Дональд Гамильтон - Интриганы
Добавьте к этим главным недостаткам различные заводские дефекты новой машины, и вы поймете почему, когда мне пришло в голову, что я первый использую этот комплект, я не стал прогонять эту мысль. Когда я получил это чудо инженерной мысли Детройта, на счетчике было несколько тысяч миль пройденного расстояния. Но мои подозрения только усилились — это можно всегда устроить с помощью специалистов, которых мы держим под рукой. Очевидно, мой шеф потрудился проверить лодку и мотор — у меня не было с ними неприятностей, — но, видимо, принимал как должное, что новая машина должна быть хорошей, — это показывало, как много он знает о современных машинах. Что ж, приятно было осознавать, что Мак непогрешим не во всех областях.
Я бросил вещи в багажник и после непродолжительной борьбы с ключом зажигания, который блокировал рычаг переключения передач, рулевое колесо и сигналы, завел эту штуковину. До гостиницы было около мили. Это была привлекательная группа хаотично выстроенных невысоких зданий на красивом изгибе побережья необычайно эффектной бухты.
Я ненадолго зашел в свою комнату и быстро сменил рыболовный костюм на респектабельный вечерний. Потом прошел в холл (в гостинице не было бара как такового), нашел большое кресло у камина, который не горел по случаю поздней весны, и сделал живительный глоток мартини. Вскоре я почувствовал, что кто-то сел в кресло слева от меня. Я повернул голову. Это была та девушка с короткой стрижкой, которую я только что видел в швартовавшемся катере.
Отведя глаза, она сказала:
— Итак, мистер Хелм, вы не могли просто сказать спасибо, что вам удалось спастись. Вам обязательно надо было его утопить.
Глава 4
У гостиницы Посада Сан Карлос было замечательное расположение, комфортабельные комнаты, хорошая пища, отличное обслуживание и один маленький недостаток. В определенное время дня шум в холле и примыкающем к нему ресторане был почти невыносим из-за группы музыкантов с электроусилителями, которые чувствовали, что не отрабатывают свою зарплату, если большие окна, выходящие на море, не тряслись в рамах, а серебряная посуда не танцевала на скатертях. Между прочим, единственное, что не нужно любой мексиканской группе, — это усилители.
Сейчас они играли, и я понял, что мне можно кое-что сказать. Разговор — если ваш собеседник сидел близко к вам — был достаточно безопасным с точки зрения подслушивания.
С минуту я рассматривал девушку, потом пожал плечами:
— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы Эрик. Я Ники. Код — двойное отрицание. Я допил коктейль и отставил стакан.
— Двойное отрицание? Что это значит? Извините, Ники. Вы не к тому обратились. Меня зовут Мэттью.
— Армагеддон, — сказала она.
Я начал было подниматься, но, услышав пароль, снова погрузился в большое кресло и поднял палец, подзывая официанта.
— Еще мартини, пожалуйста, — прокричал я, перекрывая шум. — Что вы предпочитаете?
— “Маргариту”, если можно.
Моя предыдущая подруга считала “Маргариту” провинциальным туристическим напитком, но я лично ничего не имею против этого коктейля из кактусового сока, хотя он абсолютно непригоден для серьезного питья.
— И “Маргариту” для леди, пожалуйста, — прокричал я вслед официанту. Звуковые волны от группы ритмически перекатывались через меня. Я сконцентрировал внимание на девушке рядом со мной. Она была довольно хорошо сложена, с темными волосами, здоровый образец человеческого существа женского пола, делающий все, чтобы скрыть свою женственность. У нее была мальчишеская стрижка — или то, что считалось мальчишеской стрижкой до того, как все начали отращивать волосы. Длинные стройные ноги девушки плотно охватывали мужские брюки с молнией — пройдет еще немного времени, и женская эмансипация доберется до всего, даже до защитных щитков между ног.
Брюки были белые, хлопчатобумажные, слегка расширяющиеся книзу и довольно грязные. Кофточка в бело-голубую полоску тоже не блистала чистотой, так же, как и изношенные белые тапочки, не говоря уже о видимой части ее лодыжек. У нее явно не было лифчика под кофтой. Эта молодая леди не носила его вовсе не из-за отсутствия обычных выпуклостей, а потому, что ей было на это наплевать. А если наплевать ей, то кого это должно волновать?
