Сергей Донской - Если завтра не наступит
– Стой! Остановитесь, вы! Заберите меня отсюда!
Водитель продолжал мчаться прямо на нее. За миг до неминуемого удара Вероника зажмурилась и стиснула зубы. Больше она ничего не успела сделать.
Гуд бай, Америка, о!
Чем больше приближался Бондарь к дому Гванидзе, тем сосредоточеннее и неразговорчивее он становился. Он не имел права на промах. Задача, поставленная перед ним начальником оперативного отдела, оставалась невыполненной и в принципе не могла быть выполнена так, как виделось это на Лубянке. Роднин ни разу не позвонил Бондарю, полагая, что тот справился с делами и неплохо проводит время, предпочитая нежиться на ласковом солнышке, вместо того чтобы спешить в слякотную столицу. Представить себе лицо полковника, которого поставили в известность о задержке подчиненного, было несложно. Тирады, произнесенные им по этому поводу, тоже не являлись для Бондаря тайной. Наверняка Роднин ругался на чем свет стоит. Еще бы, решение принималось без него! Мистер Кайт из ЦРУ связался с руководством ФСБ и заявил, что капитан оперативного отдела Управления контрразведывательных операций господин Бондарь изволят задерживаться.
Роднин, понятное дело, взбеленился. Ведь он даже не подозревает, в какое осиное гнездо угодил подчиненный. Американские спецы и грузинские жандармы действуют заодно, желая всеми правдами и неправдами выгородить бывшего полевого командира чеченских боевиков. Причина Бондарю была неизвестна, да он и не стремился пролить свет на сию темную историю. В его распоряжении оставались сутки, от силы двое.
На карту было поставлено все. Как говорится, или гой еси, добрый молодец, или хрен соси, красна девица.
Бросив задумчивый взгляд на спутницу, Бондарь поинтересовался:
– Что собираешься говорить шефу, если он позвонит?
– Не позвоньит, – беспечно ответила Лиззи.
– Откуда такая уверенность?
– Бэттэри… Эккьюмюлятор…
– Аккумулятор?
– Да. Он мертвый, Женя.
– Ты его разрядила? – восхитился Бондарь.
– Это льючше, чем лгать, – улыбнулась Лиззи.
Тут бы поощрительно потрепать ее по взъерошенным ветром волосам или даже отечески чмокнуть в щечку, но осуществить не удалось ни первое, ни второе. Из кустов на дорогу вывалилось странное существо, внешнему виду которого позавидовало бы любое огородное пугало.
Такие попутчики были Бондарю не нужны. Да и вообще в его планы не входило общение с какими-либо чучелами. Не сбавляя скорости, он ехал вперед, рассчитывая, что в последний момент человеческая фигура отпрыгнет в сторону. Этого не произошло. Чумазая физиономия чучела выражала решимость умереть, но не уступить дорогу. Попытка обогнуть его на полном ходу могла закончиться трагически. Выругавшись, Бондарь затормозил.
Чучело упало грудью на капот, хватаясь грязными руками за «дворники» и причитая:
– Возьмите меня, возьмите меня! Я Вероника Зинчук!
– Кто это? – спросила потрясенная Лиззи.
Бондарь, приготовившийся обложить чучело матом, присмотрелся и присвистнул:
– Сдается мне, перед нами действительно Вероника Зинчук собственной персоной.
– Кто она такая? – неприязненно осведомилась американка.
– Эстрадная певичка.
– Вы знакомы?
– Я – только заочно, – буркнул Бондарь. – Впусти-ка ее, Лиззи.
– Она очьень грьязная, твоя пьевица, – процедила американка.
Наткнувшись на устремленный ей в переносицу взгляд, она неохотно подчинилась. Через несколько секунд лохматое существо в мужской одежде плюхнулось на заднее сиденье «Рено» и повторило:
– Я Вероника Зинчук. Меня насильно удерживали в плену. Я сбежала. Помогите мне добраться хотя бы до Тбилиси, я вас отблагодарю, клянусь!
– А вином вас тоже поили насильно? – спросил Бондарь, принюхавшись. Убедившись, что от женщины, представившейся певицей, попахивает не только перегаром, но и общей запущенностью, он опустил боковое стекло до самого низа.
– В Тбилиси! – воскликнула Вероника.
– Мы едьем в другой сторона, – заявила Лиззи, у которой неожиданно прорезался совершенно чудовищный акцент.
– Погоди, – остановил ее Бондарь, продолжая разглядывать незнакомку.
Похоже, она не была сумасшедшей или самозванкой. На него смотрела крайне измотанная, осунувшаяся, одичавшая и прилично подвыпившая Вероника Зинчук, сомнений в этом не оставалось. Опасаясь, что ее вот-вот вышвырнут на дорогу, она сбивчиво заговорила, стараясь донести до слушателей весь трагизм своего положения.
