Чингиз Абдуллаев - Символы распада
— Я думал, вы специалист в области ядерной физики, — улыбнулся Финкель. — Здесь многие офицеры ФСБ бывшие выпускники технических вузов.
— Нет. Я ничего не понимаю в ваших делах. Я дилетант настолько, что могу не отличить ЯЗОРД от обычного автомобильного мотора.
Финкель рассмеялся.
— Это действительно интересно, — сказал он. — Впрочем, вам это и не обязательно. Зато вы умеете очень неплохо разбираться в людях. Это тоже талант, который дается с рождения.
— Мне просто повезло, — признался Дронго, — стечение обстоятельств, некоторые догадки, некоторые факты. Если бы дети не нашли погибшего водителя, мне бы никто не разрешил продолжить расследование до конца. Чистое везение. Так иногда случается.
— Когда вы будете в Москве, заходите ко мне домой, — вдруг предложил Финкель, — я тоже живу один. Дети и внуки навещают меня, но иногда и у меня возникает некая потребность в общении. Мне кажется, у нас мог бы получиться интересный диалог, как вы считаете?
— Спасибо. — Дронго был тронут предложением старого ученого. — Знаете, вы чем-то напоминаете мне моего отца.
— Он жив?
— Да. И ему много лет, уже за семьдесят. Мы с ним очень дружим.
— Это прекрасно, — сказал, вставая, Финкель. — Дай Бог ему здоровья. И не забудьте о моем предложении. Вот моя визитная карточка.
Он ушел, а у Дронго еще долго сохранялось хорошее настроение. Ночью он заснул и видел во сне родителей. А рано утром они вылетели в Москву, и он сидел рядом с убийцей Волновым. Когда вертолеты долетели до аэропорта, где у них была первая пересадка, Дронго спросил у Волнова:
— Сколько лет супруге Суровцева?
— Не знаю, кажется, двадцать пять. А почему вы спрашиваете?
— Просто так. Странно, что она в столь юном возрасте уже мыслит столь безнравственными категориями.
Волнов усмехнулся. Теперь на руках у него были наручники. Он наклонился к Дронго и тихо прошептал:
— А вы моралист, да? Никогда не спали с чужой женой? И никогда не поступали против совести?
— Спал, — честно признался Дронго, — и не всегда поступал по совести. Но никогда никого не предавал. И не убивал. Во всяком случае, невиновных людей.
— Кто невиновный? — разозлился Волнов. — Эти двое молодых ублюдков, которые согласны были за деньги продать ядерное оружие, подставить тысячи других людей? Или этот Сиротин, который знал, для чего нужна защита от ЯЗОРДа, не мог не знать, но все равно разрабатывал для нас защиту. Кто из них невиновный? Может, они больше виноваты, чем я. Они ведь знали, как можно применить это оружие.
— А Мукашевич, которого вы хладнокровно зарезали в кустарнике? А жена Сиротина, которую убили ваши люди? Они-то в чем были виноваты? В чем виноваты их дети, внуки? Не нужно изображать из себя ангела возмездия. Вы убийца, Волнов, обыкновенный убийца. И предатель.
Подполковник отвернулся и пошел к самолету. Дронго направился следом. К нему подошел Машков.
— О чем вы спорили с этим подлецом?
— Я все время думаю о жене погибшего Суровцева. Какая чудовищная изощренность. Продумать все так, чтобы подставить собственного мужа, чтобы убить отца своего ребенка. Вам не кажется, что здесь есть нечто гениальное?
— В каком смысле?
— Она гениальная злодейка. Ведь совсем молодая женщина, ей двадцать пять лет. И такое сознание. Мне будет ужасно интересно с ней поговорить.
— Вы что, коллекционируете такие типы людей?
— Нет, я их изучаю. Должен был произойти какой-то внутренний сдвиг у этой молодой женщины, если она продумала все в таких подробностях. Идемте к самолету, мы опаздываем.
Они поспешили к самолету. Следующая пересадка была через полтора часа. Вечером, в семь часов, они прилетели в Москву. Волнова увезли в изолятор ФСБ, а Дронго поехал домой. На прощание он выслушал прочувствованную речь генерала Земскова и пообещал утром приехать. Он сильно устал, и слова генерала почти не доходили до его сознания.
Москва. 14 августа
Хромой Дима приехал ровно через час, как и обещал Законник. К этому времени Сергей Хорьков уже успел переодеться и принял гостя в своем кабинете. Он знал, что этот внешне малоприметный, хромой и нелюдимый седой человек был организатором многих громких преступлений в городе. У него были хорошие связи, и многие киллеры выполняли его заказы, доверяя ему быть посредником между ними и заказчиками.
— Здорово, — сказал Хорьков, когда гость вошел к нему в кабинет. — Сколько лет тебя знаю, а ты не меняешься.
— А чего мне меняться? — спросил гость, усаживаясь на диван без приглашения. — Нога все та же, голова тоже. Я уже поменялся один раз двадцать лет назад. С тех пор так и хожу.
