Юрий Абожин - Конец карьеры
— Вы не знаете, кто этот человек в сером костюме?
— Нет. Здесь многие пьют. А на старых я не заглядываюсь.
Николай направился по улице, где накануне гулял с Ольгой. Шел и думал о человеке в сером костюме. Это он его рассматривал. Но почему? Откуда он его знает? Он отвлекся от своих мыслей, услышав за спиной знакомый бас:
— А-а, вон тот тип. Подождите, я сейчас.
Николай оглянулся и увидел Ивана Козлова. В стороне стояли несколько парней с небрежно прилепленными к губам сигаретами. Он продолжал идти, не сбавляя и не прибавляя шага. Козлов догнал его и пошел рядом.
— Слушай, друг…
— Я вашим другом никогда не был.
— Ну вот что, старлей. Отстань от этой девушки… От Оли.
— Что, она просила?
— Не она просила, а я говорю.
— Я могу сказать вам то же самое, но в более вежливой форме.
Иван шагнул вперед и заглянул в лицо Николаю.
— Ты шутник, малый.
— Я говорю серьезно.
— Да ты видишь, с кем ты говоришь? — загремел Иван так, что прохожие с удивлением оглядывались.
— Не слепой.
— А ты знаешь, что мне во всем городе никто слова против не говорил?
— Я здесь недавно. Не приходилось слышать.
— Так вот я тебе говорю.
— А что вы, собственно, кричите? — не выдержал Николай. — Вы что с луны свалились? Или вас трамваем в детстве стукнуло?
Иван не нашелся сразу, что ответить. Этот тип еще таким тоном говорит ему, Козлову! Он оглянулся, не слышат ли ребята, как «подрывают» его авторитет. Те шли поодаль. Он сбавил голос и сказал:
— Ну вот что, ты смелый парень, но заруби себе на носу, если еще раз увижу с Олей — прихлопну, как муху. Понял?
— Что-то мне кажется, вы еще никого не прихлопывали, кроме этих самых мух. И то языком.
Иван понял, что офицера он не запугал и встречаться они будут. Ну ладно, сам он его, конечно, прихлопывать не будет, но ребята взбучку ему устроят.
— В общем, считайте, что я предупредил, — неожиданно для себя Иван перешел на вы. — Потом чтобы разговоров не было.
— Вот потом и будут разговоры.
Иван отстал, поджидая ребят. Они шли, о чем-то весело переговариваясь. Запугать офицера он не смог, это его бесило.
— Что скалитесь?
— Да мы ничего, Ваня. Что ты?
— Знаете только водку жрать. Нет, чтобы подмогли…
— Мы хоть сейчас. Что помочь?
Но помогать еще было не в чем, и Иван молча повернул назад. За ним повернули и ребята.
Поднимаясь вверх по склону к своему дому, метрах в двухстах впереди Зубенко увидел человека в морской форме. Тот тоже поднимался наверх. Николай, прибавив шаг, стал нагонять его.
Предатель
Самолет приземлился на аэродроме недалеко от города Майами штата Флорида. По укатанному асфальтированному шоссе Зонова привезли в одноэтажный серый особняк и оставили одного. Началась новая жизнь. Жизнь ли? Зонов растянулся на кровати и задумался о прошлом. Вспомнил службу, товарищей, Стефана… Поездки в почтовом вагоне, деньги… А ведь все могло быть по-другому.
Международный экспресс Прага-Берлин подходил к последней перед границей остановке.
«Пора», — подумал солдат, сидевший у окна в последнем вагоне. Он достал из кармана небольшой пакетик и высыпал его содержимое в бутылку с минеральной водой. Потом он прошел во вторую половину вагона и разбудил отдыхавшего сержанта Никитина — старшего по вагону, вернулся и снова сел на свое место. За окном мелькали домики полустанков, веселые просвечивающие перелески. Никитин прошел к столику и сел напротив солдата.
— Где едем, Зонов?
— К границе подъезжаем, — равнодушно отозвался тот.
Никитин зевнул, потянулся к бутылке. Зонов продолжал смотреть в окно. Сержант с удовольствием вылил воду.
— Отличная водичка. Так и шибает в нос.
Солдат не откликнулся. Никитин достал сигарету, закурил и, облокотившись на столик, стал смотреть в окно. Вдруг голова его стала клониться, клониться, и он опустил ее на руки. Зонов выждал немного, взял из руки сержанта дымившуюся сигарету и выбросил ее за окно. Потом поднялся, толкнул Никитина — тот крепко спал. Взял его под руки и унес во вторую половину вагона. Там уложил на полку и прикрыл шинелью. Не хотел заработать, пусть отдыхает.
Поезд подошел к станции и остановился. Когда он снова тронулся, из тамбура вошел человек с двумя чемоданами. Был он высок ростом, плечист, с черной щеточкой подстриженных усов. Чех по национальности, подданный ФРГ, он отлично владел русским языком.