Словом, она была своеобразным продуктом телевизионных рекламных роликов, хотя возненавидела бы любого, кто бы это сказал. Но если достаточно тупые телемагнаты тратили миллионы долларов на безвкусную отвратительную рекламу, говорящую детям, что надо быть чистым и сексуальным (конечно, пользуясь продуктом А), те, кто поумней и поершистей, вынужденно делали вывод, что единственный разумный ответ — это быть грязным и бесполым.
Однако ее нельзя было назвать некрасивой. Молодое тело приятно округлялось под неряшливым пиратским костюмом. С загорелого, слегка курносого лица на меня смотрела пара ясных серых глаз. Густые темные брови совершенно не были выщипаны, губы лишены помады. Да, это был вполне неплохой рот, достаточно большой и потенциально чувствительный, но сейчас скорее твердый и осуждающий. Я смотрел, как она потягивала “Маргариту”, чудесным образом появившуюся в руках официанта, пока я пробовал мартини.
— Вы не дали мне условного отзыва, — сказала девушка.
— Геттердэммерунг, — произнес я небрежно. — Он к старости становится занудным, как день страшного суда, не так ли?
— О, он не так уж стар, — как бы защищаясь, быстро ответила Ники. Неужели она думала, что я стараюсь заставить ее выдать себя?
— Итак, шифр — двойное отрицание.
— Да, что бы это ни значило.
— Если бы вам полагалось знать, что это означает, он бы вам сказал, — незнание девушкой смысла шифра фактически было предупреждением, что этой молодой леди во время работы не следовало слишком доверять; в любую исходящую от нее информацию должны быть внесены определенные поправки, прежде чем она станет руководством к действию.
— Как его называют? — спросил я.
— Я же дала вам пароль. Что вы еще хотите?
— Как мы его называем? — терпеливо переспросил я. Прежде чем работать с ней, было важно узнать, насколько она в курсе наших дел.
— В конторе он известен как Мак. Я не знаю почему.
— Никто не знает. Может быть, это его имя.
— Никто там не знает его настоящего имени.
— Правильно. Где находится ранчо?
— Что?
— Ранчо, милая. Место, куда мы ездим разглаживать морщины после тяжелого задания. Где оно?
— Западнее Туссона, в Аризоне.
— Что находится за столом?
— Кресло, конечно. О, и окно. Широкое окно.
— Давно я работаю на него?
— Да, несколько лет назад вы какое-то время не участвовали в делах, потом вернулись. Вы один из его основных людей.
— Ба, спасибо, — воскликнул я. — Когда вы говорите это, я чувствую, что одна из моих основных ног соскальзывает в могилу.
— Мак вам очень доверяет, мистер Хелм.
— И вы задаете себе вопрос — почему? — я ухмыльнулся, когда она промолчала. — Что я делал, когда не работал на него?
— Вы были фотографом и журналистом.
— Женат?
— Один раз. Трое детей — два мальчика и девочка. Ваша бывшая жена вновь вышла замуж и живет с детьми на ранчо в Неваде. Старший мальчик учится в колледже где-то на Западном побережье. Думаю, что в UCLA.
Я не знал этого. В нашем деле лучше держаться подальше от людей, которых любишь, иначе кому-нибудь придет в голову замечательная мысль использовать их в игре.
— Ты хорошо справилась с домашним заданием, — похвалил я девушку. — Если ты Ники, когда я Эрик, то кто ты, когда я Мэттью Хелм?
— Марта Борден. Могу я считать, что допрос закончен, мистер Хелм?
— Пока да.
— Вы очень подозрительный. И злой. Вам не было нужды убивать того человека.
— Правильно, — согласился я. — Не надо было. Он мог бы прожить долгую, счастливую, полезную жизнь. У него было право выбора. Он решил стрелять в меня.
— А вы сбросили его за борт, утащили лодку и оставили тонуть.
Я мрачно взглянул на нее. Наверное, мне не дано их избежать. Только избавившись от одной, находившей тонкие различия между птицей и птицей, я встретил другую, которая делала тонкие различия между убийством и убийством: застрелить, очевидно, было нормально, а утопить — ужасно. Или, возможно, неудачно стрелять морально приемлемо, а удачно топить — нет.
— Бедняга, — вздохнул я. — Если бы только ему удалось проделать во мне дырку при помощи симпатичного семимиллиметрового “магнума”, никто бы не тронул и волоска на его милой головке. Я обливаюсь слезами. Однако полагаю, ты проделала долгий путь до Мексики не для того, чтобы посочувствовать неудачливому убийце?
Губы, незнакомые с помадой, затвердели.
— Мистер Хелм, то, что в вас стреляли, еще не дает вам права...
Мне надоела эта комедия.
