите зачем-то!
— А почему вы раздражены? Вы же победили! Русский мир ведь спасён? Или ещё нет?
— Если и спасён, то без вашего участия! Более того! Если бы не вы, Рогов бы ничего не добился! Как от него и ожидалось! И мне не пришлось бы вмешиваться!
— Зато именно я уговорил Вокзала помочь, — напомнил Павел.
— Если бы вы, уважаемый Павел Дмитриевич, не сдали Рогову Лебедева, никому бы этот Вокзал вообще не понадобился!
— Полковник, вы так себя ведёте, как будто мы в чём-то виноваты, перед вами лично или перед страной. А ведь мы всего-навсего помогли офицеру российской спецслужбы. Причём в деле, которым ему официально поручено заниматься. В отличие от вас, между прочим! Да и помогли не совсем добровольно, если уж говорить начистоту!
— Формально вы правы, — признал Спицын. — Но фактически вы действовали во вред России, как и этот недоумок Рогов. Тем не менее, «Русский мир» действительно спасён. А значит, Россия имеет отличные шансы в ближайшее время не исчезнуть с мировой политической карты.
— Насколько я поняла, проект «Русский мир» направлен на расширение России, а не на избежание её распада, — отметила Нина. — Так что на шансы не исчезнуть он никоим образом не влияет.
— Да это одно и то же, как же вы не понимаете? — возразил ей полковник. — Россия всю свою историю или расширялась, или распадалась. Долго существовать в неизменных границах для нашей страны невозможно. Выбор весьма невелик: или экспансия, или распад. Третьего не дано. Так что атакуя сопредельные недогосударства, мы тем самым защищаем собственную целостность.
— А вы заметили, что «Русский мир» спасён не кем-нибудь, а всем известными в городе бандитами? — указал Павел.
— Тут нет ничего нового, — отмахнулся полковник. — Вспомните революцию и Гражданскую войну. Тогда Советская власть с кем только не заключала союзы. Бандит Мишка Япончик работал в одесской ЧК, бандит Лёня Пантелеев — в питерской, Махно и Котовский со своими бандами тоже активно привлекались к сотрудничеству. И это нормально. В критические моменты истории неважно, кто тебе оказывает помощь — хорошие дяди или плохие. Важна помощь как таковая. С бандитами можно будет разобраться позже, в более спокойные времена, что тогда и сделали сразу же, как только отпала нужда в этой сволочи. Так всегда было, уверен, что так всегда будет и дальше.
— Разве с Котовским разобрались? — усомнился Павел. — Он же, в отличие от остальных, как бы герой. В смысле, остался героем. Ну, в народной памяти.
— Конечно, разобрались, по-другому просто и быть-то не могло! Изучайте отечественную историю, Павел Дмитриевич, в ней можно найти очень много интересного. Например, того же Григория Ивановича Котовского в двадцать пятом году пристрелил, якобы случайно, некий весьма сомнительный тип по имени Мейер Зайдер. Его потом тоже убрали, а как же иначе? А что там осталось в народной памяти, на это, поверьте, серьёзным людям абсолютно наплевать.
— М-да… Спасибо за интересную лекцию, полковник, и… за всё остальное тоже. Без вас мы бы не смогли уладить дела с этим Роговым. До свидания! — Павел, прощаясь, протянул руку.
Его рука так и повисла в воздухе.
— Извините, Павел Дмитриевич, но руки я вам не подам. Ваша смерть противоречила интересам России, и поэтому вы живы. Но никаких добрых чувств у меня к вам нет. Я бы рад забыть ту нашу, весьма для меня неудачную, встречу, но перед каждым дождём переломанные тогда рёбра ноют, и я вынужденно вспоминаю досадный инцидент двадцатилетней давности. Так что, сами понимаете, никто не забыт и ничто не забыто.
— Вы же только что говорили об истории! А ведь Русь гибнет, когда русские ставят свои личные обиды и разногласия превыше всего, в том числе и интересов державы! Например, пришли татары, а мы из-за раздробленности не смогли выставить единую сильную армию. Вот они нас и поработили на триста лет.