— Как сержант? — спросил он.
— Заснул.
— Раньше, чем часика через два не проснется.
— А если проснется? — с тревогой спросил солдат.
— Нет! От этого порошка быстро не очухается. Ну, куда ты меня денешь?
Зонов открыл ящик, в котором зимой держал уголь.
— Сюда вот только…
Стефан — так звали чеха — без слов забрался в ящик и пристроился в углу. Леонид закрыл крышку, над нею повесил свою шинель. Чемоданы спрятал под полку.
На пограничной станции в вагон вошли два таможенника-чеха. Они бегло осмотрели вагон и спросили:
— Все в порядке?
— Так точно! — бойко ответил солдат и подал журнал осмотра.
Офицеры расписались и ушли. Через несколько минут поезд пересек границу. Стефан вылез из ящика, привел себя в порядок и умылся в туалете.
— Ну вот, теперь все о’кэй, как говорят американцы, — заметил он, расчесывая волосы. — Больше было разговоров. Что там сержант, похрапывает?
— Спит.
— Через часок проснется.
На следующей же остановке Стефан расплатился с Леонидом и с чемоданами вышел из вагона. Солдат пересчитал полученные деньги и выругался:
— Ах ты, скотина! Надул, подлец. Ну подожди, я тебе припомню.
Чех вместо обещанных двух тысяч марок заплатил только тысячу триста. Догонять его уже не имело смысла, поезд дал отправление.
Проснулся Никитин и вышел к солдату, сидевшему все на том же месте.
— Граница скоро?
— Скоро час, как проехали.
— Час, как проехали? — удивился сержант. — Я что, опять заснул? Как осмотр?
— Все в порядке, раз едем дальше. А поспать ты мастер.
Никитин сел за столик, у него что-то побаливала голова и в теле ощущалась какая-то слабость.
— Просквозило меня, что ли? Голова какая-то ненормальная. Ты можешь пойти отдохнуть.
Леонид забрался на верхнюю полку и заложил руки под голову. Со Стефаном, как ему казалось, он познакомился случайно. Однажды, когда поезд тронулся с одной из остановок, он услышал в тамбуре вагона какой-то шум. Он побежал туда и увидел мужчину и двух девушек.
— Вы почему здесь оказались? — напустился на них Леонид. — Вы же видите, что это спецвагон.
В вагоне перевозили советскую корреспонденцию, и посторонних здесь быть не должно. Это грубейшее нарушение инструкции. И Зонов испугался, что, если об этом узнают, ему не сдобровать. Мужчина, видимо, чех по национальности, прижав руку к сердцу, стал горячо объяснять на чистом русском языке:
— Простите, пожалуйста. Нам ничего не оставалось делать. К поезду опоздали и свой вагон догнать не смогли, а ваш последний в составе. Видите, это же девушки. У нас билеты в четвертый вагон, нам всего две остановки.
Девушки с мольбой смотрели на солдата, и он смягчился. Две остановки еще туда-сюда. Он разрешил:
— Ладно, входите.
Случайные попутчики вошли в вагон. Мужчина извиняюще улыбался, топорща подстриженные черные усики.
— Простите, товарищ… Мы никогда не сомневались, что русские человечны. Меня зовут Стефан. Я очень рад познакомиться с вами, — мужчина протянул руку и еще раз назвался: — Стефан. А эти милые девушки — мои попутчицы. Они присоединяют свою благодарность к моей.
Девушки, по-видимому, не знали русского языка, Они сидели молча и застенчиво улыбались. Обе молодые, симпатичные. Зонов поглядывал на их обтянутые капроновым чулком колени, торчавшие из-под коротеньких юбочек.
Услышав разговор во второй половине вагона, Никитин вышел и напустился на Леонида.
— Это что? Кто их пустил? Ты знаешь, что за это будет? Это же грубейшее нарушение инструкции. Как ты смел! Я же на тебя полагаюсь…
— Не кричи. Они сами заскочили. Не выкидывать же их на ходу. А ехать им две остановки.
— Какое мне дело, кому сколько ехать. В вагоне не должно быть посторонних, и ты это прекрасно знаешь.
— Ну выбрасывай их, если хочешь.
Мужчина и девушки смотрели на сержанта. Стефан порывался что-то сказать, но не осмеливался перебить Никитина.
— Выбрасывай! Тебя же поставили на охрану. На следующей остановке чтобы вышли.
— Да, да, — отозвался Стефан. — Мы сойдем. Мы не знали, что причинили вам неприятность. Мы приносим извинения за случившееся, но солдат здесь не виноват. Мы были в безвыходном положении, и девушки просто не смогли догнать свой вагон. Мы сейчас выйдем.