Джон Ле Карре - Маленький городок в Германии
– Поразительно, до чего некоторые просто обожают металл. – Погруженный в свои мысли, он бросил замечание в сторону Микки Краббе, неряшливого мужчины с водянистыми глазами, вечно страдавшего от похмелья. Краббе как раз медленно поднимался по лестнице, одной рукой прочно вцепившись в перила, втянув голову в плечи, словно опасался чего-то. – Вот о чем я напрочь забыл. Про кровь я бы вспомнил, а о стали забыл.
– Верно, – пробормотал Краббе, – так и есть. – И его голос звучал так же уныло, как уныло выглядела разбитая жизнь этого человека.
У него преждевременно не состарились пока только волосы. Маленькую голову Краббе украшала густая темная шевелюра. Похоже, алкоголь служил для нее прекрасным удобрением.
– Спортивные состязания! – воскликнул вдруг Краббе, сделав непредвиденную остановку на лестнице. – Чертов шатер до сих пор не натянули.
– Еще натянут, – добродушно заверил коллегу де Лиль. – Его задержал в пути крестьянский бунт.
– С противоположной стороны дорога пуста, как церковь в будний день, треклятые гунны, – вяло добавил Краббе как будто на прощание и продолжил безрадостное движение к месту своего назначения.
Неторопливо следуя за ним по коридору, де Лиль открывал одну дверь за другой, заглядывал внутрь, либо приветствуя обитателей кабинетов, либо просто окликая по имени, пока не добрался до кабинета начальника канцелярии, в дверь которой он сначала громко постучал и лишь потом открыл, чтобы заглянуть.
– Все в сборе, Роули, – сказал он. – Ждут только вас.
– Уже иду.
– Послушайте, вы случайно не позаимствовали у меня электрический обогреватель? Ну, знаете, эдак мимоходом, сами не заметив. Он как сквозь землю провалился.
– К счастью, я не клептоман.
– Людвиг Зибкрон просит встретиться с ним в четыре часа, – негромко добавил де Лиль. – У него в Министерстве внутренних дел. Зачем понадобилась встреча, не объясняет. Я попытался на него нажать, но он взбеленился. Сказал только, что хочет обсудить организацию нашей системы безопасности.
– С нашей системой безопасности все в полном порядке. Мы говорили с ним об этом всего неделю назад. К тому же он ужинает у меня во вторник. Не представляю, о чем еще нам беседовать. Полиция вокруг и так кишмя кишит. Я не позволю ему превращать посольство в крепость.
Он говорил просто, но уверенно. Скорее тоном ученого, но с вкраплениями военных ноток. В его голосе таилась потенциальная мощь. Это был голос человека, умевшего хранить секреты и отстаивать свою независимость. Голос, чуть склонный к протяжности, намеренно сокращаемой с помощью рубленых фраз.
Зайдя в комнату, де Лиль закрыл дверь и запер на задвижку.
– Как насчет прошлой ночи? Все в порядке?
– Более или менее. Можете прочитать отчет, если хотите. Медоуз составил его для посла.
– Думаю, Зибкрон звонил по этому поводу.
– В мои обязанности не входит обо всем докладывать Зибкрону. Да я бы не стал, если бы и входило. Понятия не имею, почему он позвонил так рано и для чего ему нужна встреча. Вы всегда обладали более живым воображением, чем я.
– Так или иначе, я принял приглашение. Мне это показалось разумным.
– В котором часу нас вызывают на ковер?
– В четыре. Он пришлет собственный транспорт.
Брэдфилд недовольно нахмурился.
– Его беспокоит ситуация с дорожными заторами. Он посчитал, что эскорт облегчит и ускорит наше передвижение, – пояснил де Лиль.
– Понятно. А я-то подумал, он хочет дать нам возможность сэкономить бензин.
Этой шуткой оба насладились в полной тишине.
Глава 2. «Я слышал по телефону, как они вопили…»
Ежедневное совещание в канцелярии посольства в Бонне обычно начинается в десять часов. К этому времени все успевают вскрыть почту, просмотреть поступившие телеграммы и свежие номера немецких газет, а кто-то, возможно, и слегка подлечиться после утомительных общественных обязанностей, выполненных накануне вечером. В качестве принятого ритуала де Лиль часто любил начинать с утренней молитвы даже в кругу посольских агностиков: это никого не вдохновляло и уж тем более не наставляло на путь истинный, зато задавало рабочему дню необходимый ритм, окончательно разгоняло сон и пробуждало инерцию совместной корпоративной активности. В былые времена по субботам одетые в твид добровольцы близкой к отставке возрастной категории собирались, чтобы вернуть себе утраченную общность интересов и забытое умение отдыхать не поодиночке. Теперь с этим было покончено. Субботы воспринимались на одинаковых для всех кризисных условиях, и на них распространялась дисциплина обычного рабочего дня.