— Что будешь пить? Коньяк?
— Ты же знаешь, не люблю заморскую выпивку. Я, кроме водки, ничего не пью.
— Какую хочешь?
— Никакой. Ты ведь по делу меня позвал, вот и говори. А пить я буду на свои деньги, которые ты мне сегодня заплатишь.
— Ишь ты, какой догадливый, — усмехнулся Хорьков, — с чего ты взял?
— А у тебя всегда так. Когда срочно зовешь, значит, случилось что-то важное. Ну, говори, зачем позвал.
— Мне нужны два человека, — сразу сказал Хорьков. — Дело есть, важное дело, но сложное.
— Понятно. Почему двое?
— Трудное дело. И чтобы один из них знал английский язык. Или итальянский, или французский, все равно.
— Тебе, значит, нужны интеллигентные киллеры, — усмехнулся хромой Дима. — Опять куда-то пошлем? Зачем со знанием языка? Чтобы пришить человека, язык не обязателен, а у меня есть толковые специалисты. Только вот сложность бывает с оружием. Но ребята уже умеют и ее решать.
— Нет. Мне нужен со знанием языков. Мочить будем не нашего, — деловито сообщил Хорьков.
— Иностранец, что ли? — недоверчиво спросил Дима. — Чего тебя на них потянуло?
— Это мое дело. Сумеешь найти двоих ребят?
— Поищу. Когда нужны?
— Сегодня.
— Это трудно. Но завтра найти смогу.
— Тогда не позже, чем завтра. Двоих ребят, и обеспечишь их оружием. У тебя ведь хорошие связи в Германии остались?
— Там да. Нужно будет в Германию лететь?
— Нет. Но пусть они получат оружие в Германии и летят дальше, во Францию. Или в Италию, я скажу куда. Их все равно там проверять не будут.
— В Италии будут, — сказал Дима, ~ я точно знаю. Шенгенская зона Италию не включает.
— Уже, — усмехнулся Хорьков, — уже с Италией. Отстаешь от жизни, Дима, стареть начинаешь. У меня в Италии вилла, я точно знаю.
— У меня там виллы нет, — рассудительно ответил Дима. — Ладно, — кивнул он, — я найду двоих ребятишек, которые толково знают языки. У меня есть на примете одна пара. Сколько заплатишь?
— Как обычно. Двадцать пять им и столько же тебе.
— Нет. Пятьдесят им и столько же мне.
— Почему так дорого?
— За знание языков, — явно издеваясь, сказал Дима. — У нас ведь виллы нету. Нам ее еще заработать нужно.
— Хорошо, — кивнул Хорьков, — — черт с тобой. Получишь сколько просишь.
Он открыл ящик стола, достал пять пачек долларов и положил их на стол.
— Бери, — сказал он, кивая на деньги, — но чтобы завтра у меня были твои люди.
— Будут, — уверенно ответил Дима, — только ты нам адресок точный дай. И имя. Чтобы ребята ничего не перепутали.
— За такие бабки они могут и сами найти адресок, — зло заметил Хорьков.
В комнату вошла Маша. Она была в длинном черном шелковом халате. Было заметно, что под халатом у нее ничего нет. Она прошла к столу, увидев на нем деньги. Дима встал с дивана, хромая, подошел, забрал пачки и, не считая, положил их в небольшую сумочку, которую держал в руках.
— Давай имя и адрес, — сказал он, — я им все передам.
— Ты же сказал, завтра, — удивился Хорьков.
— Это когда ты один сидел. А когда вас двое… — показал на женщину Дима. — Ты ведь знаешь мои правила. Никому и никогда не верить.
— Хам, — громко сказала женщина, — наглый хам.
— Напрасно ругаешься, — миролюбиво заметил Дима. — Если бы не мои принципы, ты бы сейчас в Бутырке сидела.
— Гнида, — она отвернулась.
— Хорошо, — согласился Хорьков. Он достал из ящика стола визитную карточку Ревелли. — Вот его телефоны и адреса. В Риме и в Париже. Запомнишь или перепишешь?
— Может, карточку подаришь?
— Не подарю, — угрюмо ответил Хорьков. — Я не меньше твоего никому не верю.
Он увидел одобрение на лице Маши, которая кивнула ему головой. Дима понял, что попал в собственную ловушку.
— Давай перепишу, — хрипло предложил он, — потом сам сожгу.
— Бери, — протянул визитную карточку Хорьков, — только не забудь потом бумажку выбросить.
Дима усмехнулся, взял ручку, бумагу и старательно переписал все незнакомые буквы и цифры на бумагу. Внимательно сравнил. Потом удовлетворенно кивнул головой, убирая бумагу.
— Срок какой? — спросил он у хозяина дома.
— Чем раньше, тем лучше, — быстро ответил Хорьков, — но чтобы без дураков. Сам проверь. Чтобы наверняка, без промаха.