62Как только прозвучало имя Давида Гванидзе, Бондарь сунул в рот сигарету и не вынимал ее до конца исповеди, забыв о зажигалке, которую крутил в пальцах.
Он опомнился, когда Вероника дошла до своих блужданий по лесу, выхватил флягу, к которой намеревалась приложиться певица, выбросил в окно, прикурил, выпустил струю дыма и пробормотал:
– С этой минуты и до самой Москвы у вас начинается трезвый образ жизни.
– Вы поможете мне добраться до Москвы? – воскликнула Вероника, вцепившись обеими руками в растянутый ворот свитера. – Господи, как же мне повезло! Да я на вас молиться готова!
– Не выйдет, – сказал Бондарь. – Лично я представляться вам не намерен, а безадресные молитвы не имеют смысла. Где ваш паспорт?
– В кармане. – Вероника похлопала себя по ляжке. – В то проклятое утро, когда я отправилась гулять по Тбилиси…
– Пьяная, – вставила Лиззи, не оборачиваясь. – Absolutely drunk.
– …когда я отправилась гулять по Тбилиси, паспорт был при мне. Убегая из дома Гванидзе, я первым делом забрала его.
– Тот адвокат, которого убил ваш опекун, он как выглядел? – поинтересовался Бондарь.
– А как может выглядеть человек, у которого срезали кожу с лица? – криво усмехнулась Вероника. – Ни словом сказать, ни пером описать.
– Волосы седые, но крашеные, так?
– Да. В рыжий цвет.
– Костюм голубой, из тонкой ткани?
– Ага, – подтвердила Вероника, – стильный такой костюмчик. А еще бородка – он бородку носил, тоже крашеную.
– Бородки я не заметил, – признался Бондарь, – хотя что-то такое припоминаю. На шее у трупа была растительность.
– Вы видели труп?
– Да. В могиле, принадлежащей другому человеку.
– О ком вы говорьите? – вмешалась Лиззи, нервная интонация которой выдавала наличие не только профессионального интереса, но и ревности.
– О бедняге Пигалице, – ответил Бондарь, выбрасывая обугленный фильтр, оставшийся от сигареты.
– Его фамилия Падалица, – поправила Виктория.
– Неважно. Важно, что адвоката прикончил тот самый Давид Гванидзе, о смерти которого так складно врал твой шеф. – Бондарь взглянул в глаза Лиззи. – Как тебе нравится новость о том, что ЦРУ покрывает садистов… я бы даже сказал: серийных маньяков, целомудренно именуемых бойцами сопротивления?
– Никак не нравьица, – призналась американка. – Мне вообщье не нравьица эта история. Знаешь, Женя, я еще утром думала оставить службу. Тепьерь мой решение окончательен.
– Поздравляю, – серьезно произнес Бондарь, после чего вновь сосредоточил внимание на Веронике Зинчук.
Нахохлившись на заднем сиденье, певица жадно курила предложенную ей сигарету и постепенно хмелела все сильнее, разомлев в тепле автомобильного салона. Ее глаза были осоловевшими, а движения – неверными. Тем не менее она еще не потеряла способности адекватно отвечать на вопросы Бондаря.
Через пять минут он выяснил все, что хотел. Гванидзе грозился возвратиться домой вечером или ночью, привезя партию оружия. Позже должны подтянуться скрывающиеся в Грузии чеченские боевики. Таким образом, план дальнейших действий был чрезвычайно прост… пока дело не дошло до его выполнения.
Лиззи, неожиданно вспомнившая, что Бондарь интересовался, есть ли у нее пистолет, с тревогой посмотрела на него:
– Что ты собираешься дьелать?
– Давай поговорим о том, что собираешься делать ты, – мягко предложил он.
– Я поеду с тобой.
– Это невозможно.
– Почьему?
– Потому что лично я дальше пойду пешком, – ответил Бондарь, задумчиво почесывая шрам на подбородке.
– It's dangerous! – вырвалось у Лиззи. – Это опасно.
– Обычная прогулка. До конечного пункта назначения каких-то два километра.
– Ты знаешь, что я иметь в виду!
– Я знаю, что в мире попахивает грандиозным скандалом, – уклончиво произнес Бондарь. – Это все, что мне точно известно на настоящий момент. Будь умницей, Лиззи. Не заставляй себя упрашивать. – Его палец ласково скользнул по лицу американки, повторяя очертания ее скулы, щеки и подбородка. – Пришла пора расставаться, так всегда бывает. Но, как сказал поэт, предназначенное расставанье обещает встречу впереди.
Она упрямо помотала головой:
– Я ухожу из Си-Ай-Эй из-за тебя. Мое право быть рядом.
– Это право осуществится в Москве, – гнул свою линию Бондарь. – Ты вылетишь туда уже сегодня, вместе с ней. – Он обернулся, чтобы кивнуть на оцепеневшую Веронику Зинчук. – Расходы я возмещу.