В зал входили по очереди, неизменно начиная с де Лиля. Те, кто привык приветствовать друг друга, так и поступали, а остальные молча занимали места в расставленных полукругом креслах – либо продолжая просматривать пачки разноцветных бланков телеграмм, либо рассеянно глядя в окно. Утренний туман постепенно рассеивался, но черные облака сгущались над железобетонным задним крылом посольского здания, и антенны на плоской крыше вырисовывались подобием сюрреалистических деревьев на фоне уже иной темноты.
– Не слишком доброе предзнаменование для занятий спортом, я бы сказал, – подал голос Микки Краббе, но поскольку в канцелярии он не обладал ни авторитетом, ни достаточно высоким положением, никто не удостоил его реплику ответом.
Сидя за стальным рабочим столом лицом к входящим, Брэдфилд не уделял прибытию сотрудников никакого внимания. Он принадлежал к той старой школе государственных служащих, которые даже читали с помощью авторучки, поскольку ее перо плавно скользило одновременно с глазами от строчки к строчке, чтобы в любой момент задержаться для внесения правки или дополнения.
– Может кто-нибудь мне подсказать, – спросил он, не поднимая головы, – как переводится на английский Geltungsbedürfnis?
– Это значит «желание проявить себя», – предложил вариант де Лиль, наблюдая, как кончик пера поднялся, нанес убийственный укол и поднялся снова.
– Очень точное определение. Что ж, не пора ли нам начинать?
Дженни Паргитер занимала должность советника по вопросам информации и была единственной женщиной среди присутствовавших в конференц-зале. Читала она агрессивно, словно ее слова вступали в противоречие с общепринятой точкой зрения, и читала с некоторой безнадежностью, втайне считая, что никто не примет на веру информацию, полученную от женщины. Пусть это и были рядовые сообщения прессы.
– Помимо заварухи, устроенной фермерами, Роули, основная новость – это вчерашний инцидент в Кёльне, когда студенты-демонстранты с помощью рабочих сталелитейного завода Круппа перевернули автомобиль американского посла.
– Пустой автомобиль американского посла. В этом, знаете ли, заключается существенная разница. – Брэдфилд бегло записал что-то на чистом краю одной из телеграмм.
Сидевший вдалеке у самых дверей Микки Краббе по ошибке решил, что начальник так шутит, и нервно рассмеялся.
– Они также напали на пожилого мужчину, приковали его к ограде на привокзальной площади, наголо обрили ему голову, а на шею повесили табличку с надписью «Я срывал лозунги Движения». Правда, как говорят, он пострадал не слишком серьезно.
– Говорят?
– Утверждают определенно.
– Питер, ты отвечал за ночную рассылку телеграмм. Мы сможем увидеть копию той, которую послал, верно?
– Да. Я вкратце привел в ней основные выводы.
– Какие именно?
Де Лиль был, конечно, готов к вопросу.
– Что союз между бунтующими студентами и Движением Карфельда быстро укрепляется. Что порочный круг остается замкнутым: беспорядки провоцируют безработицу, а безработица ведет к новым беспорядкам. Хальбах – студенческий лидер – провел большую часть вчерашнего дня, совещаясь за закрытыми дверями с Карфельдом. Они заварили эту кашу совместно.
– И тот же Хальбах, если не ошибаюсь, в январе возглавлял антибританскую демонстрацию в Брюсселе? Он еще швырнул комок грязи в Халидэй-Прайда?
– Это тоже отмечено в телеграмме.
– Продолжайте, Дженни, будьте любезны.
– Большинство крупнейших газет опубликовали комментарии.
– Приведите только краткие примеры.
– «Нойе рурцайтунг» и связанные с ней издания сделали основной упор на молодости демонстрантов. Журналисты настаивают, что это не чернорубашечники и не хулиганы, а обычные молодые немцы, крайне разочарованные деятельностью властей Бонна.
– А кто ею не разочарован? – пробормотал де Лиль.
– Спасибо за ремарку, Питер, – сказал Брэдфилд без тени благодарности в голосе, но Дженни Паргитер без особой на то причины покраснела.
– И «Вельт», и «Франкфуртер альгемайне» проводят параллели с недавними событиями в Англии, особо выделяя протесты против войны во Вьетнаме в Лондоне, расовые столкновения в Бирмингеме и выступления членов ассоциации домовладельцев и квартиросъемщиков против обеспечения жильем цветных. Обе газеты отмечают возрастающее отчуждение избирателей к правительствам как в Англии, так и в Германии. Проблема начинается с налогов, пишет «Франкфуртер». Если налогоплательщику приходит в голову, что его деньги расходуются неразумно, он и свой голос считает потраченным зря. Они называют это «новой инерцией».
